К завтраку Анна приготовила жареную с ребрышками баранины картошку, что делала мастерски, и, усевшись за стол, сказала:
— Давайте уж откровенно, Аким Петрович… Кажется мне, Елена чего-то озорует. Обидели вы ее чем-то…
— Анна Петровна, не нарушайте нашей дружбы, не напоминайте о сестре. А товарищей, Иван Евдокимович, надо угостить… или, как они говорят, — подлечить. — И Аким Морев неестественно громко захохотал.
— Оно так, оно так, — проговорил Иван Евдокимович, думая о своем: вчера секретарь обкома дал согласие побывать в отделении Академии наук, посмотреть «дела»: посевы, лесопитомник и прочее. Какое-то впечатление произведут они на него? И удастся ли своими делами убедить его, что академику вовсе не надо переправляться в город и создавать там филиал Академии наук. Здесь столько полезных для всего Поволжья дел закладывается.
Анна уже знала его «оно так, оно так» и потому сказала:
— Я сейчас позову их, Аким Петрович.
Она вышла той осторожной походкой, какой ходят беременные женщины: чуть отклонившись назад, покачиваясь из стороны в сторону, как утица. И до чего она в своей беременности казалась сейчас красивой! Все в ней одухотворено сознанием, что она скоро одарит род людской новым живым существом, созданным ею — матерью, зачатым в любви, ради которой люди переплывают порою океаны, бороздят небо, пешком пересекают глухую тайгу, становятся героями. Об этом чувстве написаны тысячи романов, поэм, к обладанию этим чувством устремлены миллионы людей.
«Да, пожалуй, никогда женщина не вызывает столь высокого к себе чувства, как именно в эту пору. Ах, Елена, Елена, как бы я берег тебя в такую пору». В этот миг Аким Морев затосковал по Елене до боли в сердце, и в нем возникло непоборимое желание вернуть ее.
— Хорошо бы? Конечно, хорошо, — невольно прошептал он.
Иван Евдокимович, поняв, что эти слова относятся к поездке в отделение, сказал:
— Ясно, хорошо. Жизнь, Аким Петрович, порою ломает и Геркулесов.
Аким Морев хотел было спросить: «Почему это я Геркулес?», — но в столовую уже входили Иннокентий Жук и Егор Пряхин, оба наигранно светясь лицами, стремясь скрыть хмель. Они поздоровались и присели, отставив от стола стулья, вертя в руках поношенные кепки.
— А вы вешайтесь. Вешайтесь, — по-разломовски проговорил академик и, когда те в коридоре повесили кепки, пригласил: — А теперь к столу. Анна Петровна решила вас малость подлечить.
— И мы на то согласны, — хитренько улыбаясь, откликнулся Иннокентий Жук, кладя огромные загоревшие руки на чистую скатерть, на которой они казались совсем черными. Предколхоза быстро убрал их, словно опасаясь чернотой загара испачкать белую скатерть.
— Значит, люди сознательные, — одобрив «подлечить», полушутя вымолвил Егор Пряхин и с удовольствием тряхнул большой головой.
В столовую вошли Лагутин и Назаров: узнав, что секретарь обкома в рань утра собирается отправиться на Черные земли, они чуть свет всполошились и долго наблюдали за домиком Анны Арбузиной. Как только в нем скрылись Иннокентий Жук и Егор Пряхин, Лагутин и Назаров решили, что хозяева поднялись и, стало быть, можно их посетить.
Пригласив их к столу, Иван Евдокимович забеспокоился:
— Что-то Аннушка долго! Пойду помогу. Извините, на минуточку покину вас.
Назаров начал первый, озираясь на дверь, полушепча:
— Аким Петрович, беда!
— Ну беды-то пока нет. Ты уж очень, — перебил его Лагутин, легонько постукивая пальцами по столу: это был условный знак — не распускайся, Назаров.
Назаров сердито отмахнулся, продолжал:
— Беда, Аким Петрович: академик решил вытряхнуть с полей агрономическую передовую науку. Были мы с ним в поле, и он: «Зачем клевер сеете? Долой его: сам подох и землю испоганил». Вот как.
Иннокентий Жук в эту минуту хитренько прищурился и рассказал:
— Недавно зашла к нам в правление инструкторша из райисполкома… Молоденькая еще, в дочки мне годится, и настаивает: «По плану райисполкома вам положено вырастить пять тысяч цыплят. У вас, слышь, мельница, слышь, столько кормов». Чем ее срезать? Отказаться — шум поднимет. Ну, я и повел такой разговор: «Невозможно на мельнице цыплят разводить. У нас там поросята. Но не они помеха, а крысы. Здоровые, прямо слоны. Иная во время корма подскочит к поросенку, плечом вот так отпихнет его, а корм сожрет». Гляжу, инструкторша не понимает. Добавляю: «А с цыпленком что она сделает, крыса? Схватит его — и в норку».
— Это ты к чему такое, Иннокентий Савельевич? — насмешливо посматривая на него, перебил Назаров.
— А к тому… И в поле мы по плану райисполкома сотни гектаров клевером засевали и плешины собирали: с каждого гектара козе на подстилку.
— Значит, и ты против науки, Иннокентий Савельевич? — скрывая задорную улыбку, проговорил Лагутин.
— Ну, как это против науки? Вот выдумают же, — даже с обидой ответил Иннокентий Жук. — Я за науку, но ведь клевер-то нас пожирал. — И снова засветился коричневым от загара лицом. — А вон что академик-то у себя делает. Я еще в раннюю весну был на участках. Ну, Аким Петрович! Там пшеница так пшеница: идешь по ней и думаешь: «Что это? Войлок, что ль: ногой не прорежешь».
«Да. Так вот и разводим «цыплят» там, где не положено», — обобщая, подумал Аким Морев и заговорил о положении со снабжением в городе и что нужно предпринять, чтобы подобное больше не повторялось.
— У вас тут, в Разломе, беда эта не ощущается, а в городах гудят очереди за молоком, мясом. Это у нас-то в стране, да еще во время постепенного перехода от социализма к коммунизму! — И секретарь обкома мельком глянул на председателя колхоза. Тот сразу уловил его укоряющий взгляд, но промолчал.
А за столом все уже переключились на заботу, как помочь городу. Все посматривали на Иннокентия Жука, зная, что он имеет колхозные запасы зерна, масла да мяса, и хоть построил на рынке в Приволжске ларек, придерживает продукты, видимо ждет подходящих цен.
— Мы сегодня же опять пошлем людей в колхозы района. Председатели у нас — ребята хорошие, сознательные, откликнутся и в меру своих сил добавочно снабдят городской рынок продуктами. Как ты думаешь, Иннокентий Савельевич? — обратился к нему Лагутин, уже зная, что все председатели колхозов района «держат курс на Жука».
А Иннокентий Жук соображал: «Вон как!.. Я сначала колхозников уговорю, предоставлю им грузовики, пускай в город на базар везут личные накопления… А мы с колхозным добром — опосля». И, светясь доброй улыбкой, ответил Лагутину:
— Ясно-понятно, наш колхоз, как передовой, двинется и в этом направлении. Только сначала колхозники свое повезут: давно меня донимают. Страх.
«Да, купец в нем растет… и хозяйство прекрасно наладил… и не совладаешь с таким руководителем… и не знаю, надо ли его ломать… и не зря ли я так долго думаю? — задавал себе вопросы Аким Морев, все всматриваясь в лицо Иннокентия Жука, которого он сейчас ценил как организатора и в то же время опасался. — Вот появятся такие руководители колхозов, закупят машины тракторных станций, окрепнут и начнут диктовать городу свою волю. Не окажется ли в этом случае прав Сухожилин? По пути на Черные земли надо улучить минутку и с глазу на глаз поговорить с Жуком». На этом мысли его оборвались: в комнату вошел Иван Евдокимович, держа в левой руке за горлышки две полулитровые бутылки, покрытые «слезинкой», — значит, бутылки стояли в погребе, а в правой руке — огромное блюдо соленой капусты с мочеными яблоками.
Поставив закуску и бутылки на стол, он проговорил:
— Я думаю, мы попроще: и Анне Петровне некогда и нам некогда… потому не будем стол украшать.
— Было бы что со стола взять, — подтвердил Егор Пряхин, облизывая губы, посматривая на бутылки с водкой и на капусту. — Нам, чабанам, только тут, на селе, и выпить… А потом степь начнется, отары, и мы месяца на три-четыре в зарок кидаемся.
— Так уж, Егор Васильевич, и не вкушаете там? — спросила вошедшая Анна, ставя на стол хлеб, раскладывая ножи и вилки.
Выпить наотрез отказались Анна, академик, Аким Морев и Лагутин. Назаров чуточку поколебался, однако чарочку отпил, а Иннокентий Жук и особенно Егор Пряхин доконали поллитровку, а вторую отстранили, говоря:
— На обратном пути, Анна Петровна, мы с этой штукенцией разделаемся.
— Не могу вас лишить некоторого удовольствия, Аким Петрович, — почему-то довольно сердито посматривая на Назарова, проговорил академик. — Вы не прочь посмотреть на то, чем занимается на земле вашей области отделение Академии наук? Но и председателю райисполкома не бесполезно ознакомиться… Тогда, возможно, и не будет утверждать, что академик Бахарев изгоняет с полей передовую революционную агрономическую науку.
Назаров заколебался, думая: «Сказали ему. Ну, конечно, Шпагов выболтал», — но тут же произнес:
