неточности. В нашем деле слово — золото!
Мельников стоял навытяжку. Оправдываться было нечем. Александр Васильевич заметил, что если на первых порах знакомства с Волковым Степан Герасимович относился к нему с терпеливым пониманием: много объяснял, убеждал логикой, то теперь стал резок, рубил прямо и твердо, видимо, давал понять, что хватит — учение прошло, пора соображать самому. Виновато ответил:
— Учту, товарищ подполковник!
Волков посмотрел на часы. Было без пяти час.
— Пока все, Александр Васильевич! В шесть вечера встречаемся здесь. Пройдемся с секундомером. Обедай... и к Маркину!
Мельников ушел, а Волков прошелся по кабинету. После бессонной ночи и умственного напряжения пропал аппетит. Нехотя направился к вешалке, чтобы одеться, но вдруг торопливо возвратился к телефону.
— Коменданта!
— Подполковник Устимцев слушает!
— Срочно переведите Маркина под следствие. О моем решении передайте капитану Мельникову!
Гауптвахта находилась недалеко от центральных ворот. Мельников шел пешком. Морозный ветер срывал с тополей рыхлые хлопья снега, забивался за воротник шинели, и Александру Васильевичу казалось, что кто-то длинными холодными пальцами рвется к спине. Он спешил. К двум часам должна была прийти для очной ставки с Маркиным Маргарита Азарова — жена инженера эскадрильи.
Ее еще не было. Мельников прошел в комнату начальника гауптвахты и стал перечитывать протокол утреннего допроса.
...Маркин встретил Александра Васильевича заискивающей улыбкой. Лицо бледное, обмороженные кисти рук забинтованы.
— Глупо все п-получилось. Поехал друга встретить и вот...
Мельников промолчал. Подумал: «Артист. Посмотрим, как дальше ты будешь выкручиваться?»
Из рассказа Маркина следовало.
Три дня назад, вечером двадцать пятого декабря, Маркин вернулся с аэродрома в общежитие и увидел на тумбочке телеграмму: «Буду проездом Верхнесалтыково московским 23 часа 55 минут вагон шесть. Страшно желаю увидеться. Желудев».
Слава Желудев и Семей Маркин были закадычными дружками. И вот Слава ехал почти мимо городка, где «приземлился» Семен.
Маркин позвонил на автовокзал. Рейсовый автобус на Верхнесалтыково уходил в половине девятого вечера. Было около семи. Семен решил, что успеет и, как был, в технической одежде, не переодеваясь, сменив, правда, китель на штатский пиджак да сняв кокарду с шапки, побежал в столовую.
Потом помчался в городок. Пока искал одного начальника, чтоб отпроситься, потом другого — ушло много времени. На автовокзале автобус показал ему хвост. Пригорюнился. Повернул идти домой, а тут тормознула перед ним «Победа». Водитель спросил, не знает ли он дорогу на Верхнесалтыково? Маркин показал, в какую сторону ушел рейсовый автобус и набрался смелости напроситься к нему в пассажиры.
Почти всю дорогу ехали молча и небыстро. В машине было тепло, Маркин задремал. Сколько времени ехали — не знает. Хорошо помнит, что когда проснулся, машина стояла. Водителя рядом не было. Почему остановились, тоже не знает. То ли поломка, то ли другая причина. Помнит лишь, что владелец автомобиля открыл дверцу и что-то громко говорил.
Спросонок плохо соображая, Маркин стал вылезать из машины. Едва высунул голову — последовал страшный удар. В глазах вспыхнул огонь, словно его ослепило фарами, и сразу все потемнело. Кто ударил, не знает. То ли встречная машина, то ли...
Когда пришел в себя, кругом был снег, слева гора, а вверху звезды. Лежал в овраге.
Как выбрался из оврага, один бог знает. Добрался до вершины, где тянулась грейдерная дорога, увидел вдали пучки света, наверное, от какой-то машины, и потерял сознание.
Куда делась «Победа» и ее владелец, понятия не имеет.
У Мельникова внутри все клокотало. Как красиво врет! Впрочем, времени было достаточно, чтобы байку придумать. Жестко спросил:
— Где телеграмма?
Маркин сконфузился:
— Н-не знаю, товарищ капитан. Как будто брал ее с собой.
— В ваших вещах телеграммы не было.
— Тогда можно проверить на почте. Они ведь не соврут.
С телеграммой мог что-то сам нашельмовать, раз о почте заговорил, подумал Мельников, но проверить надо. Снова спросил:
— Номер «Победы», цвет ее можете сообщить?
Маркин опять сконфузился. Виновато улыбнулся:
— Не посмотрел. Как-то... Цвет не разобрал. Темно было.
Мельников записывал, но ничему не верил. Врет. Все врет!
— Водителя в лицо запомнили?
— Как сказать? Вроде да и вроде... Н-наверное, узнаю.
— Давайте без «вроде». Опишите его внешность.
Маркин немного подумал. Нервно мигнул глазом.
— Лицо широкое. Клином борода. Как у Гитлера, усики.
Здесь особых примет, хоть отбавляй, думал Мельников, а он: «вроде»... Нажал и сразу выложил и бороду и усики. Предупредил:
— Учтите, Маркин! За правдивость показаний вы несете...
— Б-борода т-точно была и усики, — поспешил заверить разволновавшийся Семен. — Вот к-клинышком ли?
— Дело не в мелочах, — прервал Мельников. — Что еще вы можете добавить к внешности водителя?
— Тучный. Голос грубоватый. Думаю, ему лет за п-пятьдесят.
У Мельникова на миг прорвалось: «Тучный... Тот, что о нем сообщил Яковлев, тоже был тучный. Неужто специально подбросил эту знакомую примету. Считайте, что тут замешан тот же тип. А борода и усы?» Но Мельников оборвал эти мысли:
— Маркин, неужели вы были в таком состоянии, что не помните, как вам нанесли удар по голове?
— Не помню, т-товарищ капитан! Я уснул. Вылезал из машины, можно сказать, б-бессознательно, полуспящим. И т-тут...
— И все же?
—Я думаю, что ударил меня дверцой б-бородач. Если бы удар нанесла встречная машина, я оказался бы не в овраге, а в госпитале. Меня доставил бы туда владелец «Победы». Но «Победы», когда я выкарабкался из оврага, не было. Скрылась.
— Откуда вам это известно? Вы недавно заявили, что, едва выбравшись из оврага, вновь потеряли сознание, — ловил Мельников.
Маркин конвульсивно мигнул глазом.
— Я н-не н-настаиваю... Я п-предполагаю.
— Ладно. На прошлой беседе вы не могли подтвердить своих показаний из-за отсутствия свидетелей. Надеюсь, урок извлечен. Вы рассказали о телеграмме, о том, что бегали по начальству отпрашиваться. Конкретно. У кого вы отпрашивались и кто видел телеграмму?
— Да. Свидетели есть. Я отпросился у капитана Азарова.
— Азарова? — вырвалось у Мельникова.
— Ну-ну, не совсем так... Его, как и майора Кикнадзе, не оказалось дома. Зато была жена. Она сказала, чтобы я не волновался и спокойно ехал. Она ему все передаст.
Нет, Александр Васильевич не был озлобленным человеком. Но все так ладно шло, улики были налицо и вдруг... Свидетель! Мысли работали торопливо: «Но к Азаровой он мог забежать, чтобы иметь алиби. Так, на всякий случай. Вдруг побег сорвется».
— Вспомнил, вспомнил, — перебил ход мыслей
