Генка понимал, что Сергею Сергеевичу, ратовавшему недавно за добрых хозяев тайги, действительно стыдно. Забыл, сколько километров до дому! Генке, что ли, за него помнить?
— Часть рыбы могу нести я. И спиннинг, — предложила девушка.
— А! — Раздраженно махнув рукой, Сергей Сергеевич уселся рядом с тайменем на гальку и стал закуривать.
— Если разрубить, в рюкзак влезет! — сказал Генка.
— В рюкзаке и без того килограммов двадцать, — пожалуй, уже в сторону преуменьшения посчитал Сергей Сергеевич.
Генка посмотрел на Элю и, расправляя плечи, решил:
— Ништо! Утащу, если вы мою хариусницу возьмете. Тропа здесь низом поведет, по ключам.
— Ты с ума сошел? — спросила Эля, а Сергей Сергеевич, выбрасывая сигаретку, вздохнул:
— К сожалению, человеческие возможности ограниченны. Сорок килограммов можно перенести на расстояние километра, но десять километров по тайге…
— Утащу!
Конечно, будь вместо рюкзака поняжка, Генка чувствовал бы себя увереннее. Узкие и жесткие ременные лямки врезались в плечи, тонкий брезент рюкзака промок, промочил рубаху, липкий сок присоленной рыбы разъедал спину. Но, взяв этот проклятый рюкзак, Генка уже не мог бросить его, потому что рядом или чуть поотстав, когда тропа суживалась, шла Эля. Потому что она говорила: «Сумасшедший, отдохни!», «Сергей Сергеевич, скажите ему!»
Наконец Генка позволил уговорить себя и, сбросив рюкзак, с трудом распрямил спину.
— Давайте я вас сменю, — предложил Сергей Сергеевич. Освободясь от хариусницы, он сидел, привалясь к пню, громко дыша ртом.
Генка подмигнул Эле и сказал:
— Давайте.
— Я покурю только…
Кивнув, Генка лег на спину, раскинув руки. В просветах между кронами сосен пробегали розовые ватные облака, но казалось, будто клонятся, готовясь упасть, сосны. Клонятся, клонятся и, не трудясь покачнуться в обратном направлении, снова стоят прямо.
— Гадостью какой-то пахнет где-то рядом, — сказала Эля.
— Гнилью, здесь грязи недалеко, болото, — объяснил Генка и потянул носом воздух. — Нет, вроде пропастиной несет. Наверное, медведь сохатого на грязях устерег. Надо посмотреть, пожалуй.
— Я с тобой, ладно?
— Пойдем, здесь недалеко. — Генка поднялся, вскинул на плечо ружье. — А то не ходи. Ноги-то наломала уже…
— Иди знай! — поправляя сетку, приказала девушка. — Разговаривать еще будет!
Пройдя шагов десять, она спросила:
— А если там медведь?
— Ну да! Будет он нас ждать, куда там!
— Все равно я с тобой не боюсь. Знаешь, какой ты?
— Какой?
— Ты… не знаю!
— Ну вот! — разочарованно протянул Генка.
Они вышли к светлой, затянутой лиловатым мхом мочажине, которую разрезал пополам ручей. Сильнее, чем падалью, пахло серой, но Генка опять повел носом и показал в дальний угол.
— Там вроде. Вон и кукша вылетела.
Мох зыбился под ногами, и Эля уцепилась за спутника. Тот усмехнулся:
— Не робей. По нашим местам трясин нету… Черт, верно ведь, лось!
Между двух сосенок на краю мочажины Эля увидела не лося, как ожидала, а клочья свалявшейся серо-коричневой шерсти, несколько некрупных костей с присохшими к ним размочаленными сухожилиями. То, что походило на лося — голенастые, все еще одетые серой шкурой ноги, соединенные голым позвоночником, и голоса зверя, — лежало поодаль. Серая, ссохшаяся шкура на ногах, гладкая, как бы прилизанная, так разнилась от раскиданной кругом шерсти, длинной и грубой, что Эля решила: наверное, длинная шерсть принадлежит медведю, а не лосю.
— Г-гад! — сквозь зубы процедил Генка.
— Что он, линял, да? — спросила Эля.
— Кто?
— Ну, медведь.
— А-а, медведь ни при чем.
— А шерсть? Вот эта, коричневая?
— Сохатый это, — сказал Генка. — Такой зверина пропал зря! Пойдем. Теперь тут… долго нечего делать. Испорчены теперь грязи.
— Слушай, ты переведи на русский язык!
— Ну, понимаешь: не будут сюда звери ходить, пока пропастиной пахнет.
— А зачем им ходить сюда?
— Так ведь грязи же! Вроде как солонцы.
— Насчет солонцов что-то читала. Пойдем.
— Эх! — Качая головой, Генка в последний раз посмотрел на остатки лося.
— Жалко, — равнодушно согласилась Эля и потянула его за рукав. — Пойдем.
Сергея Сергеевича они застали все в той же позе. Вздохнув, он поднялся, подергал рюкзак за лямку, вздохнул еще раз и попросил Генку:
— Вы мне помогите его надеть, пожалуйста…
— Ладно вам, — нелюбезно сказал Генка, махнув рукой. — Хоть хариусницу донесите до места.
Сергей Сергеевич виновато опустил голову.
Заполошный старшина, которому Петр успел-таки объяснить кое-что насчет родителей и квалификации, опоздал оттянуть в «борозду» хвост «матки». Перед шиверой последние плоты вовсе развернуло лагом, и оба красных бакена отправились считать камни. Главное, на обоих только что переменили батареи, а батареи Мыльников давал туго, точно из своего кармана.
— Сука! — сказал Петр про старшину. — Лишь бы проскочить шиверу, а что людям горбатиться потом — наплевать!
Он пришел за Генкой и за Матвеем Федоровичем — устанавливать бакены на месте сбитых «маткой». Вчера Генка заходил к нему поговорить, но Петр пиликал на гармошке, прижимаясь к ней ухом. Это значило, что Петр пьян, и Генка решил, что нужного разговора все равно не получится. Он посмотрел, как Клавка вытирает чистой тряпкой — куда чище, чем рушник возле умывальника — аккордеон. Клавка, приходя к Дьяконовым, уши прожужжала, что вытирает пыль с аккордеона, словно только этим и занималась. Аккордеон стоял на специальной полочке в углу, застеленной вышитой крестиками скатеркой, а над ним висел образ какого-то святого. В святых, конечно, никто не верил, но медный оклад образа, если его потереть золой, блестел не хуже аккордеона. Теперь Клавка не считала нужным тереть святого золой.
Сегодня Петр был совершенно трезв.
— Может, старые бакены поймаем? — спросил его Матвей Федорович.
— Один вроде в прилук понесло. А один вместе с наплавом, в шивере. Черта его добудешь оттуда, из камней!
— Сколь уже бакенов потеряли! — сокрушенно вздохнул Матвей Федорович, подвязывая деревяшку.
— Больше не будем терять, — уверил Петр. — Поставим на входе самоотводящийся. Про который инженер говорил.
— Точно, — обрадованно подхватил Генка. — В «Пособии путевому мастеру» есть про самоотводящиеся. На двух якорях, да? Если сорвет с основного якоря, бакен ко второму на длинном сторожке учален. Сплывет по течению, и все.
Петр кивнул.
— Такой самый. Только якоря и одного хватит. Просто на двух сторожках надо ставить. На коротком и на длинном запасном, метров в полсотни. И чтобы от рабочего бакен отцеплялся, если навалит плот. Тогда запросто его назад притянуть можно.
Подмостив жерди, чтобы легче было сбрасывать тяжелые якоря и наплавы, загрузили лодку. Один якорь и один наплав с прикрепленным к нему бакеном — сверху, на помост. Второй комплект — пока на днище, чтобы лодка не потеряла остойчивости.
— А свет? — спросил Генка.
— Третьим заходом поставим. Давай заводи!
— В шивере не разворачивайся смотри! — предупредил Петр. — Груз высоко лежит, в два счета вывернет.
— Я сам рулить буду. — Матвей Федорович, руками помогая деревянной ноге, перешагнул через наплав, пробрался на корму. Мотор заработал на холостом, Петр шестом отпихнул лодку.
— С богом! — кивнул Матвей Федорович, и Генка включил сцепление.
Спустившись ниже шиверы, развернулись против течения. И сразу шивера кинула на тяжело груженную лодку не только пляшущие дикую пляску валы, но и всю стремительность катящейся навстречу реки.
Матвей Федорович безбоязненно усмехнулся, сплюнув за борт.
— Ништо!
Крикнув сыну, чтобы сбавил маленько обороты, надежно встремив свою деревяшку в щель сланей, не выпуская руля, он поднялся в рост — высматривал ему только ведомое место, где ставить бакен.
Лодка отвернула речнее и, прыгая с вала на вал, взмахивая при каждом прыжке блескучими крыльями брызг, почти потеряла ход.
— Кидай!
Генка с Петром, отвалясь на один борт, приподняли за концы жерди, и опутанная тросом глыба гранита, соскользнув с них, плюхнулась в воду, потянув сбитый из бревен наплав с бакеном. Лодку отшибло в сторону волной, и Матвей Федорович, сверившись с какими-то приметами на берегу и в шивере, сказал:
— Однако правильно угадали. Прибавь газу, Генка!
Позади, удерживаемый каменным якорем, зарывал острый нос в белые гребни наплав. Округлый, набранный из перекрещивающихся досок бакен на нем казался после купанья только что выкрашенным.
— Все! — гордо сказал Петр. — За этот можно не беспокоиться до конца навигации. Если сорвет — пять минут хлопот, и снова на месте.
