— Главным доменщиком — Николенко из Запорожья.
Даниленко откровенно поморщился.
— Это тот, которого директор с завода выгнал?
— Который директора из цеха выгнал.
— Ну что, хорошо, скажете? А если он завтра вас попрёт?
— Такое исключено.
— Почему?
— Я, минуя начальника, в технологию не лезу, указаний сменному персоналу не даю, шихту не меняю, дутье тоже. И не хватаю людей на каждом шагу за пятки.
— Только общее руководство? — будто невзначай осведомился Даниленко.
— Не только. Но обязательно через начальника.
— А главный сталеплавильщик?
Збандут ответил не сразу, посмотрел на Даниленко, склонив голову сначала на одну сторону, потом на другую, как пингвин, слушающий музыку.
— Рудаев.
— Что-о? Управлять тремя цехами сразу? К тому же в конверторном деле он смыслит ровно столько, сколько я.
Такое откровенное признание рассмешило Збандута. Рассмеялся и Даниленко, и вдруг невидимая преграда, которая на какое-то время возникла между ними, рухнула.
— Смыслит он, во всяком случае, больше, чем мы с вами. А главное его достоинство — бойцовский характер. На этом фронте предстоит как следует повоевать.
— Вы думаете?
— Безусловно. Придется останавливать строительство, переделывать проект и… взрывать фундаменты.
— Все?! — ужаснулся Даниленко.
— Нет. По ряду «А». Чтобы расширить этот пролет.
Даниленко заерзал в кресле. В глубине души он сознавал, что Рудаев не погрешил против истины в своей докладной записке. Прав и Збандут. Но поверить в то, что такое разрешат, не мог.
Записка Рудаева его насторожила. Но не больше. Каждый настоящий цеховик хочет, чтобы его цех был совершенным, и не очень соблюдает меру в своих требованиях к проектировщикам. Интересы, как правило, расходятся. Одним дай площадь пошире, высоту побольше, мощности покрупнее, другие все помыслы сводят к тому, чтобы сделать проект подешевле. Наилучший вариант всегда находится где-то посредине. Даниленко послал Штраха в Тагинск, уверенный, что Рудаев выдвигает требования с запросом, и заранее стал на сторону проектировщика, как более опытного и сведущего. Заключение Штраха обескуражило Даниленко, но не настолько, чтобы он изменил свои позиции. Цех строится не так, как нужно. Но заявить об этом вслух, признаться, что проглядел, — в таком поступке он не видел смысла. Получалось в общем довольно глупо: ошибка не его, Даниленко, — проектантов, а вся вина падет на него: почему только теперь спохватился? Промолчи — все будет тихо. На проекте десятки виз не только отдельных специалистов, но и крупных организаций, и, когда цех будет построен, виновных не сыщешь. Коллективная ответственность очень часто позволяет не отвечать никому. Примененная хитро, она превращается в мощную стену круговой обороны, и плохо приходится тому, что вздумает пробить в ней брешь. Рудаев стал жертвой такой попытки еще на подступах к стене. Была бы хоть надежда проломить ее, тогда и раны нипочем. Но раны поражения заживают не скоро. И все-таки определить свою позицию нужно сейчас, сегодня. Легче всего, удобнее всего продолжать строить, выполняя сроки, утвержденные свыше, и замять этот вопрос. Ничего не стоит сейчас и обезоружить Збандута. Скажет, что ему не нужен директор, который замышляет начать свою деятельность с разрушения построенного, — и назревающий мятеж будет погашен. Ведь на вопли Рудаева до сих пор решительно никакого отзвука.
— Не хочется? — спросил Збандут.
Даниленко даже вздрогнул от неожиданности. Он физически ощутил на себе плотность и остроту испытующего взгляда Збандута. «Вот дьявольщина. Надеялся его прощупать, а попал под микроскоп сам. Нет, надо его отвести. С ним узнаешь, почем фунт лиха. Ишь уставился, как следователь. Это сейчас. Что же потом будет? А может, показывает характер, пока чувствует себя независимым? Хотя должен понимать, не маленький, что сейчас решается его судьба. Запротестует обком — не утвердят».
Збандут не стал разъяснять своего вопроса, а Даниленко не переспросил его. Они, кажется, достаточно поняли друг друга и сейчас размышляли об одном и том же: работать им вместе или не работать? Они не испытывали особой радости, представляя перспективу этого содружества.
И единственное, что заставляло Даниленко мириться со Збандутом, так это необходимость иметь на приморском заводе крепкого хозяина. Повозиться с ним придется немало, но если заполучишь в союзники, о, тогда можно дробить скалы и воротить горы.
— Учтите одну ситуацию. — Глаза Даниленко посерели от внутреннего холода. — Местные организации очень болезненно реагируют на ввоз кадров со стороны. Появилось даже такое понятие: «Истребление местных кадров».
— Я знаю про эти настроения, — Збандут понимающе кивнул, — но принимать, их во внимание не собираюсь. Для меня люди и впредь будут делиться не на местных и приезжих, а на стоящих и не стоящих. Я не впустую использовал две разведывательные поездки и наперед вам скажу, кого придется приглашать. Агломератчиков, поскольку это новая для завода специальность, конверторщиков по той же причине.
— Но можно научить и своих! — Даниленко все суровел и суровел. — Тут два пути. Легкий — переманивать готовеньких и потруднее — использовать местные человеческие резервы.
— Давайте расстанемся, — неожиданно произнес Збандут и, заметив недоумение в глазах Даниленко, уточнил: — Не насовсем. До завтра. Подумаем еще.
— Подумаем, — согласился Даниленко и встал с кресла, раскинув руки, с удовольствием выпрямляя уставшее тело.
— Только и вы учтите. — Збандут лукаво прищурился. — Меня вы не знаете и, как говорят, покупаете кота в мешке. Буду откровенным. Покупаете не кота, а черта. Самого настоящего, колючего и неприрученного. А черти, да будет вам известно, — загляните в Брема, в раздел парнокопытных — в зрелом возрасте ни приручению, ни дрессировке совершенно не поддаются.
При разных обстоятельствах и по-разному читали статью Лагутиной в «Известиях» — «Повторение ошибки — преступление».
Даниленко — в самолете, когда летел из Москвы в Донецк. Сначала пробежал статью глазами, выругался — вот прыткая стервоза — никаких препон. Не побоялась даже заголовок взять из рудаевской телеграммы. Потом прочитал строчку за строчкой. Что ж, логично, обоснованно, подкреплено фактами, цифрами, мнением людей. Хочешь не хочешь — отмалчиваться теперь нельзя. Надо обсуждать на бюро обкома и статью, и все, что за ней стоит.
В глубине души Даниленко был рад появлению статьи. Она пробивала ту самую стену, которая казалась ему непрошибаемой, и понуждала к действию его лично. От общественного мнения никуда не денешься, а оно будет на стороне Рудаева.
Троилин наткнулся на знакомую фразу, вынесенную в заголовок, когда перебирал газеты во время общезаводского рапорта по селектору. Не прерывая своего занятия, просмотрел статью и взбеленился. Тезисы те же, что и в докладной Рудаева. Будто вместе писали. Он стал невпопад спрашивать, невпопад отвечать и кончил тем, что поручил вести оперативку главному инженеру.
Проштудировав статью основательнее, он вдруг совсем другими глазами увидел и себя и Рудаева. Один прячется от бури, другой ищет ее. И такой смешной, надуманной, притянутой показалась ему формулировка приказа:«…не выполнил задание по освоению конверторного производства». А его телеграмма? «Изучайте то, что есть».
Как он дошел до этого? Самолюбие? Или просто старость, перспектива скорого ухода на пенсию? Так и уходить нужно с незапятнанной репутацией, с чистой совестью и перед теми, кто работает сейчас, и перед теми, кто будет работать после него.
Дорого дал бы он, чтобы не было ни этого приказа, ни телеграммы, ни разговора с Рудаевым, ни бюро. Но события вспять не повернешь.
Подобед прочитал броско поданный трехколонник на скамеечке возле Красных камней. Он был поставлен в известность о рудаевской телеграмме, и она его тоже покоробила. Тогда он согласился с Троилиным, что Рудаев взял на себя слишком много, влез в дело, которое выше его компетенции, — амбиция без амуниции. А оказывается, тревога Рудаева была обоснованной. И даже тон.
У Штраха представленный Лагутиной на всеобщее обсуждение материал нашел живой отклик. Он мог бы спокойно подписаться под ним, добавив, пожалуй, еще несколько пунктов. Лагутина не увидела всего того, что увидел он, и не предложила того, что может предложить он. Конструктивное решение ряда узлов пришло к нему еще по дороге из Тагинска. Остальное дорабатывают проектировщики первой руки. Теперь можно смело идти в наступление против типового проекта, кардинально переделывать его если не для приморского завода, то для следующего.
Гребенщиков увидел злополучный номер газеты в руках у жены. Она не просто читала статью, она изучала ее. Многие строчки были подчеркнуты, на полях стояли вопросительные и восклицательные знаки. Не говоря ни слова, отдала газету мужу и продолжала сидеть молча, пытаясь пробить взглядом маску бесстрастия, которую он сразу же надел. Ни его, ни Троилина Лагутина ни в чем не попрекнула, но их вина прямо вытекала из всего содержания статьи.
