— Вывести могу, а стрелять не могу, — стоя посреди конюшни с метлой в руках, сказал Нестеров.
— Боишься, что ли? — подзадорил старшина.
— Никак нет...
— А я приказываю! — повысил голос старшина.
Но Нестеров даже не шелохнулся. Он уже успел подшить чистый подворотничок, как это заметил вошедший капитан Ромашков, почистить брюки и сапоги. Выглядел свежо и опрятно. Так же чисто и опрятно было во всей конюшне с аккуратно развешанными уздечками и седлами. Пол был подметен, утрамбован и полит водой.
— Что за шум? — спросил появившийся капитан Земцов. Рокотов и Пыжиков остались во дворе.
— Опять, товарищ капитан, Нестеров мудрит. Отказывается выполнять приказание, — доложил старшина.
— В чем дело, товарищ Нестеров? — строго обратился к младшему сержанту Земцов.
— Не могу я, товарищ капитан, стрелять эту гнедуху, вот и все, — хмуро поглядывая на Земцова, ответил Нестеров.
— Почему?
— Есть собашники. Пусть они сами и стреляют.
— Это же приказание! А если придется в человека стрелять? — спросил капитан Земцов.
— То дело другое. Я присягу принимал и всяких врагов уничтожать обязан. Враг есть враг, а гнедуха ничего для меня вредного не сделала.
— Вот мудрец! — с усмешкой заметил старшина.
— А мне все равно, кто я есть, — спокойно, но твердо ответил Нестеров. — Может, она жеребая, у ней все зубы сточены, я ее с рук хлебом кормил...
— Вот странный человек! — воскликнул Земцов, не зная, как поступить в этом необычном случае. Акт приема и сдачи подписан еще не был. Земцов чувствовал, что ответственность за дисциплину пока лежит на нем и он должен принять какое-то решение.
— Значит, отказываетесь? — спросил он резко.
— Не могу. — Розовые щеки Нестерова дрогнули. Он выразительно посмотрел на нового начальника заставы.
Ромашков понимал состояние сержанта, но не вмешивался. Ему хотелось знать, какое решение примет капитан Земцов.
— Придется вас, товарищ Нестеров, строго наказать, — проговорил Земцов, желая прекратить эту неприятную сцену.
— Наказывайте, товарищ капитан, — глухо проговорил Нестеров.
— Прекратите разговоры, младший сержант! А вам, товарищ Ромашков, советую поставить вопрос о переводе Нестерова на другую заставу. Он здесь не о службе думает, а о синеньких косыночках...
Рассерженный Земцов повернулся и вышел из конюшни. Ромашков, задержавшись на минуту, укоряюще посмотрел на Нестерова.
Оторопело постояв с минуту на одном месте, Нестеров швырнул в угол метлу и решительно вышел в станок.
Было слышно, как стукнулась о кормушку лошадиная скула, звякнули кольца, зашуршало сухое сено, протяжно всхрапнул конь, визгливо и озорно заржал разыгравшийся стригунок.
— А ну, леший! Вот подойду, да как опояшу! — хрипло прикрикнул на него Нестеров.
История с младшим сержантом Нестеровым, с его курьезным намерением жениться до окончания срока службы, происшествие со старой гнедой кобылой были любопытны и поучительны для молодых офицеров.
— Давно у вас служит Нестеров? — догнав Земцова, спросил Ромашков.
— Около трех месяцев. Он уже успел переменить несколько мест, а приятель его, рядовой Баландин, сумел побывать и послужить на семи заставах. Познакомитесь с их служебными карточками — увидите, что они вытворяли.
— А именно?
— Самовольные отлучки — раз, выпивки — два, пререкания — три. Нестеров, когда прибыл к нам, показался мне хорошим, дисциплинированным парнем: взял на себя ответственность за воспитание разболтанного Баландина. Буду справедливым, первое время он на него жал крепко, а потом сам пошел у него на поводу, попал под его дурное влияние. Как-то возвращались они с границы, зашли на заводе в хату, познакомились с племянницей нашей прачки. Тут еще произошла эта дурацкая история с козой. Вам не рассказывали?
— Слышал, — улыбнулся Ромашков.
— А дальше пошло! Парень завел подружку, задумал жениться, начал бегать туда при всяком удобном случае, да и она стала сюда похаживать. Вижу однажды: за забором стоит и в дырочку подглядывает. А через несколько минут и он туда шмыгнул. Вот так и началась вся эта ерунда.
— И давно началась?
— Месяца полтора. А теперь рапорт подал, чудак! Решил сочетаться законным браком.
— А вы с ней беседовали? — спросил Ромашков.
— Пробовал...
— Ну и что?
— Ничего из этого не вышло. Надерзила и все. Пустая, смазливенькая, вертлявая девчонка, закрутила парню голову. Отослать его надо — и все пройдет.
— Наверно, никуда я его отсылать не буду, — подумав, сказал Ромашков.
— Это уже ваше дело.
Офицеры укоротили шаг и неловко замолчали. Каждый думал о своем: один уезжал, другой только что прибыл.
В казарме проснулись солдаты. Где-то лязгал рукомойник, из столовой доносился дробный стук ложек и мисок. Облокотившись на подоконник, повар покуривал из коротенького мундштука сигаретку. За стеной дежурный крутил телефонный аппарат. Совсем близко запиликала гармошка.
Вдруг в ущелье раздался выстрел. Эхо прогрохотало по взгорью протяжно и гулко.
Повар застыл на подоконнике с дымящейся сигареткой. Офицеры остановились. Из казармы выскочил дежурный. Смолкла гармошка. Дежурный побежал было на звук выстрела, но начальник заставы остановил его. Повернувшись, офицеры пошли по направлению к вольеру. Но там было все спокойно и тихо. Только листья кустарников, словно встревоженные неожиданным выстрелом, мелко дрожали. Ромашков и Земцов взглянули в распахнутые настежь двери конюшни. В это время из-за угла вывернулся младший сержант Нестеров с карабином в руках. Увидев офицеров, он резко остановился и неловко опустил карабин к ноге.
— Это вы? — спросил капитан Земцов.
— Так точно, — глухо ответил Нестеров, не глядя на капитана. — Пусть собашники обдирают. Разрешите идти? — взглянув на Ромашкова, спросил Нестеров.
С этой минуты Ромашков как-то сразу почувствовал себя хозяином заставы, ответственным за все, что здесь может произойти. Когда Нестеров скрылся в дверях конюшни, Ромашков, обратившись к Земцову, официальным тоном проговорил:
— Составляйте, товарищ капитан, акт приема и сдачи. Я подпишу. А вы можете сегодня же уехать.
— Хорошо! — Земцов подкинул ладонь к козырьку фуражки и быстро зашагал в канцелярию.
Капитан Ромашков вошел в конюшню. Нестеров сидел в станке на разостланной попоне и протирал тряпкой разобранные части затвора. Увидев капитана, вскочил.
— Садитесь, сержант, и продолжайте чистить оружие, — спокойно сказал Ромашков. Опустившись на колени, он прилег рядом на душистое сено.
— Извините, товарищ капитан, вы все время меня называете сержантом, а я младший сержант, да и то с изъянцем...
— Ничего. Будете и сержантом. Сегодня примете отделение. Придется вам поработать вместо заболевшего сержанта Ильина.
— Разве меня могут с такой аттестацией утвердить? — вытирая промасленной тряпкой руки, проговорил Нестеров.
— Будете хорошо работать — утвердят и звание сержанта присвоят. Ну, а с вашей девушкой я сам поговорю. Думаю, все будет в порядке.
— Да я, товарищ капитан, да мне...
Нестеров часто заморгал тяжелыми веками и громко щелкнул какой-то частью затвора.
— Но только имейте в виду: буду крепко спрашивать по службе. — Ромашков дружески взглянул на Нестерова: — Хорошо здесь, даже уходить не хочется.
Ромашков поднялся, отряхнув брюки, зашел в станок, потрепал годовалого стригунка по шее и удалился, оставив младшего сержанта в глубоком раздумье.
Нестеров вспомнил свое первое знакомство с Надей, когда они с Баландиным зашли в ее комнату, и он смутился от ее смеха, лукавых и веселых глаз. Баландин, подмигнув ему, шлепнул ладонью по донышку бутылки со сладким вином. Откуда появилась эта бутылка, Нестеров не знал. Он только видел смешливые Надины глаза, белую, нетронутую загаром шею, спутанную паутину золотистых волос, полуголый овал плеча под лямкой цветного сарафанчика, фарфоровый блеск ровных и крепких зубов, пунцовые губы, которыми она пробовала желтоватое прозрачное вино. От волнения он тогда облил вином гимнастерку, и Надя, подзадоривая, говорила:
— И пить-то не умеешь!
Он не помнил, как очутился с ней рядом, обжигаясь своим упрямым подбородком о ее горячее белое плечо, говорил какие-то сбивчивые слова. Позднее, на гауптвахте, наказанный, сидел без ремня, обхватив колени, терзался от мучительного стыда, с отвращением слушая в темноте храп безмятежно спавшего Баландина. Потом это прошло и потянуло туда еще сильнее. Тогда и порешил покончить все разом и расписаться.
«Ведь срок-то надо отслужить честно, благородно... Муть у тебя, Иван, в башке, муть. Освежи-ка ее поскорее, а то плохо будет!» — перекидывая вычищенный затвор с руки на руку, почти вслух думал Нестеров.
