Последние три партии матча - это уже не борьба Алехина с Эйве. На финише в борьбу жестокую и упорную вступили Алехин и шахматы. Эта схватка была трагична для разбитого чемпиона, но она была очень важна и принципиальна для шахмат.
Двадцать восьмая партия. Алехин делает в ней все, что в его силах. Он играет черными, но, все же, добивается перевеса. У него лишняя пешка плюс позиционный перевес. Как реализовать преимущество в этом случае? Переходи в эндшпиль, - учат шахматные законы. Но, оказывается, здесь-то и была еще одна ловушка, расставленная шахматами. Именно в этом случае, именно в этой конкретной обстановке правильнее было избегать разменов. Только сохраняя фигуры, можно было добиться победы, только в сложной борьбе мог оказаться правым безумец, осмелившийся восстать против шахмат. После размена эндшпиль, хотя и выглядел выигрышным, оказался далеко не простым. Шахматы сделали так, что в нем нашлась тонкая защита, ее-то и использовал Эйве для спасения партии.
Разрыв в очко сохранился. Алехину осталась последняя возможность спасения: из двух партий одну выиграть, другую свести вничью. И вот предпоследняя встреча. Чемпион мира играет белыми. Он двигает вперед на два поля королевскую пешку. Эйве выводит королевского коня. Как интересно! В ответственный момент гроссмейстеры-консультанты посоветовали Эйве избрать против Алехина защиту, изобретенную самим Алехиным. Тонкий психологический расчет. Чувствительный удар расстроенным нервам чемпиона. Пусть борется Алехин против Алехина!
Дебют приводит к равной позиции. Но дальше тонкие маневры позволяют Алехину выиграть пешку. Важное приобретение! Разве не достаточно это для выигрыша? Вспомним, какие труднейшие окончания выигрывал Алехин в Буэнос-Айресе - и это против «бога» шахматной техники, против самого Капабланки. Неужели теперь он не реализует перевес? Неужели опять ему не повезет и он не добьется такой необходимой, такой важной победы? Не хватит ли судьбе наносить ему жестокие удары!
Позиция все больше и больше упрощается. Алехин сохраняет лишнюю пешку, и это должно привести к торжеству белых. Правда, на доске ладейный эндшпиль, а он, по шуточному утверждению мастеров, никогда не выигрывается. Но это всего лишь шутка, а Алехин - несравнимый специалист разыгрывания ладейных эндшпилей.
Кажется, вот-вот будет достигнута важная победа, может быть, важнейшая во всей шахматной карьере Алехина. Вот-вот Эйве остановит часы, примирится с равным счетом. Но шахматы твердо решили до конца оставаться принципиальными. Когда, казалось, жар-птица была уже в руках у Алехина, хитрые фигурки сгруппировались вдруг в такой комбинации, что выигрыш белых, несмотря на лишнюю пешку, стал невозможен. Истощенный неимоверными усилиями, побитый и уничтоженный в борьбе с Эйве и с самими шахматами, Алехин на пятидесятом ходу соглашается на ничью. К последней партии Эйве имеет на очко больше. Кто станет чемпионом мира, решит последняя единственная партия. Два месяца боролись два чемпиона, двадцать девять раз садились они за начальную позицию на шахматной доске и… ничего не решили. Судьба шахматной истории, судьба короны всемирного шахматного короля зависела теперь от единственной встречи. Какая важная партия, сколько нервов она стоила партнерам!
В личной библиотеке Алехина одной из любимых книг был сборничек новелл Стефана Цвейга «Роковые мгновения». В ней писатель рассказывает о пяти трагических событиях в истории человечества, исход которых решился в короткий миг, в крайне острой ситуации. Наполеон и битва при Ватерлоо, Достоевский на Сенатской площади - поистине волнующие события истории. Шахматы тоже знают подобные «роковые мгновения». Пусть здесь решалась не судьба человечества, даже не отдельная жизнь - все равно эти события роковые для отдельного шахматиста, для шахматной истории.
Тысяча восемьсот девяносто второй год. Гавана. Чигорин играет матч с чемпионом мира Стейницем. У Стейница на очко больше, но позиция русского чемпиона легко выигрышная.
Стейницу пора сдаваться, тогда счет уравняется и судьба шахматной короны решится в дополнительном матче. Наступает «роковой миг» шахматной истории. Чигорин берется за слона и… отводит эту важную фигуру, защищавшую его короля от мата в два хода. Поворота в шахматной истории не произошло… Два десятка лет спустя. Чемпион мира Ласкер играет матч с практически очень сильным шахматистом Карлом Шлехтером. На старте Ласкер проиграл одну партию, потом никак не мог сравнять счет. Судьбу решала последняя, десятая партия. Сведи ее Шлехтер вничью, он стал бы чемпионом мира. Как мог бы измениться весь ход шахматной истории! И ведь Шлехтер имел подавляющий перевес в последней встрече. Обычно невозмутимый австриец не выдержал напряжения рокового момента. Ошибка, и… титул чемпиона остался у Ласкера.
Алехин сам однажды пережил «роковое мгновение». В его матче с Капабланкой разве не имел кубинец все шансы выиграть тридцать первую партию? У него было все для победы, не хватило лишь… нервов. Мгновенная слабость Капабланки, Алехин делает ничью и в следующих партиях уверенно набирает нужные два очка.
И вот завтра Алехину вновь предстоит пережить страшное напряжение. В единый миг, а что иное пять часов игры по сравнению со всей историей шахмат, решится судьба шахматной короны, а может быть, и жизнь Алехина. Ибо, что для него жизнь без шахмат?! Перенесет ли сердце страшный удар? Да, многое должна решить последняя партия!
Удастся ему победить - тогда вновь торжество, радость, надежда на светлое будущее. А если неуспех - тогда провал в черную пугающую неизвестность. Как страшно ждать «ракового мгновения», когда отказывают нервы, мозг, сердце…
15
Кавалерист перед атакой на ощупь пробует остроту сабли; пехотинец разбирает винтовку и определяет надежность работы механизмов. В борьбе любого вида боец перед сражением так или иначе испытывает свое оружие, проверяет его надежность, безотказность.
А что в шахматах? Нельзя ли и здесь перед началом игры определять свежесть мозга, его работоспособность? Может ли он с достаточной быстротой и точностью решать сложные аналитические задачи? Это ведь очень важно. Если мышление ясное, мозг не устал, можно идти на самые сложные, самые запутанные варианты; если же в голове туман, мысль работает нечетко, тогда безопаснее уходить от осложнений, избирать спокойные пути борьбы.
Еще в начале своей шахматной карьеры Алехин столкнулся с проблемой, как более или менее точно определить степень усталости собственного мозга, как узнать, готово ли к бою самое главное оружие шахматиста. После долгих усилий он нашел, наконец, способ, позволяющий решать эту трудную задачу.
Способ простой и в то же время достаточно надежный. Нужно прикрыть глаза рукой и неподвижно посидеть полминуты. Затем вдруг открыть глаза и прочесть какую-нибудь незнакомую фразу. Если ее смысл с первых же секунд дойдет до сознания, значит, мозг достаточно свеж и его можно нагружать решением самых сложных задач; если же, чтобы понять написанное, нужно прочесть его два раза или больше, тогда дела плохи: Доверять мозгу нельзя: он устал и не справится со сложными задачами расчета вариантов. Тогда лучше избрать спокойные пути игры. Алехин часто применял такой способ проверки мозга; особенно это было необходимо делать после бессонных ночей перед новым туром или во время длительного доигрывания неоконченных партий.
Тридцатая партия трудно давалась Алехину. Прошло три часа игры. Ход был за Эйве, голландский чемпион надолго задумался. Его маленькие, острые глазки внимательно смотрели сквозь очки на доску. Он сидел неподвижно, лишь временами меняя позу. Тогда его длинные ноги шумно двигались под столом.
У Алехина кружилась голова. Незаметно для окружающих, он проделал свой испытанный опыт. Закрыв рукой глаза, он внезапно прочел в голландской газете какую-то фразу.
Результаты оказались плачевными: мысли Алехина путались, их обрывки с лихорадочной быстротой метались в затуманенном сознании. Как в изношенной, испорченной машине, каждое колесико в мозгу чемпиона мира вращалось отдельно, не сцепляясь с другими, не решая общих задач. Перед глазами уставшего гроссмейстера плыли туманные круги, застилавшие и противника и многочисленных зрителей, до отказа забивших турнирный зал.
Временами в его мозгу вдруг начинал монотонно повторяться один и тот же бессмысленный ход. «Слон жэ-семь, слон жэ-семь», - мысленно твердил тогда Алехин одни и те же слова. «Причем здесь слон жэ-семь? - удивленно спрашивал он сам себя. - Ведь этот ход невозможен». На миг ему удавалось отвлечься, изгнать из головы привязчивые слова, и он некоторое время мог беспрепятственно рассчитывать варианты. Но затем с удивлением замечал, что назойливая фраза вновь атаковала его усталый мозг, и под конец прекращал сопротивление. Три ненавистных коротких звука полностью овладевали его мозгом; однотонно и надоедливо повторялись они в такт ударам крови в ушах, точь-в-точь как в патефоне, когда стирается одна борозда пластинки. «Слон жэ-семь, слон жэ-семь, слон жэ-семь…»
