Их командир и воспитатель младший лейтенант Горбунов вместе с политруком Горбачевым, старшиной Мишкиным и замполитруком Зининым сидели в канцелярии и обсуждали последние детали предстоящего боя. Никаких слов об отступлении, разумеется, не было. Только наступать! Отбить первую атаку немцев, опрокинуть их в Буг, потом захватить германскую пограничную заставу, а дальше уж пойдут части Красной Армии. На один удар они ответят тройным ударом.
В 3 часа 30 минут Горбунов отослал старшину Мишкина на кухню проверить, как готовится для пограничников завтрак.
А на высоком берегу Буга, у будущей вражеской переправы, о которой сообщил мельник, залегли Иван Сергеев и Владимир Чугреев с ручным пулеметом. С ними была служебная овчарка. Они первыми должны были встретить войну. Самыми первыми. И задержать врага как можно дольше. И уничтожить как можно больше.
В три часа сорок пять минут из тумана бесшумно выплыла большая лодка. На носу ее пригнулся немецкий солдат, нацелив пулемет на наш берег. В лодке сидело еще двенадцать человек.
Вот лодка ткнулась в берег, немцы выскочили из нее и залегли. За лодкой тянулся канат, и один из немцев привязал его к дереву.
Офицер посигналил фонариком на тот берег, канат натянулся, и по нему цепочкой поплавков поползли понтонные лодки, перегораживая всю реку. Стало ясно, что назревают серьезные события.
— Гранатами их, сволочей! — крикнул Сергеев, который был старшим в группе.
В немцев, высадившихся на берегу, полетели гранаты. Это был первый, самый первый удар по врагу в Великой Отечественной войне. Почти весь десант был уничтожен. Но в это время в небе с ревом пронеслись первые самолеты, по всему Забужью заполыхали орудийные вспышки, и по наведенным понтонам хлынула вражеская пехота.
Война!
И тут пограничники открыли огонь. Немцы падали в воду, снова бежали по понтонам и снова падали, скошенные огнем из пулемета и винтовок.
Пограничники удерживали натиск врага сорок минут. Уже Брест и многие города пылали в огне, а напротив деревни Новоселки ни один фашист так и не перебрался по понтону.
Через час на заставу прибежала овчарка. За ошейником у нее нашли записку:
«Кончаются боеприпасы. Прощайте, товарищи! Пограничники не сдаются. Сергеев».
Младший лейтенант Горбунов прочитал записку вслух для всех бойцов, а овчарка убежала к себе в питомник.
Теперь уже вся застава, в окопах и блиндажах, встретила врага огнем. Немцы, идущие цепью, остановились, залегли, стали окапываться. Они несколько раз поднимались в атаку и откатывались назад. За Бугом скопилось много немецких машин и танков. Атаки следовали одна за другой и снова захлебывались.
Если к двенадцати часам дня почти по всей линии границы в этом районе бои уже утихли, то на второй заставе бой шел в полную силу и раненых было только два человека.
Но силы были слишком неравные. Поздно вечером оставшиеся в живых шесть пограничников отползли в лес, унося с собой Горбунова. Ночью, умытый у лесного ручья, он пришел в себя. На заставе он сделал все, что было в его силах. Сейчас от подразделения осталась горстка усталых бойцов, и им предстояло идти на восток, чтобы соединиться с частями Красной Армии.
К сожалению, Аркадию Петровичу Сергееву, оставившему в Брестском музее свои воспоминания, ничего не было известно о дальнейшей судьбе младшего лейтенанта Горбунова и оставшихся в живых пограничников, а также о мельнике, переплывшем Буг и предупредившем заставу о войне.
Я принялся за розыски этих героев. Розыски продолжаются до сих пор. Но как найти людей, следы которых затерялись двадцать с лишним лет назад? Да и живы ли они сейчас, после такой тяжелой, кровопролитной войны, после многих лет испытаний?
Прежде всего, вернувшись в Алма-Ату, я рассказал о подвиге Горбунова и его бойцов на страницах «Казахстанской правды». Очерком заинтересовалось Всесоюзное радио и передало его в эфир.
И вот я получаю первое письмо. Оно пришло из города Джезказгана от гражданина Н. Ф. Губко. От первых же строк радостно вздрогнуло сердце:
«Я прочитал в «Казахстанской правде» Вашу статью «В ночь перед войной» и хочу сообщить Вам кое-какие сведения о Горбунове».
И дальше автор письма сообщал, что во время войны он был в плену и что в одном из гитлеровских лагерей для военнопленных встречал советского офицера Васю Горбунова (отчество не помнит), который рассказывал, что служил на западной границе. Не тот ли это младший лейтенант?
«Вот если бы Вы переслали мне его фотографию!».
К сожалению, фотографии у меня не было, да и не верилось, что полюбившийся мне герой попал в гитлеровский плен. С тайной надеждой на лучшее я стал ждать следующих писем.
Они не заставили себя долго ждать. Почтальон приносил их почти каждое утро. Писали из Москвы, Ленинграда, Киева, Ростова-на-Дону, Омска и других городов. Распечатываю один из конвертов и узнаю, что Василий Горбунов… погиб на фронте. Да, погиб. Сообщает об этом его вдова, проживающая в Магнитогорске. Она слышала мой очерк по радио и была очень взволнована. Только вот не перепутал ли автор отчество ее покойного мужа? Он был Василий Матвеевич, а по радио передали: «Василий Николаевич». У меня отлегло от сердца. Нет, я не перепутал отчество! Впрочем, все может быть… Могла быть неточность в тех материалах, которыми я первоначально пользовался.
Запрашиваю Центральный архив пограничных войск и вскоре получаю официальную справку:
«…в списках личного состава погранотряда, объявленном в приказе № 7 от 10 мая 1941 года, значится запись: «Застава № 2, начальник заставы младший лейтенант Горбунов Василий Николаевич, рождения 1916 года, образование 5 классов, русский, член ВЛКСМ, рабочий». Других данных о судьбе Горбунова В. Н. в управлении пограничных войск и в Центральном архиве нет».
Значит, у меня точно — Николаевич! Погиб его однофамилец… Ну, а то, что «других данных о судьбе Горбунова В. Н. нет» — это не страшно, в такой войне тысячи людей терялись. Будем искать.
Еще в музее героической обороны Брестской крепости я взял адреса оставшихся в живых участников первых боев на границе в районе Бреста и всем им разослал письма. Я просил сообщить, не помнят ли они начальника заставы Горбунова? И пусть каждый опишет до мельчайших подробностей последние недели, дни и даже часы перед роковой датой. Было ли для нас неожиданным нападение немцев? Принимались ли во внимание тревожные сигналы пограничников о готовящейся опасности?
Одним из первых откликнулся на мою просьбу бывший политработник Брестского погранотряда Иван Константинович Иванов, проживающий сейчас в Ленинграде.
«Спасибо за то, что Вы взялись за эту тему, — писал он. — Правда, порою тяжело возвращаться к тому, что было пережито, что долгое время было только твоими мыслями, но пора уже сказать людям всю правду о начале войны, и в этом Вы найдете поддержку не только у меня, но и у моих друзей, в том числе у Горбунова Василия Николаевича, который жив и находится в городе Ярославле».
Жив! В Ярославле! Но то ли по забывчивости, то ли от волнения Иванов не указал ни улицы, ни дома, в котором живет Горбунов. В Ярославле — и все.
Снова пишу в Ленинград: адрес, точный адрес! Наконец адрес получен — и уже к самому Горбунову летит мое письмо.
Пока тянутся томительные и тревожные (а вдруг опять ошибка?) дни ожидания, получаю все новые и новые письма. Письма-воспоминания. Письма-исповеди.
Аркадий Петрович Сергеев прислал из Днепропетровска рукопись. Когда я перепечатал ее на машинке, в ней оказалось двести двадцать три страницы интереснейших мемуаров. Забегая вперед, скажу, что мемуары приняты к печати одним из московских журналов. А недавно я махнул в Днепропетровск и лично познакомился с Аркадием Петровичем — начинающим литератором. Он оказался еще и заядлым спортсменом и рыболовом.
Написали о себе и своих товарищах бывшие воины-пограничники Николай Михайлович Морозов из Луганской области, Аким Степанович Черный из города Сумы, Александр Федорович Карнаух из Кемеровской области, Георгий Филиппович Манекин из Москвы, Петр Георгиевич Орлов и Петр Федорович Бузенков из Подмосковья, Алексей Васильевич Полинов из Омской области и многие, многие другие.
В каждом из писем — горечь и боль от тех страшных дней июня сорок первого года и вместе с тем гордость за простых советских людей, выстоявших в жестоких испытаниях войны. Судьба каждого из авторов писем необыкновенно интересна, может быть, о них следует написать отдельно и подробно.
Но вот пришел наконец ответ от самого Горбунова. Небольшое письмо, очень взволнованное. Оказывается, он тоже разыскивал меня эти два месяца. Друзья, слушая радио, узнали, что где-то кто-то интересуется его судьбой. Но толком они ничего не могли ему объяснить. И вот мы нашли друг друга! Правда, пока лишь по почте, но нашли!
