— Кто-нибудь бы взял нас с собой, — так, для себя, чтобы излить тоску, сказал Урьюн. Он знал, что охотники и рыбаки уходят на ночь и никто не отпустит ребят с ними.
Илья Вениаминович вдруг повернул к ребятам, присел рядом на траву. Некоторое время он молчал, глядя, как остроносые лодки взбуравили тихую гладь и резво мчались вверх и вниз по реке, оставляя за собой длинные вспененные буруны. Учитель как бы между прочим сказал:
— Поедем по Тыми.
— Как «поедем»? — Урьюн резко повернул голову — его едва не повалило на спину.
— А так, сядем в лодки и поедем. Ведь пора заняться «живым уголком».
Колка и Урьюн вприпрыжку помчались на спортплощадку.
— Ура! Ура! Ура! — орал Урьюн.
Ребята прервали игру.
— Что с ним? — насторожились одни.
— Рехнулся, что ли? — предположили другие.
— Эй, ты! Можмо потише? — негромко, но твёрдо сказал Пахтун, изготовившийся было послать баскетбольный мяч в корзину.
А Урьюн уже скакал по баскетбольной площадке. Левую руку он держал согнутой у груди, словно держал уздечку, а правой хлестал сзади, словно по крупу оленя. Обуреваемый радостью, он натыкался на ребят, сбивал их.
— Ура! Ура! Ура! Кто хочет в поход, за мно-о-ой!
В субботу после полудня, когда закончились занятия, ребята собрались на берегу. Они осмотрели лодки, починили, где требовалось, и опустили на воду.
Осень на Сахалине приходит с запозданием. Конец августа и весь сентябрь — на Сахалине самое прекрасное время: уже и не лето вроде бы, но ещё и нет холодов. Стоят тёплые, безветренные, солнечные дни. И вокруг так просторно! Леса оглашаются звонкими криками — это по сопкам и распадкам устремляются ягодники: за голубицей, черёмухой, шиповником, брусникой.
По берегам Тыми густо теснится ивняк. А дальше, за ивняком, возвышается тайга, сумрачная и тайная. Столетние лиственницы в три-четыре обхвата. Пламенеют желтеющие берёзы и уже красная, как языки таёжного костра, рябина.
Дождей давно нет, и воды в реке немного, течение несильное. Когда пойдут осенние дожди, Тымь вздуется, разольётся широко. А сейчас она спокойная — будто сама природа хочет, чтобы ребята хорошо попутешествовали.
Лодки идут против течения. А вокруг тяжело плещутся рыбины. Они ракетообразные и сильные, выскакивают из воды, плюхаются и снова упорно борются с течением и расстоянием. Кета устремилась в верховья реки на нерест.
Вёсла поскрипывают в уключинах, словно жалуясь на усталость. Но ребята держатся бодро. Правда, у Колки ладони горели: попалось неудачное весло — ручка неотёсанная.
К закату лодки вошли в устье тихой речушки и пристали к невысокому травянистому берегу. Ребята наперегонки спрыгнули на берег — им хотелось тут же в лес. Им не терпелось поставить ловушки, попытать охотничье счастье. Но Илья Вениаминович распорядился:
— Значит, так, ребята. Одна група с Николаем Лезграновичем идёт ставить ловушки на белок, бурундуков, кедровок, соек и синиц. Другая останется со мной. За ними: палатки, дрова, рыба на уху.
Солнце находилось над сопками и окрасило небо в красное и лиловое — можно ожидать ветер. Но облака были высокие — к хорошей погоде. Потом и облака, и сопки, и небо с лиловыми и голубыми облаками скрылись из виду — ребята словно провалились в чащобу.
— Где будем ставить ловушки? — спросил Николай Лезгранович.
— На ветвях, — сказал Иванов из пятого «Б».
— Тоже мне охотник: кто ставит ловушки на ветвях — как их закрепишь? — хихикнул Урьюн.
— На пнях, — сказал Гоша Степанов.
— И на поваленных деревьях, — уверенно добавил Урьюн.
Ребята разбрелись по лесу. Колка шёл вдоль опушки, заросшей высокой травой. Медвежьи дудки с широкими зонтами на макушках были раза в полтора выше Колки. Колка раздвигал их мясистые стебли руками — растения тяжело качали головами-зонтами, словно недовольные.
Колка нашёл поваленное бурей дерево, настроил ловушку на его середине, положил приманку — мясо нерпы. «Кто не позарится на такое лакомство? — думал Колка. — Другие кладут сыр и колбасу, а тут — настоящее мясо».
Колка и Урьюн расставили ловушки раньше других, нашли старую черёмуху. Чёрные блестящие, словно беличьи глаза, ягоды свисали со всех веток. Ягод было так много, что дерево, казалось, покрыто чёрной шалью. Друзья ели черёмуху, пока не набили оскомину и во рту не стало горько. Потом сорвали по несколько веток.
— Колка, — почти шёпотом сказал Урьюн, — у меня есть рогатка. Давай постреляем птичек.
Колка раньше стрелял из рогатки. Но уже много месяцев не держал её в руках — с тех пор, как получил от деда настоящее ружьё: не станешь же вместе с ружьём носить рогатку!
— Эх ты! — сказал Колка. — А ещё «живой уголок» собираешься делать.
Урьюн обиженно спрятал рогатку в карман. Он не смог ответить Колке и потому немного разозлился.
— Ребята! Ко мне! — это зовёт Николай Лезгранович.
Охотники вышли из леса. У всех в руках букеты с ягодой.
Солнце уже село за горы. По голубовато-красному небосклону веером разошлись его лучи и угасали прямо над головой, где тонули в тёмно-синей бездне. Птицы перестали петь. Из-под ног выскочила ондатра. Она похожа на большую крысу. Суматошно и неуклюже проскакала между кустами, прыгнула в реку. Ондатра исчезла под водой и только на середине реки высунула мордочку, чтобы глотнуть воздуха и снова исчезнуть.
У костра стояли двое дежурных — поваров, остальные сидели на берегу — ловили рыбу. Услышав голоса охотников, они смотали удочки.
Рыбаки несли связки чебаков и краснопёрок. А Пахтун тащил что-то тяжёлое и большое.
— Я поймал чебака, — радостно рассказывал Пахтун. — А тут под ивняком тяжело плеснуло. Я быстро отвязал маленький крючок, привязал к лесе тройник, насадил чебака и забросил. Гляжу: какая-то большая рыба схватила мою приманку. Я боялся, что сорвёт чебака и уйдёт. Но она проглотила приманку. Хорошо ещё, что жилка у меня толстая.
Николай Лезгранович подержал тайменя на весу:
— Килограммов пятнадцать потянет.
— Мы привезём его в интернат. Пусть посмотрят добычу Пахтуна, — сказал Илья Вениаминович.
На ужин была уха из чебаков и душистый чай с листьями и ветками малины. Когда ребята пили чай, совсем рядом раздалось жуткое:
— Гу-ува! Гу-ува!
Ребята оглянулись по сторонам, но ничего, кроме своих длинных теней, не увидели. Ребята сбились плотнее.
— Гу-ува! Ке-ее-е! — захохотало в лесу.
Ребятам невольно вспомнились рассказы суеверных стариков о вох-дёнгарах — таинственных головах, которые якобы преследуют тех, кто ночует в лесу.
— Скажите, ребята, кто это? — спокойно спросил Илья Вениаминович.
Ребята молчали, вопросительно поглядывая друг на друга.
— Филин, — за всех ответил Гоша Степанов.
— Да, филин, — подтвердил учитель.
— Филин живёт в тайге и летом, и зимой. Он никуда не улетает, — просто так сказал Степанов.
Николай Лезгранович взял палку и пошёл на голос. Подошёл к сухой лиственнице, сильно ударил по стволу.
До слуха ребят донёсся мягкий шелест — будто лёгкий ветер прошёл по ветвям. Филин улетел.
Колку давно мучил вопрос — где родина Семипёрой птицы. И он воспользовался случаем:
— Илья Вениаминович, скажите, пожалуйста, где живут семипёрые птицы?
У Пахтуна вырвалось:
— Конечно, на юге.
— В разных местах, — сказал учитель, словно не слышал Пахтуна. — Аисты бывают нескольких видов. Одни водятся в европейской части нашей страны. Они улетают на зиму в тёплые края. Другие — в восточной Азии. Аисты поселяются рядом с человеческим жильём, зачастую вьют гнёзда прямо на крышах или на деревьях в саду. А наш аист, по всему видно, прилетел из юго-восточной Азии или с островов Тихого океана. Только не знаю, что его привело к нам. В наши края аисты обычно не залетают.
— Возможно, его тайфуном занесло, — сказал Николай Лезгранович, незаметно подсевший в круг ребят.
— Вполне возможно, — согласился Илья Вениаминович. — Совсем недавно по Сахалину прошёл сильный тайфун, которому учёные дали красивое женское имя «Нэнси».
И тут ребята вспомнили: в середине лета неожиданно набросился на остров неслыханной силы ветер. Колка сам видел, как на заливе всё перемешалось: и вода, и небо. Смотреть страшно было. Катера и лодки повыкидывало в прибрежные дюны.
А Гоша Степанов в это время был в тайге. Чудом спасся. Деревья повалило полосой на десятки километров. Это ветровал. Погибшие деревья быстро сохнут. Сухие, они вспыхивают, как порох. Страшнее нет пожара, если он разыгрывается в ветровале. Потушить его просто невозможно. И тогда гибнет тайга далеко вокруг. Гибнут оленьи пастбища, гибнут олени…
Колка спросил:
— Почему тайфун назвали «Нэнси»?
Этот вопрос вызвал интерес у многих. Костёр ярко вспыхнул, учитель прикрыл глаза ладонью. Сказал:
