— А план Рогозина?
— Что план Рогозина? Смелый план, но он не учел данилковскую просеку. Затылок подставляет. Там немцы могут пехоту двинуть. А ее-то и надо в засаду подловить.
— Почему же вы Рогозина на месте не поправили?
Почибут, как опытный штабной командир, давно оценил всю обстановку, но не понимал снисходительного отношения Осипова к молодому командиру.
— Вот он придет сюда, мы его здесь и поправим. А там нельзя было. Зачем лишать человека инициативы? Да и план его мне нравится. А засаду мы там все-таки посадим. Главное, хорошо говорил, с огоньком. Танки пропустить и сбоку кинжальным огнем! Здорово! Из него, честное слово, вот посмотришь, добрый выйдет комэскадрона. Раз человек думает, мыслит творчески, — значит, у него есть инициатива. Надо только во-время его поправить, указать на ошибку. А ведь каждый думает по-своему: один так, другой эдак. Ко всему надо прислушиваться. Мысль не новая, но мы часто забываем ее. И со мной это бывало, нечего греха таить. Я вот присматриваюсь к командирам и все время думаю, кто на какое дело способен, кому и что можно, доверить. Скажем, тот же Рогозин. Он хорош в обороне, будет драться до последнего, но нельзя его пускать на марше в головную походную заставу. Неизвестное действует на него очень сильно и вызывает психологическую напряженность. Он будет обдумывать всевозможные варианты встречи с воображаемым противником, а при столкновении может забыть отдать команду спешиться, как это было под Крюковом. Не умеет еще руководить своей волей. Для этого ГПЗ[2], чтобы ты знал, лучше Орлова нет. Осторожен, хитер и смел, да и опыта больше. Биктяшев, мастер засады, любит внезапность, при наступлении быстрей его никто не продвигается, но слишком бывает суетлив, мечется, горячится. А это не всегда хорошо кончается. — Осипов умолк, заложив руки за спину, прошелся из угла в угол.
— Что вы думаете о старшем лейтенанте Шевчуке?
— Шевчуке?
Остановившись посреди комнаты, Антон Петрович плотно сжал губы и задумался.
— Этот, пожалуй... — и, вспомнив записку Доватора и высказанное Шевчуком решение, подумал: «Эх, людей маловато, пушек бы да десяток танков!» и, поймав устремленный на него взгляд начальника штаба, веско добавил: — Этот, как глыба: ударь сильней — искры брызнут...
ГЛАВА 9
В боях под Москвой наступило временное затишье. Рано утром Доватор был неожиданно вызван в штаб армии. В приемной командарма к нему подошел небольшого роста средних лет человек в форме генерал-майора.
— Здравствуй, соседушка! — сказал он, протянув Доватору руку.
Лицо его с резко выдающимися скулами, несмотря на утомленный вид, было приветливым и ласковым. Это был прославленный генерал Панфилов, командир дивизии, сосед Доватора на правом фланге.
Доватор, взяв Панфилова за локоть, повел его к окну, шутливо выговаривая:
— Браниться сейчас буду, браниться! Что ж это — по-соседски? Обещал, а не появляешься!
— Не мог, Лев Михайлович! Совсем однажды собрался, белье приготовил, веник березовый... Ну, думаю, попарюсь... — Панфилов весело прищурил глаза и улыбнулся.
— А тут немцы, как назло, такой «душ» устроили!..
— Знаю, знаю. Жарко было.
— Земля трескалась! Мои разведчики обера притащили, командира штурмовой роты. Хлыщ такой. Говорит: «Москва окружена. Мы скоро будем в Кремле». А пока, видите ли, наш батальон, расположенный на высоте, мешает их наблюдателям, так они решили прогнать его... Я сначала маленько пострелял, а потом велел пропустить их. Ну, а заманив к себе, мы с твоим комдивом отрезали им отход и... Впрочем, остальное тебе известно... Молчат пока. Это перед бурей.
Поблескивая из-под густых бровей умными, спокойными глазами, Панфилов начал анализировать обстановку, подчеркивая сложность положения в центре расположения армии.
— Меня вызвали и говорят: «Приготовься отбивать атаки». А я всегда готов наступать. Немножко, говорю, резервов подбросьте. Нет, отвечают, насчет резервов пока подождите. Есть сведения, что на нашем участке у врага действуют семь танковых дивизий и авиационный корпус. Как будем бить немцев, генерал Доватор?
— Всем народом, — перехватывая цепкий и пристальный взгляд Панфилова, ответил Доватор. — Кто говорит, что у нас резервов нет? А Сибирь, Урал, Волга, Средняя Азия! Силища!
— Да, но и фронт у нас велик! В том-то и секрет, чтобы умно распределить и использовать резервы. А вот некоторые говорят, что, пока союзники не начнут военных действий, мы сможем вести только оборонительную войну, — усмехнувшись, проговорил Панфилов, искоса посматривая на начинавшего горячиться Доватора. Он уже покусывал губы и мял темляк шашки.
— Это что ж? К весне завести огороды под Москвой, петрушку выращивать, огурчики? Как французы на «линии Мажино»? — отчеканивая каждое слово, проговорил Доватор.
Панфилов с улыбкой посмотрел на него. Этот молодой, горячий, но сдержанный кавалерийский генерал очень нравился ему.
— Вздор! Русские войска никогда не отсиживались, — горячо продолжал Доватор. — И никогда ни на кого не надеялись. Никакой заморский сосед защищать Москву не придет. Союзники сначала дали Гитлеру сломить Австрию, потом Чехословакию, а когда он пошел на Польшу, спрятались за «линию Мажино». Может, мол, он с русскими сцепится, а мы пока отсидимся. Не вышло! Французские укрепления Гитлер объехал на танках через Бельгию и пожаловал прямо в Париж. А теперь заморские политики сидят, небось, на островах и в подзорную трубу посматривают: прихлопнет Гитлер Москву или нет? Только они забыли, что Советский Союз непобедим и у фашистов силенок не хватит, чтоб взять Москву. Нам сейчас тяжело, это верно, но в семнадцатом году было еще тяжелее. Выдержали. Выдержим и сейчас. Только не сидеть надо, не отсиживаться! Я вот прошусь... тылы немецкие тревожить. Попутал бы генералу Гютнеру его козыри. Да не пускают!
Доватор помолчал и, подмигнув Панфилову, добавил:
— А если я решу ночной ударчик сделать, поддержишь? План у меня разработан, передан командарму. Может, за тем и вызвали?
— Об этом вот с кем поговорить нужно. — Панфилов указал глазами на подходившего к ним члена Военного совета Букреева. — Я слышал, ему эта операция нравится, — и он кивнул головой. В этом движении Доватор уловил прямое обещание поддержки.
— Вы мне очень нужны, генерал Доватор. Очень! — мягким и звучным голосом проговорил Букреев.
— Слушаю вас, товарищ армейский комиссар!
Доватор, подтянувшись, слегка пристукнул шпорами.
— Я ознакомился с оперативным планом предполагаемой вами операции. Одобряю. Хорошо придумано. Дельно и остроумно. Сейчас имеется много благоприятных случаев показать свое полководческое искусство.
Букреев внимательно посмотрел на Доватора и одобрительно улыбнулся. По лицу Доватора разлилась радость.
— Вы, Лев Михайлович, именинник, — продолжал Букреев. — Вам надо быстро подготовиться...
— У меня все готово, товарищ армейский комиссар!
— Ну, к этому вы не можете быть готовы, — возразил Букреев и как бы подчеркнул серьезность своего довода решительным взмахом руки.
Доватор почувствовал, что член Военного совета сейчас скажет что-то значительное и необыкновенно важное.
— Вы готовы к предстоящей операции, — отчеканивая каждое слово, продолжал Букреев. — Но не готовы для участия в московском параде. Вы поведете на парад сводный кавалерийский полк. Должны быть в Москве через два дня.
Стоявший рядом с Доватором Панфилов поймал рукой его пальцы и крепко сжал их. Доватор почувствовал всю теплоту этого дружеского пожатия.
— Это великая честь вашим дивизиям, честь их командирам! — Букреев выжидательно посмотрел на Доватора и, протянув руку, улыбаясь, добавил: — Поздравляю. Искренне рад. Людям дайте отдохнуть. Не требуйте внешнего лоска и никакого щегольства. Форма обыкновенная, фронтовая: каски, шинели.
До Волоколамского шоссе Доватор и Панфилов ехали молча. Когда подковы коней звонко застучали по асфальту, Доватор натянул поводья, и высокий конь, стригнув острыми концами ушей, резко взял широкую рысь. Панфилов, надвинув поглубже генеральскую папаху на лоб, пустил своего коня коротким галопом. Сзади, рассыпая подкованную дробь, скакали сопровождающие.
На развилке дорог они въехали в заснеженный лес и остановились. Доватору надо было сворачивать на Шапково. Из придорожного кустарника ветерок гнал на шоссе запах дыма. Стучали топоры и позванивали пилы. Оживленные человеческие голоса, треск валившихся деревьев, гул близкой артиллерийской стрельбы настораживали коней. Взмахивая головами, они беспокойно крутились на месте и требовали повода.
— Покурим на прощанье, — сказал Панфилов.
— Да, да, — согласился Доватор и ловко выпрыгнул из седла.
