Несмотря на неоднократные и настойчивые просьбы не опаздывать, к десяти часам утра в просторном замдиректорском кабинете, переоборудованном из старого зала, собралось лишь несколько человек. Ученый секретарь нервничал, звонил по телефону, и это продолжалось до тех пор, пока магические слова «есть кворум» не были произнесены.
Тогда со своего председательского места, не спеша, упираясь в кожаные подлокотники венецианского старого кресла, поднялся Владимир Васильевич Крупнов и предложил присутствующим открыть заседание, связанное с рассмотрением направленности работ отдела информации.
— Не нужно объяснять, — сказал он в кратком вступительном слове, — какое значение для повышения эффективности всех сторон деятельности института приобрели эти работы в связи с новой системой, находящей все более широкое применение не только у нас, но и в объединениях смежников…
Виген Германович Кирикиас как главный виновник нынешнего совещания сидел по правую руку от председателя, потупив взор, и поглаживал указательным пальцем тыльную сторону ладони, будто там у него образовалась бородавка, папула или припухлость, каковую он собирался ликвидировать теперь с помощью обыкновенного массажа. Голова, плечи, вся его небольшая, но плотно сбитая фигура более всего напоминали, пожалуй, железный короб, однажды по неосторожности попавший под пресс. После широкого внедрения так называемых «дискретных переводов», разработанных в его отделе, Виген Германович превратился в одно из самых влиятельных институтских лиц, продолжая, впрочем, оставаться таким же тихим, скромным и незаметным, как прежде. За это его ценили, уважали и боялись. Внештатники боялись, что рано или поздно он заменит их штатными сотрудниками, состоящие в штате — конкуренции со стороны более опытных и авторитетных внештатных переводчиков. Начальники других отделов опасались его влияния на руководство института, а само руководство в лице заместителя директора по научной работе Владимира Васильевича Крупнова неотступно преследовала мысль об угрозе превращения отдела информации в самостоятельный институт. Тем не менее необходимость срочно составить и отправить в вышестоящие организации согласованные проекты нескольких заказ-нарядов вынудила его в экстренном порядке провести внеочередное заседание и произнести те в некотором роде проникновенные слова, которые он произнес. Как-никак все последние годы отдел информации приносил институту огромные доходы, покрывавшие финансирование большей части проводимых исследований. Его опыт пытались перенять многие, но пока отдел Вигена Германовича находился все-таки на недосягаемой высоте, и другие организации охотно заключали с Институтом химии хозяйственные договоры на солидные суммы для решения постоянно возникающих проблем и вопросов, обусловленных стремительным развитием научной мысли.
— Товарищи! Есть предложение начать с обсуждения организационных моментов, а затем перейти к рассмотрению научно-технической стороны дела. — Владимир Васильевич насупил брови, набычил голову в преддверии ответственного рабочего момента. — Какие, товарищи, будут мнения? Ты как считаешь, Виген Германович?
Кирикиас поднял глаза. В его спокойном взгляде, устремленном на заместителя директора, можно было прочитать лишь полную покорность верховной воле начальства, хотя все материалы для заседания готовил он и настоял на включение в первые пункты повестки заседания именно этих организационных вопросов тоже он.
— Как вы считаете, — тихо ответил Виген Германович.
Заместитель директора удовлетворенно кивнул. Он проинформировал товарищей о трудностях, которые постоянно испытывает отдел в связи с резким увеличением объема работ, и предложил в пределах институтского фонда заработной платы изыскать возможность укрепить подразделение Вигена Германовича кадрами, для чего перевести в отдел информации нескольких сотрудников из других отделов.
— Какие будут соображения?
В кабинете воцарилась звенящая тишина. Собравшиеся понимали, что вопрос уже решен, и никто не хотел высовываться, дабы не привлечь внимания к своему отделу.
— Если все товарищи согласны, — выждал надлежащую паузу председатель, — то не будет, я думаю, возражений и в части второго вопроса — о переводе отдела информации из группы вспомогательных в группу основных научно-исследовательских подразделений. Тем более, — добавил он, делая при этом над собой некоторое усилие, — что отдел фактически таковым и является.
— Одобрить! — выкрикнул с места начальник отдела Сирота.
Сидящие за длинным столом напротив друг друга члены Президиума и приглашенные задвигались, зашумели, будто разом вдруг ощутив неловкость изначально принятых поз и как бы подтверждая справедливость вывода, очевидного для всех и каждого.
— Вот наглядный пример, — откликнулся на живой голос заместитель директора. — Кетеновая тематика, ведущаяся в отделе Сироты… Сергей Сергеевич!.. Где Степанов?
— В командировке.
— Я ведь предупреждал: все командировки отложить.
Сирота угрюмо кивнул. Замечание было по существу и в то же время совершенно бессмысленно: не отменять же конференцию в Приэльбрусье.
Владимир Васильевич завершил прерванную мысль. Ее суть заключалась в том, что популярная ныне кетеновая тематика зародилась как раз в недрах отдела информации. Кетены привлекли внимание исследователей лишь благодаря дискретному переводу с немецкого, квалифицированно выполненному в отделе товарища Кирикиаса.
Слушая все это, Виген Германович продолжал то ковырять, то разглаживать ладонь, будто все еще не отваживаясь на более решительные меры для удаления не дающей покоя припухлости.
Засим следовали сообщения по основным направлениям работ, чтобы дать возможность Президиуму принять решение о ходе дальнейшего развития так называемой Лунинской системы переводов, уже получившей заслуженное признание.
Докладчиков было трое. Выступивший первым старший лингвист ЛПИМТ Борис Сидорович Княгинин, тяжеловесный кудлатый старик, сделал мучительную попытку встать, но едва заметный жест товарища Крупнова позволил ему говорить сидя. Борис Сидорович только кхекнул на это, пожевал губами, подергал пористым в малиновых прожилках носом и поправил очки.
— В своем сообщении, — на весь кабинет загремел его бас, заставивший кое-кого даже вздрогнуть, — я не стану касаться задач машинного перевода, выходящих за пределы собственно лингвистики…
Старик поперхнулся, кашлянул раз-другой, задохнулся, засипел и тотчас зашелся в стонах, всхлипывании, клокотании. Божья кара, очередной раз посланная небом злостному курильщику, отняла значительную часть отведенного для доклада времени. Когда же Бориса Сидоровича наконец отпустило и можно было продолжать, члены Президиума чувствовали себя не менее изнуренными, чем сам Борис Сидорович.
— Круг деятельности, охватывающий понятие «перевод», велик и обширен…
С тревогой приглядываясь к Борису Сидоровичу, присутствующие боялись повторения приступа.
— Мы вынуждены, как вы знаете, переводить стрелки часов, перемещаясь с востока на запад и с запада на восток, или железнодорожные стрелки при переводе поезда с одних путей на другие. Переводим мысли, поступки, намерения и события на язык слов, взаимоотношений, действий. Переводим деньги по почте или на сберкнижку…
Вдруг в широко раскрытый рот Бориса Сидоровича вновь со свистом устремился воздух, и где-то там, в груди, начал надуваться ужасный пузырь. Все замерли. Однако обошлось, приступ не повторился.
— Задумаемся же о том пределе, той мере приближения перевода к подлиннику…
Старший лингвист ЛПИМТ сделал многозначительную паузу, исподлобья и не без сарказма взглянул на сидящего визави Андрея Аркадьевича Сумма, сморщил лицо, все в старческих угрях, громко отпил несколько глотков воды из пододвинутого кем-то стакана и продолжал:
— Было бы крайне неразумно при разработке новой системы возвращаться ко временам так называемого склонения на наши нравы, когда переводчики сатир Буало, например, превращали Париж в Москву, другие переносили действие из одного времени в другое, а третьи так и вовсе переименовывали небезызвестную «Ленору» Бюргера то в Людмилу, то в Ольгу…
Нина Павловна, тощая, маленькая женщина с желчным лицом, представлявшая на заседании интересы технического отдела, заерзала на своем стуле и недобро взглянула на Бориса Сидоровича, всем своим видом давая понять, что вводная часть затянулась и пора переходить к существу вопроса. Поговаривали, что она приходится дальней родственницей покойному академику Скипетрову.
— Иные же переводчики, — отложил в сторону дрожащей рукой один из шуршащих листков доклада Борис Сидорович, — я имею в виду, разумеется, только тех, кто не прибегает к сознательным искажениям, а добросовестно пытается перенести читателя в обстановку других эпох… так вот, некоторые переводчики, к сожалению, сами перебираются туда с большим трудом. И потому под беретом, осененным перьями, мы нередко узнаем голову, причесанную в современной парикмахерской, иные романтические героини получают воспитание в нынешней школе с продленным днем, а государственные люди шестнадцатого столетия мыслят столь же неинтересно, как какие-нибудь современные обозреватели «Литературной газеты»…
