— Подожди, подожди...
На середине просеки, обходя торчащие пни, тяжелый танк уклонился вправо, подставляя левый бок в полный профиль.
— По первому основному... — протяжно заговорил Ченцов. — Угломер двадцать-десять... бронебойно-зажигательным, огонь!
Танк дрогнул, сверкнув ослепительной вспышкой, высоко подбросил исковерканную башню. Затем раздался оглушительный грохот, и все окуталось черным дымом. Удачно посланный снаряд взорвал весь комплект находившихся в машине боеприпасов вместе с сидевшими вокруг башни автоматчиками.
Немцы, ехавшие на других машинах, беспорядочно спрыгивали в снег и тут же падали под пулеметным огнем Сергея Орлова. Последующими выстрелами был уничтожен второй танк и изуродован бронетранспортер. Находившиеся у второго завала автоматчики бросились удирать. Выскочившие из засады кавалеристы расстреливали их из автоматов, кололи штыками и рубили шашками. Разгром был полный. Подоспевшие разведчики Кушнарева — Торба, Павлюк и Буслов — повели в штаб несколько десятков пленных.
— Эскадрону Орлова занять старый рубеж обороны, — командовал Антон Петрович. — Пушки скрытно передвинуть вперед на старые позиции, быстро. Людей кормить! Поздравляю с наградами! Мне немедленно доставить сведения о потерях и пленных.
Настроение командира полка было приподнятое, бодрое. Рогозин и Ковалев также успешно отбили все атаки.
— Хорошо! — произнес Антон Петрович. Короткое это слово прозвучало итогом напряженных дневных событий.
ГЛАВА 7
Сведения о неудавшихся атаках генерал Штрумф получил от своего штаба в тот же час.
«Изучение оперативных сведений, — писал Рихарт своим четким убористым почерком, — позволяет сделать весьма неприятные выводы, а именно: малое понимание командирами отдельных частей тактики лесного боя. Подвижные, выбрасываемые вперед группы автоматчиков, как это было в Белоруссии и в районе города Смоленска, не дают положительных результатов, а, наоборот, полностью истребляются противником. Узкие лесные просеки ограничивают свободный маневр танковых подразделений и позволяют противнику сдерживать продвижение малым количеством полевых орудий. Спешенная русская конница обороняется успешно, даже при отсутствии танковых частей и самоходной артиллерии...»
Изложив в общих чертах создавшуюся обстановку, генерал Рихарт предлагал немедленно усилить группу «Клоппенбург» и прорываться в направлении Данилково (левый фланг полка Бойкова). В других местах демонстрировать атаки, сковывая русских массированными артиллерийскими налетами. План этот был принят, и немцы начали его осуществлять.
После короткой, но сильной артподготовки два батальона германской пехоты, подкрепленные танками, навалились на левый фланг бойковского полка и начали его теснить.
...После боя Ковалев прилег отдохнуть. На рассвете его разбудил командир эскадрона лейтенант Рогозин и сообщил, что полк Бойкова начинает отходить.
— С час тому назад там началась стрельба, — рассказывал Рогозин. — Я послал связного, он вернулся и говорит: «Отступают». Доложил командиру полка, он приказал оставаться на месте и приготовиться к бою.
— Чего же ты сразу не разбудил! — Ковалев подхватил автомат и застегнул крючки полушубка: спал он одетым.
— Жалко было! Спал больно хорошо. Туда пошел с взводом политрук Молостов. Связи с Войковым уже нет.
— Эх, голова! — Валентин бросился к телефону и приказал подводить к орудиям лошадей. Сам же с четырьмя автоматчиками на конях поскакал в направлении соседнего эскадрона.
Там во всю мощь грохотала машина боя. Немного не доехав, Валентин спешился, оставил коней в густом ельнике и с тремя батарейцами спустился в лощинку.
По руслу небольшой речушки, нагибаясь и прячась в кустарнике, гуськом уходили разрозненные группы бойцов. По ту сторону на окраине села ярко пылал сарай. Неподалеку виднелась брошенная пушка, около нее на снегу лежали убитые, очевидно, бойцы расчета.
Вдоль речушки со зловещим свистом один за другим пролетали снаряды.
— Стой! — крикнул Ковалев отступающим казакам Бойкова.
Бойцы остановились. Их было человек шесть. Пробираясь по кустам, подходили новые. Некоторые из них были ранены.
— Где командир? — спросил Ковалев, подходя ближе.
— Не знаем. Убили, говорят... — неуверенно, вразнобой ответило несколько голосов. По звуку выстрелов Валентин понял, что впереди еще шел бой.
— А ну, заворачивай назад и занимай оборону, — приказал Ковалев.
— Куда заворачивать-то?.. Вон они, танки... — сказал чернявый круглолицый паренек в разорванном на плече полушубке.
Хотя танков не было видно, а только доносился из деревни рокот моторов, Ковалев понял, что если сейчас не поставить здесь заслона, то другие эскадроны его полка вместе с батареей будут отрезаны.
— Стакопа! — крикнул Валентин одному из сопровождавших его автоматчиков. — Быстро, аллюр два креста, кати сюда пушку.
— Есть катить пушку!
Низкорослый, плечистый, с рыжим залихватским чубом Стакопа, круто повернувшись, побежал к оставленным в ельнике лошадям.
Командный окрик Ковалева и бодрый ответ Стакопы подействовали на бойцов отрезвляюще. Они посматривали на незнакомого командира с неловкой подавленностью и некоторым затаенным любопытством.
— А кто вы такой будете? — спросил чернявый.
— Комиссар батареи. А твоя как фамилия? — в свою очередь спросил Ковалев, сдерживая бешенство.
— Борщев, а что? — ответил чернявый.
— Ты, Борщев, будешь за командира. — Ковалев уставился на него острыми неморгающими глазами и решительно продолжал: — Назначаю тебя командиром. Быстро занимай оборону. Вот здесь, в кустах, — Валентин показал место.
— Подмога, что ль, придет? — спросил Борщев.
— А как же ты думал?
— Да я ничего... Айда, ребята, располагайся...
Бойцы, переваливаясь в снегу, повернулись и, немного отойдя, заняли на ближайшей высотке позицию. Для выявления обстановки Ковалев послал несколько человек вперед. Вскоре они вернулись вместе с политруком Молостовым. Он тоже завернул человек тридцать и положил неподалеку в оборону.
— Что же здесь, Гриша, творится? — подходя к нему, спросил Ковалев.
— Не выдержали. Командира эскадрона ранило. Политрук убит. И все полетело к чорту. Я нашел командира взвода, кое-как собрал людей... На тот конец деревни ворвались танки, больше десятка. Да вот, гляди!
Из кустов было видно, как по деревне, стреляя из крупнокалиберного пулемета, прошла тупорылая танкетка и завернула в ближайший проулок. Сквозь выстрелы и шум мотора доносились крики гитлеровцев.
Разбрасывая хлопья снега, тяжелые артиллерийские кони, похрапывая, подвезли противотанковую пушку. Батарейцы ловко и слаженно развернулись на узенькой лесной дорожке и моментально сняли орудие с передков.
Ковалев подал команду. Вынырнувшая из проулка немецкая танкетка завертелась волчком и, ломая плетень, осела набок. После двух других снарядов она загорелась. Остальные танки попятились и укрылись за дома на западной окраине деревни. Натолкнувшись на сопротивление, немцы замолчали.
Ковалев и Молостов решили соединить обе группы, окопаться, подтянуть из первого эскадрона взвод своих людей, вытащить брошенную пушку и встретить гитлеровцев но-настоящему, а дальнейшее будет зависеть от приказа командира полка. Надо было действовать быстро и решительно.
— Борщев, ко мне! — приказал Ковалев.
— Есть! — Борщев нехотя приподнялся, заложив ладони в рукава полушубка, с болтающейся на плече винтовкой, рысцой подбежал к Ковалеву.
Валентин знал, что применение властного и повелительного окрика не всегда достигает цели. Иногда это вредно действует на психику, озлобляет человека, толкает его на гибельный шаг; в другом случае внушает страх и выбивает из нормальной колеи. Спокойствие, волевая, суровая выдержка действуют лучше.
— Товарищ Борщев, у вас замерзли руки. Очень жалею, что вы потеряли свои рукавицы, — слова были неожиданны, как выстрел над ухом.
— Обронил... — Борщев опустил руки по швам и, виновато отведя глаза в сторону, прятал подбородок в воротник полушубка.
— Ты вообще-то храбрый или так себе? — спросил Ковалев.
Бойца от такого вопроса покоробило.
— Не знаю... как и все... — ответил он неопределенно, мрачно посматривая на носок сапога.
— То-есть как это «все»? Как и мои пушкари?
Борщев подавленно молчал.
— Ты чего дрожишь?
— Озяб, холодно...
— Пробежаться надо, — с въедливой настойчивостью проговорил Ковалев. — Видишь, на берегу сарай горит?
Ковалев показал на него. Сарай находился за рекой, на расстоянии трехсот метров. Неподалеку стояла брошенная пушка. В стороне горела подбитая танкетка.
