— Подавись ты своим табаком, — Ванька в сердцах ударил коня нагайкой и направился обратно.
К вечеру отряд приближался к Бобровке. Последним в деревню въехал с группой фронтовиков Петр Новгородцев.
— Располагайтесь на ночлег ближе к квартире офицеров. Я скоро вернусь, — сказал он вполголоса и, тронув коня стременами, стал приближаться к большой группе спешившихся казаков.
— Все в сборе? — вглядываясь в лица, спросил он.
— Как будто все, — ответил кто-то.
— Помните уговор: сегодня нужно захватить офицеров, обезоружить их и ехать обратно в станицу, — зашептал Петр и выжидательно посмотрел на улицу, из-за угла которой выехал урядник.
— О чем гуторите? — круто осаживая коня, спросил он казаков.
— Дорога убродная, лошадям тяжело.
— Скоро выедем на тракт, а там до Троицка рукой подать. Дадим же, братцы, красным жару, — похвалился урядник и тронул повод.
Когда конный исчез в соседнем переулке, Михаил Новгородцев произнес с усмешкой:
— Вырастили змейку на сбою шейку.
— Кому что? Он на фронте не был, пороха не нюхал, нашивки урядника получил в тылу. Вот теперь и ерошится… Правильно Петр давеча сказал: не по пути нам с атаманами да с их приспешниками.
Над степью висел багряный закат. Охватив полнеба, он медленно угасал, окрашивая снежную равнину в нерадостные тона. Наступила ночь. В выси темного неба мерцали уже звезды, молодой круторогий месяц медленно плыл над далеким увалом. В избах зажглись огни.
Дремлют в теплых пригонах коровы, тесной кучей спят овцы, и лишь порой в углу, на насесте, толкая друг друга, тихо квокчут полусонные куры.
Холодно. Спят в теплых избах усталые за день казаки. Слышится храп, сонное бормотание, порой тяжелый стон, видимо, давит кого-то кошмар. В углу, подперев руками голову, сидит Петр Новгородцев, погруженный в думу. На стене мерно тикают ходики, за печкой нудно скрипит сверчок. Колеблющееся пламя плошки замигало. Очистив фитиль, Петр поднялся на ноги.
— Пора поднимать ребят, Михаил! — потряс он за плечо спавшего на лавке брата. — Вставай!
Тот быстро соскочил на ноги и, одев полушубок, пристегнул шашку:
— Собирать остальных?
— Да, — решительно ответил Петр и поправил съехавшую на затылок папаху.
Осторожно шагая через спящих, Михаил вышел на улицу. Вскоре сонная Бобровка наполнилась гулом голосов, топотом коней. Постепенно нарастая, шум докатился до большого крестового дома, стоявшего на окраине. Там было тихо. Видимо, обитатели спали крепким сном. Затем в окне мигнул огонек зажженной спички; послышался голос дежурного Ваньки Пустоханова, который энергично тряс спавшего фельдшера.
— Яков Матвеич! Яков Матвеич! Да подымись, чертова перечница, — выругался он и двинул кулаком полупьяного Карнаухова. — Чуешь, казаки шумят?
Фельдшера точно подбросило.
— Буди командиров, — засуетился он, собирая в санитарную сумку порожнюю посуду из-под спирта и какие-то склянки с жидкостью. — Да живее поворачивайся, обормот, — видя, что Пустоханов медлит, прикрикнул он.
— А по шее не накостыляют? Выпивши ведь они легли.
Матвеич плюнул и торопливо зашагал к Воденникову.
— Андрей Павлович, должно, беда: казаки шумят, — начал он, слегка дотронувшись до Воденникова, и, заслышав за спиной топот многочисленных ног, в страхе обернулся.
Пустоханов, пытаясь вырваться из цепких рук младшего Новгородцева, отчаянно ругался. Увидев перед собой суровое лицо Петра, стоявшего с шашкой наголо, Матвеич юркнул под широкую кровать.
— Что это? Бунт! Вон отсюда! — полуодетый Воденников потянулся к лежавшему под подушкой револьверу, но в тот же миг отлетел в угол, отброшенный сильной рукой Петра. Фронтовики выволокли из соседней комнаты мертвецки пьяного Леонова, скрутили ему руки. Воденников, как загнанный зверь, дико озирался по сторонам в поисках спасения. Заметив окно, пнул сапогом тонкую раму, пытаясь скрыться. Раздался выстрел, и тело Воденникова безжизненно повисло на подоконнике. Леонов пополз на четвереньках под кровать, но стукнувшись с пьяных глаз о железную ножку, осоловело смотрел на казаков.
Перед утром отряд Новгородцева выехал обратно в Усть-Уйскую.
Поход на Троицк провалился.
* * *
В последних числах марта со стороны степного Тургая подул теплый ветер. Солнце светило ярче. Чувствовалось приближение весны.
В те дни, когда казаки ушли на Троицк, Словцов не знал покоя. В домике Егора Летунова, где он жил, было людно. Часто заходил Гриша Рахманцев, приехавший недавно от Русакова, Горячкина Прасковья с подругой Евгенией, инвалиды-фронтовики и каза́чки из Елшанки. Большая просторная изба Егора была полна народу. Говорил обычно Виктор:
— Почему победила Октябрьская революция? Потому, что трудовой народ понял: дорога к лучшей жизни только в тесном союзе рабочего класса и крестьянской бедноты, только с партией большевиков! Где, в какой стране, рабочий и крестьянин управляют государством? — Выдержав паузу, Словцов ответил четко: — Только у нас. Где женщина равна с мужчиной? У нас. Где фабрики, заводы и земля принадлежат трудовому народу? У нас. Так скажите, что нам дороже: наша народная власть или власть дутовцев, власть богатеев? Егор Максимович, — обратился Словцов к хозяину, — скажи, отчего разбогатели братья Вершинины?
— Известно отчего: напоили до пьяна доверенного купца, выкрали у него деньги, а тот удавился, — отозвался сидевший в углу избы Егор. — Своим горбом капитал не наживешь. Кривдой да неправдой, а где и разбоем стали богатеями и другие казаки. А теперь, к слову, взять Сироткина Тимофея. Покосы у вдов забрал? Забрал. Найди-ка на него управу!
Среди женщин началось движение.
— Тын развалился, а правленцы жердей не дают!
— Дров полена не выпросишь, весь лес богатые забрали!
Когда шум в избе утих, Виктор заговорил вновь:
— От вас, товарищи женщины, многое зависит. Возьмите Зверинку, Прорыв, Казак-Кочердык, там каза́чки активно помогали мужьям и братьям, и там давно уже выгнали атаманов и установили власть Советов.
— И у нас будет, вот только вернутся наши из Троицка, — послышался уверенный голос Прасковьи Горячкиной.
Казаки вернулись неожиданно. Ночью к Виктору пришел Петр Новгородцев. Усталый, но довольный, опустился на лавку и произнес с усмешкой:
— Отвоевали атаманы Троицк. Воденников отправился на тот свет. Леонов сидит без штанов в Бобровке, наверное, клянчит у хозяев самогон.
— Настроение казаков? — спросил живо Виктор.
— Боевое.
— Хорошо. На завтра назначаем митинг и выборы Совета. Соберите бедноту и фронтовиков.
— А как со станичной верхушкой?
— Арестовать, — ответил Словцов. — Там, где нужно, применим оружие…
Остаток ночи Словцов провел с фронтовиками, обсуждая порядок выборов в станичный Совет.
Перед утром предупрежденные кем-то богатые казаки вместе с семьями скрылись из станицы. С ними бежал фельдшер Карнаухов и его друг Пустоханов.
Открывая митинг, Петр Новгородцев поднялся на табурет и взволнованно произнес:
— Товарищи станичники! Власть полковника Дутова, власть атамана Сироткина, власть Вершининых, Краснопеева и других богатеев кончилась. Наступила власть трудового народа. Теперь, кто был ничем, тот станет всем. Надо это понять, почувствовать всем сердцем. И тогда каждый из вас скажет: «Да здравствует и живет во веки Советская власть, Коммунистическая партия и вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!» — Петр взмахнул папахой над головой и радостно выкрикнул: — Ура!
Многоголосое «ура» разнеслось по весенним улицам станицы и, перекатившись с косогора за речку, долго висело над пробуждающейся степью.
В тот день ласково светило солнце, заливая теплом дома, станичную площадь и на ней празднично одетых казаков и казачек.
После митинга началась демонстрация. Впереди с красным знаменем шли Словцов, братья Новгородцевы, Паша Горячкина и группа фронтовиков. За ними двинулись елшанцы и приехавшие с ближних хуторов батраки.
Вечером состоялись выборы первого Совета. Председателем его был избран коммунист Петр Новгородцев.
* * *
Жизнь в станице налаживалась. Весной земли и покосы богатых казаков были переданы бедноте. Оброчные статьи отошли елшанцам. На станцию Шумиха потянулись первые обозы с хлебом для промышленных центров страны. Неграмотные казачки учились на курсах ликбеза, которыми руководила Паша Горячкина.
В конце мая ночью неожиданно нагрянули чехи и белоказаки. К ним присоединились бежавшие из станицы дутовцы.
После короткой, но ожесточенной борьбы были схвачены в здании Совета Виктор Словцов и братья Новгородцевы.
Были арестованы все сочувствующие большевикам и активисты станичного Совета. В момент ареста Гриши у старой Рахманцевой отнялась рука. На утро она едва добрела в станичное правление узнать о судьбе Григория.
