Фамилию комбата он произнес медленно, почти по складам и вопросительно посмотрел на молчавшего полковника. Тот часто закивал, словно подтверждая: да, товарищ генерал, у Мельникова. Еще некоторое время они стояли молча, обдумывая происшедшее, затем Павлов тряхнул головой и сказал решительно:
— Придется ехать самому.
Полковник вышел.
Павлов повернулся к окну, где на заснеженных ветвях клена по-прежнему ярко горели мелкие блестки солнца. Но они уже не радовали глаз. Лицо генерала посерело, сделалось озабоченным. Одевшись, он поехал обедать.
Четырехлетняя Иринка ждала отца с нетерпением. Едва он переступил порог, послышался восторженный детский голосок:
— Ой, папа пришел, папа! А где мои лыжи?
Павлов через силу улыбнулся, взял маленькую лыжницу на руки:
— Знаешь что, доченька, давай пообедаем, а потом и дела наши обсудим. Хорошо?
Иринка радостно тряхнула черными как смоль косичками и выскользнула из отцовских рук.
За обедом Павлов старался ничем не выдавать своего внутреннего беспокойства, но внимательная Серафима Тарасовна все-таки заметила. Она подняла на мужа ласковые глаза:
— Кирюша, чепе какое-нибудь?
— Да, — тихо ответил Павлов.
Серафима Тарасовна умолкла, опустив голову. Никогда в подобных случаях она не проявляла любопытства, считала, если муж не рассказывает о случившемся, значит, знать это ей не обязательно. Жены других офицеров иногда упрекали ее: «Серафима Тарасовна, как же вы не знаете? Да вы первой должны быть в курсе событий». Она лишь улыбалась и старалась перевести разговор на другую тему.
Серафима Тарасовна преподавала в восьмых классах местной средней школы математику. И там, откуда привез ее Кирилл Макарович, она тоже учительствовала до самого последнего дня. Помимо того, вела кружок математиков-любителей при гарнизонном клубе, и консультировала офицеров-заочников военных академий. Когда же переехали сюда, твердо решили, что теперь вполне хватит для нее одной средней школы, потому что нужно уделить побольше внимания маленькой Иринке. Но не прошло и месяца, как это семейное решение было нарушено. Вечером, придя со службы, Кирилл Макарович сообщил жене, что в гарнизоне создаются курсы для солдат, желающих после службы поехать в институты.
— Это очень хорошо, — сказала Серафима Тарасовна.
— Хорошо-то хорошо, — вздохнул Кирилл Макарович. — Да педагога по математике никак не подберем. Задержка получается.
Поняв намек мужа, Серафима Тарасовна улыбнулась:
— Ты говори уж, Кирюша, прямо. Соглашусь ведь все равно.
— Да вот видишь, придется... Только Иринку жалко: скучать будет.
— Не беспокойся. Я уж постараюсь...
Своих детей у Павловых не было. Долго жили они вдвоем, потом решили взять ребенка из детского дома. Много раз ходила туда Серафима Тарасовна, присматриваясь к детям. Однажды пошли вместе. Павлов заглянул в комнату к малышам. Стоявшая с куклой черноволосая девочка потянулась к Кириллу Макаровичу. Он взял ее на руки да так и не расстался больше.
Родители девочки погибли при каком-то большом пожаре. Она их не помнила и потому очень быстро привыкла к новой семье.
Маленькая Иринка принесла Павловым большую радость. Квартира наполнилась неумолчным детским щебетом, звонким смехом. Всюду появились мячи, куклы, разные смешные рисунки.
Здесь, на новом месте, никто из окружающих не знал, что Иринка не родная дочь Павловым. Женщины иногда спрашивали Серафиму Тарасовну:
— Слушайте, на кого она похожа у вас? Отец русый, мать тоже не черная?
Однако выведать семейную тайну никому не удавалось.
Особенную привязанность девочка питала к Кириллу Макаровичу, и он очень дорожил этим. Сегодня, сидя за столом, говорил ей:
— Ну, Ириша, готовься. Увезут тебя лыжи в тридевятое царство, в тридесятое государство.
— И не вернут обратно, — смеясь заметила Серафима Тарасовна.
— Нет, вернут, — со всей серьезностью сказала девочка, упрямо поджав розовые губки.
— Вернут, вернут, — успокоил ее Кирилл Макарович и погладил по головке. — А приедет домой наша Иришка снежной королевой. Сам Дед-Мороз будет сидеть за кучера. Рукавицы у него большие, белые, за спиной мешок с подарками.
Глазенки девочки округлились, заблестели.
— Выйдем мы с матерью встречать, — продолжал Кирилл Макарович, — и удивимся: кто это приехал?..
На письменном столе зазвонил телефон. Павлов подошел, взял трубку. Послышался голос Жогина. Полковник докладывал о том, что ефрейтор Груздев найден.
— Где? — спросил генерал.
— В Чигирях, в хате сидел.
— А что с Мельниковым? Это верно?..
— Так точно, товарищ генерал. Отстранил я его. Здесь замкомандующего, ему все известно.
— Ладно, я сейчас выезжаю.
Опустив трубку, Павлов долго стоял в глубокой задумчивости: «Да, история... Неужели я ошибался в Мельникове? Неужели в действительности... Нет, гадать бессмысленно. Надо проверить на месте».
Возвращаясь к обеденному столу, он встретил настороженный взгляд Иринки. Она, видимо, уловила смысл отцовского разговора и теперь не понимала, что же будет с лыжами. Чтобы успокоить дочь, Кирилл Макарович сказал серьезным тоном:
— Эх, а шурупы-то для лыж я и забыл. Как же теперь быть? Ехать, немедленно ехать надо!
Девочка нахмурилась.
— Ты не горюй, Ириша, — продолжал отец. — Я разыщу шурупы. Никто их не возьмет. Вот увидишь.
Поцеловав дочь, он вышел в коридорчик одеваться. Подошла Серафима Тарасовна, спросила тихо:
— Когда ждать?
— Завтра, — ответил Павлов и, обняв жену за плечи, сильно прижался щекой к ее туго заплетенным косам.
Павлов застал Жогина в штабе полка. Протянув руку, спросил без горячности:
— Где замкомандующего?
— Отдыхает в гостинице. Приказал передать, чтобы вы зашли к нему.
— Ясно. Ну, что у вас тут стряслось?
— Опять Мельников накуролесил, — ответил полковник, не скрывая возмущения. — Превратил солдат в охотников, заставил их за волками гоняться.
— Это что же, в учебное время?
— В том-то и дело, товарищ генерал. Весь батальон вывел на облаву. Удивительное легкомыслие.
— Непонятно мне.
Павлов снял папаху, расстегнул шинель и присел на стул. Жогин сел рядом и начал рассказывать. Комдив слушал внимательно, чуть заметно постукивая пальцами по краю стола. Полковник нервничал, часто моргал, и губы его вздрагивали, как при ознобе.
— А вы-то знали о подготовке к этой облаве? — спросил Павлов.
— Я? Нет, не знал. То есть, я знал, что батальон выходит на учения, утверждал план. Был разговор и о волках. Но учения превращать в облаву?.. Это возмутительно. Тут произошло то же, что со стрельбами, уверяю вас. От Мельникова всего ожидать можно, товарищ генерал.
— А зачем ожидать? Когда знаешь людей, знаешь их мысли, дела... А людей мы с вами обязаны знать. Так ведь? — Павлов посмотрел на часы и поднялся со стула: — Ну, я поеду в гостиницу.
Ликов встретил Павлова сердито. Не застегивая кителя, встал посредине комнаты, сказал:
— Что же творится у вас, генерал? Какое-то охотничье общество вместо батальона. Недостает еще рыболовецкой артели. Этот Мельников подведет вас под монастырь. Откуда у него такое мальчишество?
Павлов пожал плечами.
— Трудно сказать. Я не замечал в нем этого. Наоборот, он все время казался мне серьезным, думающим человеком.
— Думающим, — усмехнулся Ликов. — Вот он и придумал вам охоту вместо учебы. И как это Жогин проморгал? Такой опытный, требовательный командир.
Стараясь быстрей разобраться в происшедшем, Павлов спросил:
— Позвольте узнать, товарищ генерал, решение Жогина о Мельникове вы утвердили?
Ликов задумался, заглянул комдиву в лицо:
— Утвердить недолго. Вы разберитесь во всем подробно, пока я здесь, и доложите свое мнение.
— Понятно, — сказал Павлов и, не теряя времени, отправился в батальон.
Первым долгом он встретился с Мельниковым. Лицо подполковника осунулось, плечи ссутулились. Павлов подумал сочувственно: «Что стало с человеком. Будто тяжелую болезнь перенес».
— Товарищ генерал, — тихо заговорил Мельников. — Ведь никакого срыва учений...
— Подождите, — остановил его Павлов. — Давайте по порядку.
Они сели за стол. Павлов тщательно изучил план ночного марша, проследил по карте, где наступал батальон, где располагались охотничьи засады. Потом побеседовал со Степшиным, Нечаевым, Буяновым, Крайновым.
Когда Павлов собирался уходить, появился Григоренко.
— Прошу, товарищ генерал, выслушать меня, как самого активного участника охоты.
— Знаю, знаю. Ну что ж, присаживайтесь.
Григоренко рассказал комдиву историю с письмом Фархетдинова и то, как он получил распоряжение от Жогина помочь колхозникам в борьбе с волками.
— Помочь-то помочь, — задумчиво сказал Павлов, — но как? Разве Жогин приказывал делать это в учебное время?
— Нет. Но я считаю...
