— Опасная зона! — понимающе уточнил Якушев, поневоле тоже оглянувшись.
— Меня иногда встречают, — пояснила она.
— Ну! — воскликнул Якушев. — Это уже интересно. Так что же, мне готовиться к объяснению?
— Не исключено!
— Нет, вы серьезно?
Якушеву хотелось идти все на той же шутливой волне, но слова незнакомки несколько остудили его. И она это почувствовала, хитро и насмешливо взглянув на него.
— Что, испугались?
— Да веселого, честно говоря, мало, — признался он. — В мои нынешние планы разговоры, по крупному счету отнюдь не входили.
— Да вам-то что бояться, если уж кому достанется, так только мне, — сказала она, обходя большую лужу.
— Кто же он, ваш телохранитель?
— Моя свекровь. Каково? Не ожидали этого услышать?
Якушев от неожиданности растерялся. Он почему-то не допускал, что вот эта милая, пригожая толстушка может быть чьей-то женой. Ужасно молодой для этой роли казалась она, и не было в ней той серьезности, основательности — так про себя определил он та, что отличает замужних от всех других женщин. Странно, но признание молодой женщины, что она замужем, вызвало легкую горечь в душе. Хотя казалось, чего огорчаться, серьезных намерений он вроде бы не имел, что же до легкого флирта, так это даже и лучше. Все проще и яснее!
— Извините за нескромный вопрос. Я понимаю так, если вас встречает свекровь, значит, ваш благоверный где-то далеко?
— Вы многое хотите знать, хотя мы с вами еще и незнакомы.
— Виноват: Якушев. Форма говорит сама за себя.
Он приободрился, в нем привычно начала натягиваться знакомая струна. «Где наша не пропадала!»
Имя ее было непривычно и показалось Якушеву красивым. Лина. Лина Артемьева. Выпускница фельдшерско-акушерского училища. Сегодня сдали последний экзамен, по этому поводу и пришли сфотографироваться у памятника на набережной, где он увидел их. Рядом с ней стояла светленькая ее подружка — вот с кем нужно ему-познакомиться! Инна Ратникова. Девчонка, каких поискать. «Значит, Инна. Инночка. Запомним. Нелишне».
Якушев хотел как можно больше узнать о жизни своей новой знакомой. Лина охотно отвечала на его вопросы.
Распределение? Да, распределение уже было. Куда поедет она? Должно быть, по месту работы мужа. Жена! Смешно. Она сама все еще не может привыкнуть к своему новому положению.
Год замужем, а виделась за это время с мужем месяца два, не больше, считая медовый. «Намек. И еще какой», — отметил Якушев. Он снова поверил в свою везучесть, удачливость. «Чем же занимается ее муж? Если это, конечно, не тайна?» — «Какая там тайна! Никакой тайны нет. На трубоукладчике работает, Все время в поле, в степи. Из-за квартиры пошел. Со стариками вместе разве жизнь, а там есть надежда получить свой угол. В конце года у них там, в Уфе, в управлении, от которого он работает, дом сдают; вот там квартиру, обещали. Туда, в Уфу, к мужу и поедет. А сейчас пока что здесь в Оренбурге придется маяться. В другом каком городе, может быть, и ничего жить, но тут…»
Якушев, правда, не совсем понимал, что не устраивает его новую знакомую в городе, который ему нравился, но уточнять не стал. Его мысли сейчас были заняты одним: куда бы ему отправиться с Линой? И он, не очень уверенный в правильности того, что делает, повел ее в кафе на углу сквера. По крайней мере в этой стекляшке они могут часок-другой спокойно посидеть. Взять мороженого, соку или там еще чего и болтать. Это ведь лучше, чем мозолить другим глаза на улице. Кафе, правда, от ресторана и дерут там дай боже, но, к примеру, на пару фужеров шампанского как-нибудь наскребет.
Якушев сделал галантный жест и, придерживая стеклянную створку двери, пропустил Лину. Они огляделись. Якушев в поисках свободного столика, Лина — дабы убедиться, что никого из знакомых нет.
Сели за столик в углу. Якушев учтиво придвинул меню. Выбирать не пришлось. Шампанского не было и в помине. От крепленого вина Лина отказалась, сказав, что в следующий раз выпьет с ним непременно, а сейчас, мол, не, стоит, потому что им хорошо и без вина. Не так ли?
Тон, каким все это было сказано, взгляд, немного несмелый и в то же время лукавый, внушали Якушеву уверенность, что у них с Линой наладится. Они сидели друг против друга, не спеша потягивая молочный коктейль, Якушев подвинул вперед свою ногу, так, чтобы чувствовать ее колено. Ресницы Лины трепетно вздрогнули. Она удивленно подняла на него глаза, слегка прищурив их. Якушев улыбнулся, вкладывая в эту улыбку потаенный смысл. Ему была важна ее реакция. Она отодвинула ногу, но Якушев улучил момент и снова, как бы невзначай, коснулся ее своей коленкой. Она с усмешкой взглянула на него и под столом хлопнула его ладонью по колену. Ему хотелось продолжить эту невинную игру, от которой временами по телу прокатывалась горячая волна, но нужно было уходить: кафе закрывалось.
— Идем, идем, — спохватилась Лина. — А то мы засиделись.
Якушев взглянул на часы и только сейчас вспомнил о письме, переданном Родиным. До прихода поезда оставалось десять минут. При желании, если поторопиться, он мог бы успеть.
Она уловила его замешательство, спросила, что его озадачило.
— Так, пустяки, — отмахнулся Якушев, поднимаясь следом за ней, не сводя глаз с ее ладной фигуры. Она довольно засмеялась, видимо радуясь тому, что нравится. Ей тоже был симпатичен этот рослый курсант с птичками в голубых петлицах. С ним бы не грех пройтись по Советской на зависть девчонкам.
— Не надо меня провожать, — сказала Лина, когда они вышли из кафе.
Якушев крепко держал ее за локоть.
— Давайте распрощаемся здесь, — предложила Лина. — Вон, видите, на нас уже оглядываются.
— Тем хуже, — сказал спокойно Якушев.
На правой стороне, в какой-нибудь сотне метров от стекляшки, влажно, маслянисто блестели под слабо сочащимся зеленоватым светом уличных фонарей старые тополя городского парка.
Они миновали облезлые, еще не подновленные ворота городского парка. Якушев, как бы между прочим, обнял Лину за талию, привлек к себе. Он слышал, как у нее перехватило дыхание. Скамейки при входе в парк были пусты, и никто бы не помешал им миловаться здесь, но Якушев увлекал Лину дальше, в глубь старого городского парка, в самую его глушь, куда они обычно, придя на танцы в «Тополя» — городской парк звался еще и так, — уводили девчат.
Летом этот укромный уголок в самом конце парка, в северной части его, по своей популярности мог соперничать с танцверандой. Приходилось спешить, чтобы занять хорошее место. К окончанию танцев под каждым деревом белели лица, красновато теплились огоньки сигарет.
— К стене, что ли, ведешь? — Лина залилась смехом, впервые за вечер назвав его на «ты».
Вот-вот, они так и говорили: «пойдем к стене». Парк в этом месте упирался в старую, темной красной кирпичной кладки стену.
Веселый смех Лины придал ему уверенность. Значит, и ей хорошо знакомо это место. И, может быть, даже в одно и то же время бывали здесь, под этой вот стеной. Очень даже может быть.
Дорожки в парке еще не успели просохнуть, остро пахло сырой прошлогодней листвой.
— Может, не пойдем дальше? — спросила неуверенно Лина.
Он вдруг снова привлек ее к себе.
Она подняла лицо, приоткрыла рот, собираясь что-то сказать. Но в ту же секунду он крепко впился в ее влажные, приоткрытые губы. Он долго не отпускал их, чувствуя, как слабеет, тяжелеет ее тело. Она пыталась оттолкнуть его, но движения ее были слабы, вялы. Наконец ей удалось высвободить лицо.
— Сумасшедший, — сказала она, поправляя смятую прическу.
Эти слова лишь подхлестнули Якушева. Он ринулся в новую атаку, привалил ее к дереву и, жадно, горячо обцеловывая щеки, глаза, шею, начал торопливо, лихорадочно мять ее податливое тело. Он расстегнул ее пальто, и тут, словно очнувшись, она резко выпрямилась, выбросив прямо перед собой вытянутые руки. Он отшатнулся, оторопело глядя на нее. В темноте не видно было ее лица, но голос был решительный.
— Хватит, — сказала она, застегивая пуговицы пальто. И он вынужден был подчиниться этой властной интонации.
— Больно быстрый, или думаешь, если замужняя, то все можно…
Якушев не стал перечить. Лениво загребая носком прошлогоднюю листву, молча следовал за ней по дорожке к выходу. Неужели он дал промашку? Или, быть может, их линии не совпали? Вот и пойми этих женщин! Не одно, так другое выкинут. Он разыгрывал из себя обиженного, старался не глядеть на свою новую знакомую.
— Ты чего скис, — сказала она как ни в чем не бывало. И, притянув его, звучно чмокнула в щеку. — Мир!
Снова выведенный из спокойного состояния этим беглым поцелуем, он хотел обнять ее.
— Все, все, — сказала она, увернувшись.
Выйдя из ворот и завидев троллейбус, Лина начала торопливо прощаться. Делала это с такой поспешностью, будто троллейбус был последним.
