По бледным ее щекам шли пунцовые пятна. Округлый носик заострился. Татьяна никогда не видела тихую свою подругу в подобной ярости. В этой ярости она улавливала укор себе. Не тот, что в гневе высказала сейчас Неля, иной. Укор в том, что живет она, Татьяна, по законам, которые Неля презирает. Что жизнь, такая разная, занимает Татьяну лишь одной своей стороной.
- Следишь за мной, шпионишь, — устало выдохнула Татьяна. — Ходишь, высматриваешь. Что тебе надо?
- Ты с таким видом выбежала из секции. — Неля потупилась.
И вправду получилось неловко. Можно подумать, что она следит за Татьяной.
- Не беспокойся за меня, не беспокойся. Сама справлюсь. И то, что слышала сейчас, выкинь из головы.
- Ну да! — воскликнула Неля — Как это так?
- Тебе-то что?! — возмутилась Татьяна.
- Ничего! Я тебе уже сказала... С Леоном — твое дело. А со Стеллой — извини-подвинься.
- Рехнулась? — ахнула Татьяна. — Да Стелла нас в порошок сотрет. Много ты знаешь о ее связях... Пусть сами разбираются. Ясно тебе? А куда я с ребенком?
Татьяна плотнее прижалась спиной к стене, стараясь унять дрожь, что била ее худое тело. Неля приблизилась к подруге и доверчиво прильнула к ней, положив руку на плечо Татьяны. Посмотрела снизу, пытаясь уловить ее ускользающий взгляд.
- Что ты, Таня, что ты... Не оставим мы тебя. Всем отделом возьмем шефство, я организую. Слово тебе даю. Будет у нас как бы свой ребятенок. Представляешь?!
- Глупая ты, Нелька... Не игрушка ведь, дитя, — всхлипнула Татьяна. — И без отца.
- Найдем мы ему отца, посмотришь.
- Себе найди.
- Себе сложней, — вздохнула Неля.
Татьяна помолчала. Действительно, что она паникует? Не первая и не последняя. И все же в глубине души она надеялась, что одумается Леон, вернется к ней с покаянием, смирится. Надо лишь подождать, не делать глупостей...
- Ты вот что, Неля... я тебе точно говорю. Не лезь в историю со Стеллой, — угрюмо проговорила Татьяна. — Потянет она Леона за собой...
Неля продолжала гладить плечо подруги.
- Я тебя понимаю, моя хорошая, я тебя понимаю... Но ты успокойся, подумай, ладно? Так это нельзя оставить. Согласись, Таня, нельзя оставить. Ты согласна, да?
Татьяна упрямо хмурила светлые брови. Но серые ее глаза уже заволакивала влажная пелена. Она густела, насыщалась и сползала по опавшим щекам.
Створки лифта расползлись, чтобы выпустить в холл гостиницы представителей «Скандинавской торгово-промышленной корпорации».
Фиртич шагнул навстречу. Оба скандинава вели себя так, словно не было месячной разлуки, словно они расстались только вчера. Месяц понадобился стрикам» для подготовки макетов. «Арчисоны» обернулись быстрее.
- О... мистер Тубасофф?! — воскликнул Лейф Раун.
- Мистер Фиртич, — поправил директор Универмага, удивляясь тому, что его можно спутать с унылым представителем Инторга.
- О... Прошу исфинить, мистер Фиртич! Работ, работ...
«Возможна, мы все для них на одно лицо, — подумал Фиртич. — Ведь путаю же я их... Коренастый, с усами — это, кажется, коммерческий директор?»
Скандинавы держали под мышками толстенные альбомы. А у технаря в руках был еще и вороненый стереомагнитофон размером с портфель.
«Черт возьми, где бродит этот Тубасофф?» — думал Фиртич, не зная, что делать с иноземными гостями. Представитель Инторга и Мезенцева давно должны были быть здесь. Дневной спектакль в опере начинался в двенадцать. Десять минут на дорогу... Где их носит?!
Коротая время, представители корпорации и директор Универмага периодически обменивались самыми любезными улыбками. Лейф Раун что-то произнес через плечо, и технический эксперт протянул Фиртичу магнитофон. Строгие буквы на корпусе уведомляли, что магнитофон является изделием знаменитой японской фирмы. И наверняка потянет сотен на десять, не меньше.
Фиртич вопросительно взглянул на коммерческого. Тот продолжал улыбаться, прижимая к груди свободную от альбомов руку-
- Презент! — воскликнул Кнуд Шёберг. — Презент...По-да-рок, — по складам произнес бело-розовый Лейф Раун.
Фиртич растерялся. Он попытался вернуть обратно солидную машину.
- Спасибо. У меня есть магнитофон!
- Не можно, — загомонил Раун. — Подарок. Ваш магазин от наш фирма.
А хитрый Кнуд скоренько сунул руку в карман, хоть вешай магнитофон на его курносый нос... Фиртич чувствовал себя в затруднительном положении. Конечно, не первый раз директор Универмага «Олимп» встречался с зарубежными гостями. Были и подарки. И он дарил. Коньяк, сигареты, перстни-поделки. Всякую мелочь. Нос магнитофоном известные своей расчетливостью скандинавы застали Фиртича врасплох... Выходит, и он должен чем-то одарить корпорацию от Универмага, желательно равноценно. Ох эти международные связи, мир-дружба...
В эту минуту качнулась стеклянная дверь, пропуская в вестибюль Дубасова и Мезенцеву.
- О... Мистер Тубасофф! — завопили одновременно оба представителя корпорации явно с большим облегчением. И поочередно поцеловали руку Мезенцевой.
Дубасов что-то залопотал по-английски, вызывая живейший интерес компаньонов. Пользуясь ситуацией, Фиртич проговорил, чуть наклонясь к Мезенцевой:
- Где «арчисоны»?
- В театре, — шепотом ответила Мезенцева. — Во втором ряду, сидят рядышком. Среди пионеров и школьников.
- Не могли приехать раньше?
- Пробка у моста, — шептала Мезенцева. — А что?
- Все прошло гладко?
- Подозрительно гладко, — ответила Мезенцева.
Вся группа направилась к выходу из гостиницы, к автомобилю. Фиртич незаметно оттеснил в сторону представителя Инторга.
- Послушайте, Тубасофф... Они всучили мне магнитофон. Что делать?
- Брать, — коротко ответил инторговец.
- А что мне им подарить? Авторучку?
- Ничего. Вы работодатель. Так принято. Не от себя дарят, от фирмы. Такой заказ, как ваш, им нечасто перепадает.
- Ладно, — вздохнул Фиртич. — Напою их до цветных снов от себя. И закончу эту дипломатию.
А позже, в автомобиле, придерживая на коленях тяжелый подарок, Фиртич выговаривал сам себе: «Заегозили, Константин Петрович. Нет в вас размаха, деловой этики. Современный коммерсант, а смутились... Размах есть, денег нет. — Фиртич хотел успокоиться, повеселеть. Но чувство ущербности продолжало его угнетать. Сознание глупого своего испуга... Боялся проявить самостоятельность. Поспешил за советом к Дубасову. Почему? Демонстрировал лояльность? Сами-то себе вы уж можете признаться, Константин Петрович... И этот Тубасофф ничуть не удивился вопросу. Воспринял как должное. Само собой разумеющееся. Совет свой счел категоричным, не подлежащим обсуждению... А ведь неплохой парень. Да и я неплохой парень. И все мы неплохие парни. А вот занимаемся самоедством... Таков порядок вещей? Нет, нет! Беспорядок! Человек должен отвечать за себя, быть внутренне свободным. От этого выиграет общество, государство. Отсутствие уверенности, самостоятельности, так же как и ложь, перво-наперво невыгодно экономически. Не говоря уж о моральной стороне, человеческом достоинстве».
Фиртич угрюмо молчал. Одна мысль тянула за собой другую...
Дубасов вежливо обращал внимание гостей на исторические и архитектурные памятники города. Скандинавы дружно вертели головами, старательно таращили глаза...
...
Переговоры с фирмой «Арчисон и компания» проходили три дня в помещении Инторга и должны закончиться завтра. Уже было ясно, что эта фирма могла предложить Универмагу. Поэтому у Фиртича возникла идея о тактическом ходе: прервать переговоры на два дня и за это время выяснить предложения конкурентов «арчисонов» — скандинавской корпорации «Стрик», представители которой прибыли вчера. А взвесив предложения тех и других, играть на понижение стоимости сделки. И не медлить. Обеим фирмам узнать, что «Олимп» ведет двойную игру, — дело времени.
Узнав о том, что глава группы Фиртич вдруг заболел, «арчисоны» переглянулись. Но не осуждающе. Дело есть дело. Интересно, кто же их конкурент? Не исключено, что переводчик «арчисонов», вместо того чтобы быть на школьном утреннике, куда их всех упрятала Мезенцева, сейчас носом роет в коридорах Инторга, чтобы выяснить название конкурирующей фирмы. Или хотя бы страны... Поэтому было решено провести встречу со «Стриком» в самом Универмаге, где Фиртич не появлялся уже три дня...
...
Первым, кого он встретил на лестнице, был главный бухгалтер. Заметив директора, Лисовский молча кивнул. Вообще в последние дни они как-то особенно здоровались. Суховато, словно каждый из них боялся уронить себя в глазах другого. Но в сегодняшнем приветствии главбуха скользнуло нечто более значительное.
- Что-то случилось, Михаил Януарьевич? — обернулся Фиртич.
- Вы уже при исполнении? — уклончиво ответил Лисовский.
- Я всегда при исполнении.
