Не откладывая, связался по телефону с Цинбадзе. Он уже слышал о моём новом назначении и от души поздравил меня. Цинбадзе не возражал против перевода к нам Гугуши и обещал оформить перевод в ближайшие дни. Но о Яблочко и слышать не хотел. «Что ты, дорогой, стал на широкую дорогу бандитизма, что ли? Хочешь совсем ограбить нас?» — шутя прокричал он в трубку.
У нас уже стояла настоящая южная зима — с холодными ветрами, мокрым снегом. Встречаться с Еленой в парке или на улице было трудно. А мне всё больше не хватало её. Пригласил её в театр, — у нас гастролировала столичная опереточная труппа.
В фойе, во время первого антракта, решился.
— Леночка!.. Красивых слов говорить не умею, как это делается — тоже не знаю, просто хочу… — И на этом месте я растерянно замолк, словно язык прилип к нёбу, а она спокойно смотрела на меня. — Одним словом, я люблю вас и прошу стать моей женой! — выпалил я наконец одним духом.
Она опустила глаза, молчала. Лёгкий румянец окрасил её щёки.
— Почему вы молчите? — спросил я. — Сказать вам, что моя жизнь в ваших руках, что судьба моя всецело зависит от вашего единого слова, как пишут в романах?.. Сказочного царства обещать не могу, но быть вам надёжным другом на всю жизнь обещаю!
— Так неожиданно… Потом, мои родители… — тихо ответила она, не поднимая головы.
— А вы… вы-то как?
— Я… я согласна! — прошептала она.
В тот вечер я не слышал ни музыки, ни острот артистов, над которыми хохотала публика. Украдкой, чтобы не смущать её, я смотрел на Елену. Она сидела взволнованная, задумчивая и, как и я, почти не смотрела на сцену.
До чего же удивительно устроена человеческая жизнь!.. Полчаса назад эта девушка была для меня чужой, — милой, желанной, но чужой, — а сейчас стала вдруг близким и родным человеком! Мне с трудом верилось что она, такая красивая, добрая, станет моей женой!..
Последующие дни я чувствовал себя так, словно вокруг всё изменилось, словно всё было освещено ярким, радостным светом. Работалось с необыкновенной лёгкостью, — казалось, я горы мог бы свернуть! Я покупал какие-то вещи, смешные и ненужные подарки, без конца переставлял мебель в квартире, всё время думая о Елене…
Приехали Гугуша с Тамарой. Отведённая им квартира ремонтировалась. Я был рад, — пусть пока поживут у меня, веселее будет! Тамара стеснялась, держалась как-то скованно, но порядок в квартире всё же навела. Комнаты прямо преобразились — стали чистыми, светлыми, уютными. Гугуша был веселее обычного; сверкая чёрными своими глазами, без умолку рассказывал всякие новости. Оказывается, Яблочко каким-то образом узнал о моём желании пригласить его к нам работать и несколько дней ходил как петух, с гордо поднятой головой, всем рассказывал, что его ученик пошёл в гору и не забыл учителя. «Я же говорил, что Силин хотя и не моряк, но нашей породы», — без конца повторял он. Яблочко обивал пороги у Цинбадзе, кричал, что уедет самовольно. Утихомирился только тогда, когда ему пригрозили партийным взысканием. Нина Григорьевна, узнав о моих служебных успехах, сокрушалась, что ради каких-то никому не нужных дел загубили талант, — она даже намеревалась написать об этом куда следует. Мария при встречах с Тамарой робко, но неизменно интересовалась мной…
Я решил повеселее отпраздновать приезд Гугуши и пригласить к себе Елену с родителями.
Тамара оказалась отличной хозяйкой — она приготовила богатейший стол по всем правилам грузинского гостеприимства.
Вечер удался на славу: Гугушу избрали тамадой, он произносил бесконечные тосты, шутил и до слёз смешил всех. Степан Владимирович был в хорошем настроении. Анастасия Петровна о чём-то таинственно шепталась с Тамарой. Одна Елена была грустна…
Предлагая очередной тост за здоровье её родителей, Гугуша обратился к ним с речью, полной весьма прозрачных намёков. Он оказался куда догадливее, чем я мог предположить.
— Дорогие Степан Владимирович и Анастасия Петровна! — начал Гугуша, стоя с полным бокалом в руке. — Вы вырастили на этой пропитанной угольной пылью земле замечательный цветок, — честь и хвала вам за это! Спрашивается, для чего цветы? Они даны на радость людям, и я завидую тому человеку, которому удастся с благодарностью взять у вас этот цветок!.. Моего лучшего друга, Ивана Силина, тоже бог не обидел. Он хоть и не цветок, а скорее могучий чинар, но дерево, какое бы оно ни было крепкое, в одиночестве чахнет и погибает. Выпьем же за ваше здоровье, за то, чтобы было на свете много красивых и благоуханных цветов, чтобы они доставались на радость хорошим людям! Выпьем и за то, чтобы деревья не чахли в одиночестве!..
— Аминь! — сказал старый шахтёр. — Золотые слова! — Он залпом выпил свою рюмку.
Более подходящего случая для заветного разговора глупо было бы ждать. Я набрался храбрости и сказал:
— Степан Владимирович и вы, дорогая Анастасия Петровна! Раз уж речь зашла о цветах и деревьях, знайте: я — самое одинокое дерево на свете! И я очень люблю Елену…
— Ох и хитёр же ты, Иван Егорыч! — расхохотался шахтёр. — Думаешь, я не догадывался, куда дело клонится? Не успел ты зайти к нам в дом, как я всё понял. Ну как, мать, благословим?
— Не рано ли? — ответила Анастасия Петровна, утирая неизбежные в таких случаях слёзы.
— Ничего, поздно ли, рано ли — путь один!.. Признаться, лучшего мужа для Елены я и не пожелал бы, — заключил Степан Владимирович.
Гугуша с Тамарой стали поздравлять нас.
Смущённая Елена робко, как-то по-детски улыбалась, слушая всё это. Но когда наши взгляды встретились, я увидел в её глазах столько радости, столько любви, что я сам чуть не разревелся от охватившего меня счастья!..
Через неделю вместо свадьбы устроили скромную вечеринку. Хозяйственные заботы опять взяла на себя Тамара, а Гугуша, как истинный кавказец, купил целого барана и настоял на том, чтобы жарили шашлык. «Что ты, дорогой, какая свадьба без шашлыка?» — убеждал он меня.
В гости к нам, кроме родни Елены, пришли ещё Зеликман с женой. Бедный Арон Яковлевич жадно вдыхал запах шашлыка, но, поймав на себе грозный взгляд жены, огорчённо сказал:
— До чего несправедливо устроен мир! Одни едят шашлык, другие только нюхают. Правильно сказано у Иосифа Уткина: «Мотеле мечтает о курице, а урядник её ест»…
Мы веселились до самого утра. Анастасия Петровна замечательно пела старинные народные песни, а Елена танцевала с Гугушей лезгинку.
Вскоре Гугуша с Тамарой переехали на свою квартиру. Мы остались с Еленой вдвоём. Я не ошибся: добрее, заботливее жены, чем моя Алёнушка, невозможно было найти. Даже квартира стала будто светлее. Алёнушка всегда радостно встречала меня, и не было для меня большего удовольствия, чем провести с нею вечер, когда это удавалось. Она продолжала работать в горкоме комсомола, училась на рабфаке и успевала вести наше несложное хозяйство.
Дела мои в управлении тоже постепенно налаживались. Губком партии выделил группу коммунистов для работы у нас, в их числе одного старого шахтёра, прекраснейшего человека, Добрынина, — на должность первого моего заместителя. Гугуша оказался отличным руководителем. На самостоятельной работе раскрылись его незаурядные способности разведчика. Через некоторое время Зеликмана перевели на хозяйственную работу, и Гугуша занял его место.
Губернии были реорганизованы в области, возникли новые административные деления, и я сперва стал уполномоченным представителем ОГПУ по Донбассу, потом начальником областного управления. К десятой годовщине революции получил вторую правительственную награду.
Года через два после моей женитьбы неожиданно получил письмо от Модеста Ивановича Челнокова. Он писал, что уезжает в Москву на учёбу и по дороге хочет повидаться со мной. В тот же день я телеграфировал ему, что буду рад видеть его у себя.
Мы с Еленой готовились к этой встрече, как к большому празднику.
Поздно вечером, накануне приезда Челнокова, мы сидели вдвоём и каждый занимался своим делом. Я просматривал служебные дела. Елена шила распашонки: мы ждали ребёнка.
Топилась печь, красный отблеск огня ложился узкой полоской на крашеный пол. Свет от розового абажура, висящего над столом, падал на Елену, освещал её густые тёмно-каштановые волосы и половину лица. Я украдкой смотрел на неё. Как она дорога мне!.. Она немного располнела, черты лица стали ещё мягче, а в глазах появилось то особое выражение доброты, которое так красит молодую женщину, ждущую ребёнка.
Отложив папки с почтой, я подсел к ней.
— Знаешь, Алёнушка, два года назад, в такой же дождливый вечер, я сидел в одиночестве вот здесь, за этим столом, томился от тоски. В печке так же трещали дрова, но всё было другим!.. Тогда я и подумать не мог, что такая девушка, как ты, станет моей женой… — Я привлёк её к себе. Елена улыбнулась своей милой, доверчивой улыбкой.
