— Ну, хватит вам, Иван Иванович. Теперь все понятно. Давайте я сам…
— Нет, смотри уж до конца, какой должна стать бутовая полоска.
Наконец Бридько закончил полоску, и Самойленко некоторое время внимательно осматривал ее.
— Не полоска, а игрушка, — сказал он. — Но ведь все равно завалит ее, Иван Иванович…
— Пусть валит. Зато обрез кровли пройдет как по шнурочку. Это важно.
Когда Бридько проходил мимо переносчиков конвейера, кто-то сказал:
— Вы думаете, Самойленко не знает, что брак делает? Боится к зазнобе опоздать, потому и гонит вовсю. Наказать бы его как следует надо.
— В другой раз станет портить забутовку, накажу, и крепко, — ответил начальник участка.
Самойленко, видимо, слышал этот разговор и крикнул из темноты:
— Больше этого не повторится, товарищ Бридько!
Начальник участка и переносчики конвейера молча переглянулись.
…Люди, люди… Их не так уж много на участке, но и не мало, около 100 человек. И все они разные, непохожие друг на друга. Даже когда Бридько видел их в одинаковых проугленных рабочих спецовках, как будто ничем не различимых один от другого, все равно он узнавал в каждом навалоотбойщиков — Гопко, Щербаня, Судака, врубмашинистов — Решетняка, Якимовского, Моковых, горных мастеров. Узнавал их по первому взгляду, по походке, по тому, как они заходят к нему в крохотную, всегда шумную клетушку-нарядную. Он знал, кто чем живет и как ведет себя дома.
Послевоенные годы были нелегкие. Еще существовала карточная система. Шахтеры на участке Бридько стали зарабатывать хорошо. Почти все молодые, хочется прилично одеться. Приобрести же хороший костюм или пальто не всегда предоставлялось возможным. Лучшим рабочим третьего участка не было отказа в талонах на одежду. Для физически более слабых шахтеров Бридько добивался дополнительного, усиленного пайка.
Даже свадьбы молодых шахтеров с первого участка не обходились без участия Ивана Ивановича. Тогда на шахте еще не было легковых машин и свадьбы справляли по старому русскому обычаю — с тройками, увенчанными радужными лентами и напевными бубенцами. Для такого знаменательного события в жизни человека, как свадьба, из конного двора давали самых красивых, самых рысистых лошадей.
И свадьбы были на славу — пышные, веселые…
Как-то Иван Иванович заметил, что молодой навалоотбойщик Егоров загрустил. То, бывало, приходил на наряд жизнерадостный, много шутил. Все знали, что Егоров ждет приезда жены и вдруг загрустил.
После наряда Бридько задержал навалоотбойщика.
— Погоди, Василий. Вместе спустимся в шахту, — сказал он, — а сейчас пока садись, поговорим.
Парень недоверчиво посмотрел на начальника участка и не сел.
— О чем нам говорить, я ничего не сделал, работаю, как все…
— Работаешь хорошо, знаю, — спокойно продолжал Бридько, — да ты садись.
Тот неохотно присел на краешек скамьи, потупился.
— Что ты старательный, мне известно, а вот почему вдруг загрустил, убей, не пойму.
Егоров поднял голову, внимательно посмотрел на него: шутит или в самом деле хочет узнать?
— Ты скажи, если это не такой уж большой секрет. Ведь я же тебе не только начальник, но и товарищ, — увещевал его Бридько.
— А секрета никакого, Иван Иванович, — начал навалоотбойщик, немного осмелев, — нечестные людишки у нас в конторе водятся, вот в чем секрет.
И рассказал о том, как выдали ему ордер на комнату и как потом отобрали, объяснив тем, что есть более нуждающиеся.
— А теперь вот жена, Настенька, приехала со Смоленщины и третий день живет тут у одной тетушки в сенях. А ведь я ей комнату обещал, — жаловался парень. — Не желаю, говорит, оставаться на твоей шахте, поедем к себе на родину.
Он задумался, вздохнув, заключил:
— Хоть и жалко шахту, да ничего не поделаешь, придется уехать.
— Потерпи, Василий, пару дней, уговори жену. Ордер тебе вернут, — пообещал Бридько.
Лицо парня просветлело, но во взгляде все еще чувствовалась некоторая неуверенность.
А на другой день прямо на наряде, в присутствии всей бригады, Бридько вручил Василию Егорову ордер на ту же комнату, которая и была ему предназначена.
— Дивчина-счетовод замуж собирается, вот ей вроде приданого чуть было и не всучили твой ордерок, Егоров, — объяснил Бридько, пряча усмешку.
Все рассмеялись.
Навалоотбойщик, довольный, не находя слов от волнения, крепко пожал руку Бридько.
В добрый путь
…На участке все меньше становилось рабочих, не выполняющих норму. Но когда бывало такое, Бридько в каждом случае подходил не с общей меркой, а строго индивидуально: одних наказывал рублем, других убеждал. Когда навалоотбойщик Иван Пискунов, молодой сильный парень, недодал за смену 4 тонны угля, Бридько, узнав об этом, ни слова не сказал ему на месте работы, в лаве. А когда бригада, помывшись в бане, собралась в нарядной, Иван Иванович неожиданно заговорил:
— Давайте-ка вместе посчитаем, сколько навалоотбойщик Пискунов за сегодняшнюю смену отобрал у нашего народа добра…
Пискунов недоуменно посмотрел на начальника участка. Свежевымытое, еще неостывшее лицо его залила краска.
— Никакого добра я ни у кого не отбирал, Иван Иванович. Что это вы, в самом деле!
— Нет отобрал, — настойчиво повторил Бридько. — Если ты этого не понимаешь, то слушай, слушайте все.
Он терпеливо стал объяснять, что можно выработать на одной тонне угля, если ее перевести на электроэнергию. Называл самые различные предметы: обувь и ткани, стекло и металл. Его подсчеты показали, что недоданные навалоотбойщиком Пискуновым 4 тонны угля лишили возможности выработать примерно 10 тысяч пар обуви или 15 тысяч метров ткани.
— Вот и получается, что ты, Пискунов, оставил разутыми тысячи наших людей.
Пискунов ничего не мог ответить на убедительные, убийственные для него доводы начальника участка, сидел низко опустив голову, молчал.
Задумчивые и молчаливые сидели и все члены бригады…
Цикл в сутки — закон! Об этом только и было разговору на шахте, на страницах газет. Казалось бы, чего проще: в течение двух смен выгружай полностью весь уголь из лавы по всей ее длине, а в третью смену производи ремонтно-подготовительные работы. И так изо дня в день. Но одно дело — составить такой график на бумаге, а другое — систематически осуществлять его. Как правило, каждый начальник участка встречает на своем пути к этой заветной цели немало неполадок. Поэтому на многих шахтах от цикличного графика не оставалось и следа.
Эти вопросы должно было обсудить совещание начальников угольных участков и партгрупоргов, на котором выступил с лекцией И. И. Бридько.
Лекция длилась свыше часа.
Когда Бридько скользил указкой по графику, знакомя слушателей со строгой последовательностью процессов, казалось, что он находится в лаве и видит все это своими глазами.
Вот включена врубовая машина. Она делает несколько метров вруба; затем уголь поступает на транспортер, с него — в вагонетки, которые беспрерывно подталкиваются к железному люку и, уже нагруженные углем, мчатся к рудничному двору и дальше, на-гора…
— Бесконечный поток, — вслух сделал вывод кто-то из присутствующих.
— Да, именно бесконечный поток угля. В этом суть цикличного графика, — подытожил лектор.
Начальники участков внимательно слушали его, и каждый мысленно переносился на свою шахту, на свой участок. Теперь ясно было видно, в каком именно месте обрывался бесконечный поток, где затерялось звено единой цепи. У одних все упиралось в трудности с порожняком; у других была искривлена линия забоя в лаве, то и дело рвались рештаки; у третьих люди часами слонялись без дела, не зная своего постоянного места работы.
В вопросах, которые задавали слушатели, сквозил жадный интерес к новому. Но иногда вопросы выражали сомнение, и не только сомнение, но и предвзятость.
Во время перерыва Бридько подошел к старому шахтеру Семкину и тихо сказал:
— Видал, Федор Афанасьевич, как наступают?
— Это мы наступаем, а они обороняют свое, старое. Отобьемся! — убежденно сказал ему Семкин…
Все эти месяцы были очень напряженными. Стали приезжать гости с соседних и отдаленных шахт — из Ростова, Луганска и даже Кузбасса. Всюду появились участки, работающие ритмично, по графику. Угледобыча в Донбассе значительно возросла. В этом была немалая заслуга инициатора цикличной работы Ивана Ивановича Бридько. Трудовой ритм в его лаве оставался по-прежнему четким, бесперебойным. Однако вряд ли кто-нибудь знал, как недоволен был работой своего участка сам Бридько. Когда кто-либо из приезжих горячо поздравлял его с ценной инициативой и благодарил за то, что он ничего не скрывает, не делает секретов, Иван Иванович чувствовал себя неловко. О каких секретах они говорят? По крайней мере, сам Бридько их не видел. Это даже сердило его. Ведь ничего из ряда вон выходящего он не сделал. При желании начальники участков всех шахт могут работать так, как работает он. Все дело в строгом порядке, в дисциплине.
