— Как вам не стыдно! — воскликнул он и тронутый, и оскорбленный. — Ведь есть и другой выход. Честный, достойный… Вы хотели заняться стенографией, научиться работать на машинке…
— Где учиться? В Москве я посещала курсы стенографии, дошла до сорока слов в минуту, и мы уехали… Да и… учиться надо много, а что это даст?
— Самостоятельность. Главное, самостоятельность. А потом вы добьетесь большего… Всего, чего хотите.
Девушка сидела, обхватив руками колени и положив на них голову. Он не видел ее лица; он видел лишь ее волосы, по которым пробегали золотистые отблески погасавшего костра.
— Нетта! — тихо окликнул Степан. — Это вечер откровенности, да? — (Она не ответила.) Он сказал: — Мне кажется, сегодняшний разговор стал возможен лишь потому, что мы хотим сохранить наши отношения, хотим, чтобы они крепли… Иначе мы не искали бы согласия. Ведь так, Нетта? Мы должны найти общие мысли и желания… Вы хотите этого, как я?
В ответ он услышал лишь вздох, едва слышный и прерывистый.
Этот вздох, это молчание наполнили его сердце счастьем и нежностью. Еще немного — и он погасил бы своей грудью костер, чтобы дотянуться губами до ее руки. Не сказав ни слова, Нетта встала и медленно направилась к ялику.
Под килем ялика журчала вода, и вокруг вёсел клубился синий огонь морского свечения. Круглые облака и широкие спирали холодного огня уходили в глубину, возвращались, угасали за кормой ялика. Зачерпнув воды рукой, Нетта разглядывала крохотные зеленые искры, метавшиеся на ладони.
— У меня сохранились лекции стенографических курсов, — вдруг проговорила она. — Попробую заниматься самостоятельно. Заставлю папу диктовать мне хоть час в день. Буду писать и самостоятельно, списывать из книг, из газет… И попробуйте только отрывать меня от работы, звонить, таскать по бухтам!
— Я исчезну с вашего горизонта, — выдавил Степан.
Она выплеснула воду с ладони ему в лицо.
— И даже не догадались предложить мне помощь! — упрекнула она. — Вы тоже могли бы стать моим диктовальщиком. Мы занимались бы вместе.
— С величайшей охотой! — сразу воскрес он.
По дороге от пристани к дому он, задумчивый и счастливый, старался понять, охватить все, что было сказано и достигнуто в этот вечер. Понять было трудно, почти невозможно, так как острое ощущение счастья, наполнявшее его, путало мысли, нетерпеливо увлекало мечту дальше, гораздо дальше того, что было дано ему сегодня. Он и боялся этой мечты, и оправдывал ее невольно, бессознательно. Лишь огонек костра разделял их сегодня. Степан теперь знал, Степан был уверен, что нужен Нетте, что она идет к нему и не хочет его потерять. Еще немного — и он запел бы на тихой Северной улице, мирно спавшей за деревянными ставнями.
Окно Марусиной мазанки светилось; к удивлению Степана, было освещено окно в его комнате. «Мама в моей комнате», — подумал Степан. Нет, в его комнате, сидя за столом, читал Мишук.
— Вот хорошо! — Степан хлопнул его по спине. — А мама спит? Поужинаем вместе, идет?
— Да ну тебя! Есть мне время с тобой… — сердито закрыл книгу Мишук. — Марусю сейчас до госпиталя веду… На дежурство… Дал мне нагрузку, спасибо!
— О какой нагрузке разговор?
— О такой!.. Думаешь, свободно ей сейчас ночью ходить? Витька Капитанаки грозился, что Маруся его финки не минует. Деваха боится нос из дома показать. Вот и возись с нею!
— Верь Виктору… Болтовня.
— Болтовня? Нет, врешь!.. По-портовому очень просто полагается в таком деле финкой рассчитываться. Тебе, конечно, все равно… Бегаешь с буржуйкой своей, и больше тебя ничего не касается… Ухажер!
— Во-первых, она не буржуйка, и нечего глупости плести, а во-вторых… Словом, отправляйся к себе припухать под яликом! Марусю провожать буду я.
Он сказал это без задней мысли и только сейчас по выражению лица Мишука понял, что воркотня Мишука была притворной и что он вовсе не намерен поступаться своей нагрузкой.
— Ладно… И без тебя обойдусь, — пробурчал Мишук.
— Нет, товарищ Тихомиров, так и сделаем, — с серьезным видом настаивал Степан. — Спасибо тебе за то, что ты меня пристыдил. С удовольствием буду провожать Марусю. Кстати, я давно ее не видел.
Мишук был пойман, разоблачен, раскрыт. Он смотрел на Степана, понемногу краснея, расплываясь в улыбке, смущенный и счастливый. Вдруг он облапил Степана своими ручищами и повалил его, смеющегося, на кровать.
— Лежи! — приказал Мишук. — Только встань!.. Попробуй!
Со двора в открытое окно послышалось:
— Миша! Идешь?
Бесшумно, с невероятной быстротой и легкостью Мишук выпрыгнул в окно. Маруся, свидетельница этого прыжка, ахнула: «Ой, скаженный, ноги поломаешь», — и засмеялась.
Начались прекрасные дни в жизни Степана — дивные дни, которые непременно даются каждому человеку и, незабываемые, сопровождают его своим теплом, своими песнями всю жизнь, пока бьется сердце, пока теплится самая последняя искра памяти и сознания.
После разговора у костра между Степаном и Неттой установился тот молчаливый мир, когда обоим кажется, что все трудное, опасное осталось позади и путь к счастью лежит прямой и светлый. Они продолжали бродяжничать, чаще всего на ялике, и жадно смотрели на мир вместе, просолившиеся от частых купаний, похудевшие, то шумливые, крикливые, затевающие в воде шумные морские баталии в вихре брызг, то беспричинно молчаливые, боящиеся взглянуть друг на друга.
Чего только не находили они на берегу бухт, среди круглых камней и ворохов водорослей, в которых кувыркались морские блохи! Иногда это был скелет дельфина, выброшенного на берег штормом и расклеванного птицами, иногда следы кораблекрушений и морских драм, оставшиеся неизвестными берегу, — например, полуистлевшая и дважды простреленная матросская бескозырка с обрывком георгиевской ленточки. Не сговариваясь, они погребли ее на пригорке под камнями. Нетта ушла в степь, вернулась с охапкой красных маков и положила ее на камни…
Некоторые бухты были запретными, таинственными. Однажды их остановил морской патруль: молодой командир береговой обороны с галуном на рукаве кителя и два краснофлотца с винтовками.
Посмотрев документы Степана, командир взял под козырек.
— Простите, но здесь нельзя находиться, — вежливо сказал он и едва слышно добавил: — Мало ли других уютных бухточек…
Краснофлотцы, здоровые парни с коричневыми лицами, смотрели на Нетту. Красивая женщина, встреченная в пустынном месте, — это всегда событие, происшествие. Охваченный неосознанным желанием защитить Нетту от их настойчивых глаз, Степан двумя гребками выбросил ялик из бухты. Только теперь он увидел тяжелые железные двери, глубоко врезанные в прибрежные скалы и казавшиеся древнее гранита.
— Вероятно, это пороховые склады, — догадался он.
— Да, — рассеянно ответила она, чувствуя спиной взгляд патрульных, и поправила волосы.
Открытия следовали одно за другим. Степан и Нетта даже не подозревали о существовании корабельного кладбища в отдаленной бухте. Сторож-инвалид, живший на берегу в лачуге, встретил посетителей по-стариковски ласково и радушно и за серебряный полтинник разрешил им осмотреть корабли, потерявшие навсегда право покидать берег. Два устаревших крейсера и несколько миноносцев-угольщиков стояли, пришвартованные ржавыми стальными тросами к стволам орудий, забетонированных в расселинах скал. Неожиданные посетители корабельного кладбища обошли крейсер по железной палубе, очищенной от деревянного настила. Люди забрали с корабля и всю медяшку, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Корабль, запорошенный хлопьями пожухлой шаровой краски, отвалившейся от железа вместе со ржавчиной, был печален.
— Как вы думаете, здесь есть привидения? — спросила Нетта. — И крысы? Пусть лучше привидения, чем крысы.
— Привидения, конечно, есть, — ответил Степан. — Они сходятся по ночам в кают-компании и лихо забивают козла. А крыс нет. Что им делать в мире призраков?
— Продолжим исследование.
Овальная железная дверь кормовой надстройки, криво повисшая на одной петле, со скрежетом пропустила их в помещение вахтенного пункта. От раскаленных железных переборок несло сухим жаром, солнце, проникшее в эту глухую коробку через круглые иллюминаторы, прорезало полусумрак золотым столбом, слепившим глаза. Тем гуще показалась темнота в квадратном люке наклонного трапа.
— Если мы спустимся по этому трапу, мы, вероятно, попадем в офицерские каюты и в салон капитана, — предположил Степан.
— Навестим призраков, — согласилась она. — Зажгите спичку — и вперед!
Они очутились в узком коридоре с обрывками линолеума на железной палубе. Коридор уходил направо и налево в промозглую неподвижную темноту. Теперь квадрат люка над головой казался синим, словно залитым водой.
