— Слава богу, хоть телефон есть… Спасибо. До свидания. — Положил бланк в карман и услышал:
— До свидания… Не беспокойтесь, я оплачу справку, зарплата у меня высокая.
— Простите… как же я… простите… — И он торопливо стал искать мелочь. Расплатившись, пошел в телефону-автомату, набрал номер.
— Да? — раздался приятный женский голос.
— Можно Валерию Николаевну?
— Слушаю.
— Валерия Николаевна? Товарищ Зарудная?
— Да, да, я вас слушаю.
— С вами говорит журналист Крылов…
— Кто?! Крылов?! — голос показался ему до крайности удивленным. — Сергей Крылов?
Крылов не был честолюбив. И все-таки приятно — знают люди. Какой-то Лучанск, где никогда но был, какая-то Зарудная, которую никогда не видел, а вот знает…
— Да. Сергей Александрович… — Частые гудки раздались прежде, чем он успел договорить. Мысленно послав в адрес телефонной сети подходящие для данного случая слова, снова набрал номер.
— Извините, разъединили, — сказал, как только ответила Зарудная. — Это Крылов…
— Я счастлива! — В голосе явная ирония, и снова частые гудки.
Что за чертовщина? В чем дело? Порывшись в кармане, снова опустил монету. На этот раз ответ последовал после пятого гудка.
— Слушаю! — строго сказала Зарудная.
— Ничего не понимаю…
— Значит, плохо соображаете… — Теперь уже не ирония, а чуть ли не злоба в голосе. — Я не желаю с вами разговаривать. Неужели не ясно?!
Обескураженный Сергей Александрович вышел из автомата. Такого с ним еще не было. Медленно достал сигарету, закурил. Прошелся взад-вперед. Как все же это понять? Вот так оплевали. Нет, так оставить нельзя… Он извлек из кармана адрес Зарудной. Безнадежно потух его взгляд — очередь на такси стала еще длиннее. Постояв минуту, резко отбросил окурок и снова решительно направился к автомату. Позвонил Анне Константиновне и спросил, не может ли часа на два дать машину.
— Сейчас же высылаю, Сергей Александрович. Машину Петра Елизаровича, все равно шофер ничего не делает. Куда послать?
Вскоре появилась начищенная, с двумя антеннами черная «Волга», и он назвал водителю адрес. Хотя ехали быстро, но добрались не скоро. Шофер затормозил у огромного жилого корпуса в новом районе города. Крылов нашел нужный подъезд, прыжком перескочил две ступеньки и оказался на хорошо освещенной площадке. По обе стороны и прямо перед ним были двери, обитые дерматином. Одна из них открылась, вышла женщина, не обратившая на него внимания, и заперла дверь.
— Извините… Валерия Николаевна?
— Что вам угодно? — чуть надменный взгляд голубых глаз.
Природа наделила ее неброской, но впечатляющей красотой, и смотреть ей в глаза — небезопасно.
— Я вам только что звонил…
— А я вам только что ответила. — Она заспешила к выходу.
И он заторопился вслед, на ходу быстро заговорил:
— Уверяю вас, какое-то недоразумение… Давайте разберемся.
— Мне некогда разбираться, опаздываю, — сказала она, быстро семеня по тротуару.
— Я вас подвезу, — кивнул на машину.
— На этой?! — обернулась и неожиданно расхохоталась. — Хороша я буду в этой машине, — и ускорила шаг.
— Что это значит?! — загремел Крылов, не отставая от нее и тоже ускоряя шаг. — Я — на службе, и у меня к вам дело…
— Ах, дело? — не то разочарованно, не то насмешливо. — А я-то думала… — Она остановилась. — Если вы сейчас же меня не оставите, я позову милиционера. — Повела глазами по сторонам, казалось, готовая выполнить свою угрозу. И быстро пошла.
Крылов, совершенно растерянный, остался стоять. Он смотрел, как, не оборачиваясь, она все ускоряла шаг, пока не скрылась за утлом. Медленно вернулся к машине:
— Поехали.
— Куда?
Глупо как все. И перед водителем неловко. Конечно, наблюдал эту постыдную сцену. А тут еще плюхнулся: «Поехали», — даже не сказав куда. Кто знает, как он истолкует… А в самом деле, куда? Он взглянул на часы.
— Пожалуйста, заедем на вокзал за чемоданом, а потом— в гостиницу «Центральная».
Весь вечер работал — приводил в порядок записи о подвиге Максимчука, твердо решив выбросить из головы эпизод с Зарудной, не думать больше о нем. Одно уравнение со многими неизвестными. Задача неразрешимая, и нечего его заниматься. Но как это сделать, как выбросить из головы? Это же не сундук — открыл и выбросил. Человек может решиться на любой поступок, даже самый безрассудный, и осуществить его. Но думать или не думать о чем-либо, зависит не от него. Он может тысячу раз решать не думать, и будь это человек даже самой железной воли, выполнить свое решение не сможет. Ходом мыслей он не управляет. Они управляют человеком. Изгнать их из головы он бессилен.
7
Петр Елизарович Гулага пришел на работу рано. Спокойно поработать, сосредоточиться удавалось только в ранние часы. Как бы ни задерживался в своем кабинете, все равно не давали покоя телефонные звонки, сотрудники, посетители. А ему предстояло подготовиться к серьезному докладу в обкоме партии. К началу рабочего дня он все закончил и с удовольствием потянулся. Вошла Анна Константиновна, доложила о приезде Крылова. Велел пригласить его, как только появится, а сейчас вызвать одного из начальников отделов. Не успела секретарша выйти, как он нажал кнопку.
— Слушаю, Петр Елизарович, — тут же появилась она вновь.
— Закажите обед на двух человек в «Поплавке».
— На который час?
— Когда, он сказал, придет?
— Крылов? Он не сказал, видимо, скоро — сегодня уезжает.
— Часа на два, только не в зале.
— Конечно…
Спустя полчаса снова появилась в дверях.
— …И передайте директорам заводов, — говорил Гулыга начальнику отдела, — пусть немедленно начнут отгрузку. Колхозы сидят без кормов, а у них жом складывать некуда…
Голос у Гулыги спокойный, без нотки раздражения. Видно, человек этот хорошо знает, где и что делается в его большом и сложном хозяйстве.
Он повернулся в сторону Анны Константиновны.
— Крылов пришел.
— Что ж вы его там держите? Зовите.
Захлопнув папку, поднялся начальник отдела.
— А прием отменить? — спросила она.
— Пока не надо, — взглянул на часы.
— Рад, рад видеть, — широко улыбаясь, пошел навстречу Крылову Петр Елизарович.
— И я рад, Петр Елизарович, — протянул руку, крепко пожал.
— Как живы, что хорошего?
— И не спрашивайте, верчусь, как вор на ярмарке. Приехал в два ночи и ни свет ни заря — здесь.
Усадил Крылова в кресло у журнального столика, сел напротив, но тут же, перегнувшись через письменный стол, нажал кнопку. Зажглось красное окошечко фонарика, вмонтированного в стол.
— Что-то новое, — кивнул Крылов на фонарик, — раньше вроде не было.
Петр Елизарович довольно улыбнулся:
— Такой же фонарик зажегся и у секретарши. У американцев подсмотрел, — хитро сощурился он. — Надо же и у буржуазии чему-нибудь учиться. — А секретарша уже стояла на пороге.
— Чайку нам… Какими же ветрами, Сергей Александрович? Я, откровенно говоря, немного смущен. Даже не поблагодарил. Да и как благодарить? Спасибо, что на всю страну прославили? Вроде неприлично. Однако спасибо.
— Полно вам, — поморщился Крылов.
— Не скажите, не скажите. У нас как принято? Расчихвостить хозяйственного руководителя — пожалуйста. А похвалить, оценить работу… Так что не скромничайте, дорогой Сергей Александрович.
— Что ж, написал, как есть, написал правду… Поэтому и приехал к вам.
— Слушаю, — Петр Елизарович откинулся на спинку кресла. — Слушаю, Сергей Александрович.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о Панченко.
— О ком?
— О Панченко. О предателе Панченко, фашистском бургомистре.
Петр Елизарович усмехнулся:
— Да, крепко вы его. Всего десятка два слов, а предатель как на ладони. Вот что значит писатель! И в глаза не видел, а как точно.
— Верно, не видел. Да точно ли? Вот в чем закавыка.
Гулыга поднял на него недоуменный взгляд. Крылов молча достал из кармана сложенный вчетверо листок с донесением гестапо.
— Что это?
— Почитайте.
Петр Елизарович взял со стола очки, надел их, повертел в руках листок, улыбнулся.
— Я, дорогой мой, кроме бюрократического русского, других языков не знаю. Только и выучил за всю войну «хенде хох»… Да, еще фрицы очень любили говорить «Хитлер капут» — тоже выучил… Переведите, пожалуйста, — вернул он бумагу.
— Вот перевод, — протянул ему другой листок Крылов. — Правда, от руки, но почерк разборчив.
— Что за чепуха?! — удивился Гулыга, прочитав первые строчки. И снова обратился к тексту. — Бред какой-то! Где вы это взяли?
— В гитлеровских архивах. Документ подлинный…
— Гм, подлинный, — хмыкнул Петр Елизарович. И задумчиво добавил: — Кому?
— Что «кому»? — не понял Крылов.
