Просил передать мужу, а она позабыла. На танцульки с кавалером улетела. А потом до вчерашнего дня домой к матери ушла. И вот только... — Маргарита Ивановна снова бросила укоризненный взгляд на сестру и протянула Мельникову злополучную телеграмму.
Как Мельников и предполагал, это была фальшивка. Давалась по телеграфным каналам, но не из Москвы, как гласили подклеенные полоски, а из соседнего поселка Пеньки. И хотя прошло несколько дней, телеграфистка из Пеньков запомнила человека, давшего эту телеграмму: тучный, с бородкой и усиками. Очень торопился. Говорил, что сам обещал заехать в Степняково и сообщить адресату о приезде друга, но заезжать нет времени.
Докопался Александр Васильевич и до того, как появилась фальшивая вклейка в телеграмме. Почтальон, принесший телеграмму, был из взвода Козырева. Перед разноской вечерней почты Козырев мог его куда-то отослать и заменить вклейку «Пеньки» на «Москва». Маркин телеграмму ему показал в общежитии, но впоследствии Козырев это отрицал.
Еще одно удалось открыть Мельникову. На очередном допросе Маркин подтвердил, что водитель «Победы» угощал его конфетами и лимонадом. В угощение могло быть всыпано снотворное.
Зачем же снотворное? — задал себе вопрос Мельников. Всыпь сразу яд и делу конец. И сообразил: человек бежит от правосудия и вдруг принимает яд. Сразу раскроется фальшь. Иное дело, скажем, сбила машина...
На днях должен приехать Степан Герасимович и Игнатенко. Александр Васильевич встречал их не с пустыми руками.
Волков вернулся в Степняково пятого января. На следующий день, в понедельник, прилетел Игнатенко. Встретились вечером в гостинице. А во вторник утром Волкова и Мельникова пригласил полковник Шилов. Говорил дружелюбно, но в голосе чувствовался металл:
— Сегодня седьмое января, товарищи контрразведчики! Вылет второго истребителя в ближайшие дни!
— Помним, Денис Тимофеевич! — ответил Волков.
— Есть гарантия, что его не постигнет та же участь?
— Полная. Операцию закругляем максимум послезавтра. Но вопрос: точная дата вылета определена?
— Да. Планируем именно на послезавтра.
Степан Герасимович немного подумал.
— Это известно узкому кругу лиц или многим?
— Безусловно, узкому. Но раз машину готовят...
— Понял, товарищ полковник! Вылет обеспечим.
Через час в штаб прибыл и Игнатенко. Совещались, как брать преступников. Лузгину и Приходько решили арестовать прямо на рабочих местах. Тяжелее было с Козыревым.
Идею подал Мельников. Завтра утром сборная гарнизона встречается с командой «Луч». Козырев с утра свободен. Пригласить его на игру, там и...
Козырева допрашивали на следующий день. Кроме Волкова в комнате находились Мельников и Игнатенко. Степан Герасимович испытывающим взглядом смотрел арестованному в глаза. Тот был спокоен. Сидел без погон и постукивал себя по коленкам.
Волков предложил ему папиросу.
— Спасибо. Не курю.
— Чей же тогда в ваших вещах портсигар?
Ни одна жилка не дрогнула на лице Козырева.
— Мой. С папиросами у многих солдат плоховато. А в карауле ночами бодрствовать надо. Вот и угощаю, чтоб дымком сон разгоняли.
— Понятно. Позвольте тогда узнать, как угощаете? Портсигар солдату преподносите или каждому в отдельности папиросу?
Только на миг расширились у Козырева зрачки. Но не растерялся:
— Всяко бывает. В чем вы меня подозреваете?
— В убийстве Яковлева!
Удар был внезапен.
— Меня?.. Шутите, товарищ подполковник. — На лице Козырева блуждала невинная улыбка.
— Хватит играть, Козырев! На какую разведку работаете?
— Никаких разведок я не знаю. Для меня даже странно звучат эти слова.
— Ну, что ж, раз не хотите отвечать прямо, подведу вас к финишу другим путем. Какого числа был в училище выпускной вечер?
— Двадцать седьмого июля.
— А какого числа покинули Подмосковье?
— Пятого августа.
— Почему задержались?
— Девушка у меня там была. Решил немного побыть с ней.
— Была или есть?
— Была. Поссорились мы. Написал ей глупое письмо и...
Степан Герасимович смерил Козырева оценивающим взглядом. Да, такого не сразу сломишь.
— После училища вы поехали в Уральск. Побывали там?
— Нет. В дороге я простыл и попал в Саратовский госпиталь.
Тут Козырев не врал. В его личном деле имелась справка, что он лежал в Саратовском госпитале с острым бронхитом. Госпиталь это подтвердил. Но опытного контрразведчика трудно было провести.
— Итак, выехали в Уральск? Надеюсь, выехали в той форме, что вам сшили в училище?
— Безусловно. На штатский костюм в то время и денег не хватило бы, — улыбнулся Козырев.
— Вот именно, — подчеркнул Волков.
Козырев, похоже, уловил скрытую ловушку, но отступать было некуда. Перешел в наступление сам.
— Товарищ подполковник, говорите прямо, в чем вы меня обвиняете? Происходит какая-то досадная ошибка.
— Досадная ошибка произошла с Маркиным, — отчеканил Степан Герасимович и повернулся к записывающему показания арестованного Мельникову. — Александр Васильевич, пригласи Лузгину.
Екатерина Лузгина вошла в комнату осунувшаяся, сразу постаревшая, но красивые глаза еще не совсем потеряли блеск и смотрели на Волкова открыто и смело. Еще вчера она выложила всю боль души своей Игнатенко.
— Гражданка Лузгина, вы знаете этого человека? — Степан Герасимович показал на Козырева.
Арестованные посмотрели друг другу в глаза.
— Нет.
— А вы, Козырев?
— Впервые вижу.
— Хорошо. Уведите Лузгину. — Степан Герасимович был удовлетворен. — Иван Иванович, попроси сюда Пелагею Денисовну.
Вошла лет пятидесяти полноватая невысокая женщина с очень живыми карими глазами. Они забегали по лицам людей и остановились на Козыреве.
— А эту женщину знаете, Козырев? — спросил Волков.
— Эту?.. — Козырев чувствовал, что здесь подвох. — Так это ж тетя моя из Полтавы!
Волков призадумался: «Откуда он знает Пелагею Денисовну?» И тут догадка: «Моя оплошность. Назвал ее по имени. Все данные о родственниках Виктора хорошо знал Приходько. Натаскал».
— Спасибо, Пелагея Денисовна! Пока свободны. — И когда та вышла, продолжил допрос:
— Козырев, когда вы в последний раз виделись с тетей?
— Виделись?.. Разве война дала видеться? — уклончиво ответил Козырев.
— А ведь тетя недавно приезжала в училище.
— Разве то виделись? — нашелся Козырев. — Пару часов.
Противник был изворотливый. Голыми руками не взять.
— Иван Иванович, пусть введут Приходько, — попросил Волков.
Легкая тень скользнула по лицу Козырева и тут же исчезла. У него было исключительное самообладание.
Приходько вошел ссутулившийся, почерневший, обрюзгший.
— Козырев, вам знаком этот человек?
Козырев вяло повернулся к входной двери.
— Нет.
— А вам, Приходько?
— Да. Этот парень мой кумир. Я в восторге от его игры.
— Давно его
