«Ужинать!» — догадался Димка, но откликнуться, конечно, даже и не подумал.
Мать постояла на крыльце еще немного, потом выругалась и ушла. На дворе стало темно. Подождали минут пять…
— Идем, Жиган!
Крадучись, вышли, или, вернее, выползли.
Возле деревянной стенки чулана остановились.
До окошка было довольно высоко. Димка встал, упершись рукой в колено, а Жиган, как более гибкий, забрался к нему на спину и осторожно стал просовывать палку с гвоздем в окошко.
В чулане темно, он никак не мог зацепить крючком котелок, так что Димка изругался даже.
— Скорей ты, черт! Что у меня спина, забор, что ли?
— Темно больно, — шепотом ответил Жиган и, с трудом зацепив поблескивающий котелок, потащил его к себе. — Есть! — соскочил с Димкиной спины Жиган.
— Жиган! — удивился Димка, заметив у него в руке еще что-то. — А где ты колбасу взял?
— Тут висела рядышком… Бежим скорей!
И они проворно юркнули в сторону… Возле огорода Димка вспомнил, что впопыхах они оставили палку с крюком прислоненной к чулану, и решил вернуться, чтобы захватить ее с собой. Быстро пробравшись обратно, он схватил ее и хотел бежать, как вдруг увидел просунутую в дыру плетня голову Топа, любопытно смотревшего на него.
Димка, с палкой в одной руке и с колбасой в другой, так растерялся в первую секунду, что пришел в себя только тогда, когда Топ спросил его серьезно:
— Ты зачем колбасу стащил?
— Это… Это не стащил. Топ… Это надо, — поспешно ответил, подходя к нему, Димка. — Это воробушков кормить… Ты любишь, Топ, воробушков?.. Чирик-чирик!.. Ты не говори только. Не скажешь? Я тебе гвоздь завтра дам, здоровый…
— Воробушков? — так же серьезно переспросил Топ.
— Да-да! Вот ей-богу!.. У них нет… Бе-едные!
— И гвоздь дашь?
— И гвоздь дам… Ты не скажешь, Топ? А то не дам гвоздя и со Шмелькой играть не дам.
И, получив обещание Топа молчать, но все-таки про себя сильно сомневаясь в этом, Димка помчался к Жигану.
Сумерки наступали торопливо и, когда ребята добежали до сарая, чтобы спрятать котелок и злополучную колбасу, стало почти темно.
— Прячь скорее…
— Давай! — Жиган полез вверх, на солому, и скользнул под крышу. — Димка, тут темно, — тревожно слышалось через переборку. — Я не найду ничего.
— А, дурной, врешь ты, что не найдешь! Боишься, видно? — бросил Димка и полез в дыру тоже… В потемках он нащупал руку Жигана и, к своему удивлению, заметил, что она сильно и нервно дрожит.
— Ты чего? — И Димка почувствовал, как невольный страх начинает передаваться и ему…
— Там кто-то… — начал было Жиган шепотом, выбивая зубами дрожь. — Кто-то…
Но не договорил, а только крепко ухватил Димку за руку. И Димка ясно услыхал доносившийся из темной глубины сарая тяжелый, сдавленный стон…
В следующую же секунду, с криком скатившись вниз, не различая ни ям, ни тропок, оба в ужасе неслись прочь от сарая.
В эту ночь Димка долго не мог заснуть. Положил с собой рядом Шмеля, закутался крепко в поддевку и все же каждый раз испуганно открывал глаза при малейшем стуке. Проснулся он рано, и потому ли, что было светло, потому ли, что за ночь он успел оправиться от первоначального испуга, но только теперь в его голове начали складываться всевозможные более или менее цельные предположения.
«Крысы? — вспоминал он. — Мясо, снопы… А что если?..» — вдруг мелькнула у него какая-то мысль.
Он быстро оделся и помчался прямо к сараям. Вот и снопы, вот и щель. Простояв с минуту в нерешительности, Димка быстро вскарабкался на солому и юркнул в дыру.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многочисленные щели, светлыми полосками прорезали полутьму длинного сарая. Подпорки передней части, там, где должны были находиться ворота, обвалились — и крыша осела, наглухо завалив вход.
«Где-то тут!» — Димка пополз вперед. Он завернул за одну из куч слежавшейся соломы и остановился… В углу, распластавшись на соломе, лежал человек, а впереди него — бессильно зажатый в вытянутой руке темный наган.
Шорох заставил человека поднять глаза. Он крепко стал сжимать наган, по-видимому, собираясь выстрелить. Но, то ли изменили ему силы, то ли что-нибудь другое, только, всмотревшись воспаленными мутными глазами в Димку, он разжал пальцы, выпустил револьвер и проговорил хрипло, с трудом ворочая языком:
— Пить…
Димка сделал шаг вперед и чуть не крикнул от удивления: прямо перед ним лежал черный незнакомец. Пропал весь страх, все сомнения, осталось только чувство острой жалости к человеку, когда-то так участливо заступившемуся за него.
Димка схватил котелок, помчался за водой на речку. Возвращаясь бегом, он наткнулся на Федьку Марьиного, помогавшего матери тащить корзину мокрого белья. Однако он успел все-таки почти что под самым носом у того завернуть в кусты. Ему было видно, как удивленный Федька замедлил шаг и поворотил голову в его сторону. И если бы мать, заметившая, как сразу потяжелела корзина, не крикнула сердито: «Та неси же, дьяволенок, чего ты завихлялся, паршивец!» — то, должно быть, тот не утерпел бы проверить, кто это шмыгнул в сторону и спрятался в кустах столь поспешно.
В сарае Димка увидел, что незнакомец лежит, закрыв глаза, и шевелит губами слегка, точно разговаривая с кем-то во сне. Димка тронул его за плечо, и, когда тот, открыв глаза, увидел перед собой стоящего с котелком мальчугана, нечто вроде слабой улыбки мелькнуло по его пересохшим и истрескавшимся губам. И он с жадностью, отрывисто дыша, потянул тепловатую воду. Напившись, опять опустил голову на солому и пролежал молча минут пять. Потом приподнялся опять и спросил у Димки, уже немного яснее и внятней:
— Красные далеко?
— Далеко, — ответил Димка. — Не слыхать вовсе что-то.
— А в городе?
— Петлюровцы… Головень вчерась говорил.
Раненый поник головой. Потом снова заговорил негромко:
— Мальчик, ты никому не скажешь?
И было в этом вопросе столько скрытой тревоги, столько безнадежной просьбы, что вспыхнул разом Димка и горячо принялся уверять, что он не скажет никому.
— Жигану разве только.
— Это с которым вы бежать собирались?
— Да, — удивленный смутился Димка. — Вот и он, кажется.
Прислушались. У сараев засвистел соловей переливисто, щелкнул, рассыпавшись пересвистами. Потом крикнул тихонько:
— Эгей…
Это Жиган, не боящийся ничего солнечным утром, разыскивал и дивился, куда это пропал его товарищ.
Отодвинув снопы и высунув из дыры голову, Димка, боясь крикнуть, запустил в Жигана камешком. И когда тот, как ужаленный, обернулся назад, он позвал его знаком к себе.
— Ты чего? — рванулся недовольный Жиган, почесывая рукой спину.
— Тише! Лезь сюда. Надо…
— Так ты крикнул бы, а то на-ко… Камнем! Ты б кирпичом еще запустил…
Взяв с Жигана самую страшную клятву и, помимо всего прочего, пообещав поколотить его в случае нарушения слова, Димка посвятил его в свою тайну.
Спустились оба вниз. Видя перед незнакомцем черный револьвер, Жиган остановился, оробев. Но тот открыл глаза и спросил негромко:
— Ну что, мальчуганы?
— Это вот Жиган! — не зная, собственно, к чему, ответил Димка и толкнул того легонько вперед.
Незнакомец ничего не сказал и только чуть-чуть наклонил голову.
Из своих запасов Димка притащил ломоть хлеба и вчерашнюю колбасу.
Раненый был голоден, но ел мало и все больше пил воду. Помимо того, что пуля зеленых прохватила ему ногу, он почти три дня не имел ни глотка воды и был сильно измучен.
Жиган и Димка сидели почти все время молча, так как, кроме нескольких отрывистых фраз, незнакомец пока не сказал ничего. Глаза у него заблестели теперь лихорадочно и ярко.
— Мальчуганы! — окликнул он уже совсем ясно. И по голосу теперь Димка еще раз узнал в нем незнакомца, крикнувшего гневно на Головня. — Мальчуганы, вы славные ребятишки… Я часто слушал, как вы разговаривали, — но если вы проболтаетесь, то меня убьют… Только-то и всего…
— Не должны бы, — неуверенно вставил Жиган.
— Как, дурак, не должны бы? — вспыхнул Димка. — Ты говори: нет — и все… Да вы его не слушайте, — чуть не со слезами в голосе обратился он к раненому. — У него, ей-богу, дурость вроде как в башку заходит. Вот провалиться мне, все обещал только, а то и взаправду вздую.
Жиган, который и в самом деле не имел никакой задней мысли, сообразил, что сболтнул что-то несуразное, и ответил извиняющимся тоном:
— Да я, Дим, и сам… что не должны бы, значит… ни в коем случае…
И Димка увидел, как незнакомец улыбнулся второй раз.
— Хорошо, хорошо, — я верю, только вы теперь не убегайте из дому, ребятишки.
И Димке, которому перед тем важным, что было теперь перед ним, побег показался таким далеким и ненужным, что он ответил твердо за двоих:
