Зато, что сказать о ненасытном Н. Огневе, которому всех пожаров оказалось мало, и он в придачу пороховые погреба взорвал?!
Посетители приходили часто и помногу, они иногда окружали стол комиссии густым кольцом и оглашали воздух нестройными жалобами, доводя суету до такой степени, что член комиссии с бычьей шеей начинал сморкаться, как верблюд, а другой, в синих галифе, вспыльчивый, в раздражении лазил в задним карман, где у него шесть лет назад, в гражданскую войну, был револьвер.
Посетители перебивали друг друга.
— К чему эти разговоры о пожарах и взрывах? Ведь ничего подобного на самом деле нет!
— И не бывает! Не может быть!
— Какие там белогвардейцы?! Какие иностранные шпионы?! Литераторам нашим делать нечего, вот и мерещатся им разные ужасы! Только зря нас беспокоят.
Обыватели не на шутку сердились. Среди них были представители разных людских категорий и групп. Стояли посреди комнаты и стучали о землю палками черного дерева с резными набалдашниками упитанные коммерсанты. Нервничали солидные спецы в технических фуражках и с портфелями. Визжали бледные девушки студенческого вида. Волновались партийные работники, некогда подвижные и громокипящие, а ныне обросшие квартирами, мягкой мебелью, толстыми мещанистыми женами, роялями и канарейками.
Все они уже давно обрели вкус к жизни мирной и безмятежной, не восколеблемой никакими настоящими потрясениями. Спецы тихо полнели, рыхло сидя над планами заготовки китового уса на ближайшие пятьдесят лет. Бледные девушки отказывались от всяких потрясений, кроме квартирных склок и абортов. Разленившиеся советские работники допускали жизненные сюрпризы только в виде адресов в кожаных папках от подчиненных. И всем им была невыносима самая мысль о событиях резких и необычных, могущих нарушить их уже налаженный затвердевающий покой.
Председатель комиссии, веселый и добродушный, сначала слушал все жалобы и брюзжания безропотно. Но понемногу и он стал выходить из себя. Медленно накапливалось его нетерпение, и, наконец, прорвалось. Он незаметно для себя встал, начал громко отвечать собравшимся, и громадные, не по росту, очки его запрыгали на переносице, и голос его, басистый, с хрипотцой голос молодого, но видавшего виды и покричавшего на своем веку человека гремел на всю комнату.
— Так вы, уважаемые граждане и товарищи, недовольны? Вам причинили беспокойство? Вас потревожили? Нарушили ваш покой! Вы, можно сказать, только расположились отдыхать, только кругом вас затихли ветерки, замолкли птичек хоры и прилегли стада… а в это время вас ерошат какими-то там пожарами, взрывами, злыми кознями международного капитала, всем тем, о чем вы успели забыть, что вы вспоминать не хотите? И, главное, — кто! Безответственные литераторы, советские сочинители, всяческие Бабели и Либединские грозят покушениями, иностранной террористической техникой и прочей ерундой.
В самом деле, стоит ли время терять на разговоры о взрывах и пожарах, если есть у вас настоящие заботы — о мебели, о налогах, о поездках на курорт!
Но если вы не хотите верить литературным выдумщикам, если до вас не дошла искренняя и чуткая тревога этих всегда неспокойных людей — теперь пусть вас обухом по голове бьют газеты!
Из телеграмм и правительственных сообщений, — от них нельзя вам спрятать голову под подушку, как от писательского вымысла! — Из газетных твердых строк вы не знаете разве, что рано еще почивать на лаврах беспечности трудящемуся в Советской стране?! Рано думать, что уже отшумели великие грозы революции, что уже совсем потухли большие пожары! Тянется к нам враг, настойчивыми, длинными, цепкими, умелыми своими руками подбирается он к каждому заводу, к каждому дому.
Живого Струка и живого человека в прорезиненном пальто с рубцом на правом ухе — физически не было и нет, как нет и не существуете физически вы, капризные, омещанившиеся, разленившиеся, распустившиеся, в-носу-ковыряющие жители выдуманного города Златогорска. Всего этого нет. Но есть четкие, жгущие слова советской власти о том, что есть, что не выдумано, что грозит без всяких вымыслов:
«Одновременно в разных местах Союза обнаружены поджоги фабрик, заводов, военных складов. Были обнаружены отдельные случаи порчи фабрично-заводского оборудования, при чем обследование устанавливает сознательную злую волю… Совершенно очевидно, что правительство Великобритании, быстрым темпом ведущее подготовку войны против СССР, всеми мерами и всеми средствами стремится нарушить мирный труд рабочих и крестьян нашего государства!»
— Вы видите? Значит — Струка нет, но он может появиться в любом городе, в любую минуту, если мы будем зевать над безопасностью и спокойствием в нашей стране! Вам, может быть, казалась странной, ненужной, излишней глава в романе, где Александр Аросев рассказывал о загадочном путешественнике с паспортом голландца Струка на финляндской границе? Это был художественный вымысел. А разве сегодня не говорит сама жизнь словами официальной сводки о капитане британской королевской авиации Сиднее Георге Рейльи, нелегально перешедшем финляндскую границу нашей страны с фальшивым паспортом на имя купца Штейнберга?! Рядом с вымыслом — настоящие факты, от которых нельзя вам отвернуться!
— И писатели в журналах, и телеграммы в газетах зовут не к панике, — позор тому, кто теряет голову и пускается по волнам трусливых сплетен и слухов! Но каждый из вас, если он не Струк, должен запомнить и спокойно, без паники, исполнить обращенные к нему слова:
«Правительство призывает все трудящееся население Союза ответить на бешеные усилия врагов рабочего класса и крестьянства повышением трудовой активности и исключительным сплочением своих рядов.
«Правительство призывает всех честных тружеников страны к еще более энергичной работе по строительству социализма и к еще более энергичной работе по укреплению обороноспособности страны.
«Правительство обращается к рабочему классу с призывом охранять фабрики, заводы, склады, станции, охранять все то, что выстроено и создано трудящимися, одержавшими в нашей стране победу над помещиками и капиталистами».
— Где же основания к мещанской спячке? Где причины к ленивому отрицанию самой возможности новых нападений и вмешательств в мирную, спокойную жизнь нашей страны?!
Председатель оглядел все сборище, немножко остыл, почти про себя улыбнулся, и добавил уже совсем простым, деловым тоном:
— Объявляю работу ликвидационной комиссии по роману «Большие пожары» законченной. Всех героев романа, а равно население города Златогорска считаю распущенными. Самый Златогорск, за минованием надобности, упраздняю. Продолжение событий — читайте в газетах, ищите в жизни! Не отрывайтесь от нее! Не спите! «Большие пожары» позади, великие пожары — впереди.
МИХАИЛ КОЛЬЦОВ
Конец романа «Большие пожары».
Перепечатка воспрещается.
Александр Степанович Грин (Александр Степанович Гриневский, 1880–1932) — русский писатель, поэт. Сборник рассказов «Шапка-невидимка» (1908) и др.; повести «Остров Рено» (1909), «Алые паруса» (1923), «Серый автомобиль» (1925) и др.; романы «Блистающий мир» (1924), «Золотая цепь» (1925), «Бегущая по волнам» (1928), «Джесси и Моргиана» (1929), «Дорога никуда» (1930), «Недотрога» (незаконч.).
Лев Вениаминович Никулин (Лев Владимирович Ольконицкий) (1891–1967) — русский писатель и журналист. Один из основателей журнала «Иностранная литература». «14 месяцев в Афганистане» (1923), «Никаких случайностей» (1924), «Время, пространство, движение» (1933), «России верные сыны» (1950), «Московские зори» (1954—57), «Мертвая зыбь» (1965), «Люди русского искусства» (1947), «Федор Шаляпин» (1954), «Чехов, Бунин и Куприн» (1960), мемуары «Люди и странствия. Воспоминания» (1962).
Алексей Иванович Свирский (1865–1942) — русский писатель. Сборники рассказов и очерков «Ростовские трущобы» (1893), «В стенах тюрьмы» (1894), «Погибшие люди» (1898), «На родине» (1902), «Вечные странники» (1905), «Еврейские рассказы» (1909), «Дети улицы» (1909); повести «Преступник» (1900), «Рыжик. Приключения маленького бродяги» (1901), «Записки рабочего» (1906), «Чёрные люди» (1908), автобиографическая книга «История моей жизни» (1940).
Сергей Федорович Буданцев (1896–1940?) — русский прозаик и поэт. Романы «Мятеж» (др. название «Командарм», 1922), «Саранча» (1927); книги «Японская дуэль» (1927), «Повесть о страдании ума» (1929) и др. Репрессирован; погиб в заключении. Реабилитирован посмертно.
