…Вот рыщут в небе воздушные полярные разведчики-дирижабли. Под ними – необозримые поля торосистого льда, перерезанные «реками», каналами, «озерами» чистой воды. Мощные ледоколы ведут за собой караваны судов по Великому Сибирскому морскому пути… Вот среди голых скал и снегов на островах, на побережьях морей поблескивают огнями строения самых дальних в мире полярных радио- и метеостанций…
Темень… Морозы… Снежные бураны… Страшные места… Страшная, наверное, и жизнь.
Страшная? «Всевидящее око» заглядывает в один из этих домов, «затерянных в краю мрака и холода». В лабораториях кипит научная работа. Ярко освещенная, хорошо натопленная комната клуба. Библиотека, радио, кино, экран телевизора. Живая связь со столицами, с родными.
Играют дети, греясь в лучах «комнатного горного солнца» в детском саду. Едят свежие овощи, ягоды… Лютый северный ветер вращает лопасти ветряной электростанции, претворяющей ветер в тепло и свет. В разноцветных лучах электроламп дозревают овощи в оранжереях. Молодежь катается на финских санях, лыжники охотятся…
На экране мелькают человеческие лица – они больше всего интересуют Кара, – энергичные, бодрые. Новая порода людей…
Дирижабли низко опускаются над ледовым полем. На льду – барак и мачта радиостанции.
– Плавучая метеорологическая обсерватория на Северном полюсе, – слышит Кар пояснения диктора.
– Не совсем на Северном, – поправляет другой голос, и на экране появляется веселое лицо радиста-полярника. – Мы создали станцию на самом Северном полюсе, но дрейфом льда нас немного отнесло от полюса. В этом назначение станции: наблюдать за движением льда в Арктике. Мы плаваем, как закупоренная бутылка, брошенная в море, – очень медленно, почти неприметно.
«Как бутылка, брошенная беднягой Хургесом», – вспомнил Кар и вздохнул.
«А это что?..» Яркие зори на аспидно-сером небе и рядом ослепляюще-яркий, пламенеющий диск солнца, невиданного солнца с краями, которые трепещут огненной бахромой.
Каюта, иллюминатор. Человек в темных очках трудится за столом; на столе инструменты, приборы… Это Стратосферная станция для изучения космических лучей.
«Чудесное око» вновь спускается на землю. Гигантский «пароход» движется по тайге, как танк, пробивая себе дорогу среди деревьев.
– Вездеход для тайги. Проламывает просеки. Одновременно геологи ведут разведку.
…Жужжат электропилы, отбрасывая золотые опилки, падают деревья. Машины обрубают ветви, очищают кору, распиливают стволы, кладут на вагонетки. Вагонетки катятся по подвесной дороге, мчатся по просеке навстречу большим зданиям лесохимического комбината. Следом бегут вагонетки с опилками, ветвями, корнями… А там, дальше, на поезда грузят бревна, шпалы, фанеру, смолу, древесный спирт, формалин, канифоль, скипидар, бумагу, целлюлозу, кормовой сахар.
Мурманск… Консервные и засолочные заводы… Горы рыбы… Оленьи стада… Оленьи колхозы и совхозы… И здесь – перерабатывающие заводы.
Сверкает огнями флотационная фабрика города Киров-ска. Шумят заполярные гидроэлектростанции. Серебряной лентой протянулся Беломорский канал…
А вот и великаны, о которых Кару доводилось слышать: Днепрогэс, Магнитогорск, Кузнецкий, Челябинский, Краматорский заводы, Бобриковский комбинат. Растут плотины на Волге, Ангаре… Тракторы на бескрайних полях, комбайны, элеваторы, хлебозаводы, мясокомбинаты…
Завоеванные для земледелия пустыни Средней Азии… Советские субтропики… Пальмы… мандарины, хинные, пробковые деревья, лимонные, чайные плантации.
Харьков, Киев, Ленинград, Москва… Метрополитен. Дворец Советов… Парк культуры и отдыха… Толпы отдыхающих, спорт, игры, танцы…
У Кара голова идет кругом. Нет, это даже слишком! «Чудесное око» показало ему то, о чем не узнаешь из книг. Надо быть титаном, чтобы создать все это за такое короткое время. Как это случилось? Как могло совершиться? Откуда берется эта неисчерпаемая энергия? СССР – словно зеленая ветвь на старом, усохшем дереве мира.
Невольно Кар вспоминает Буэнос-Айрес. Нью-Йорк… Контраст страшный. Один час такой демонстрации убеждает на всю жизнь.
Но почему эта передача не демонстрировалась на экранах обеих Америк?..
– Как вам понравилось, товарищ Кар? – спросил Борин-отец.
Миша вдруг услышал сухой треск. Гинзбург обманом направил объектив аппарата на лицо Кара. Да, это он смеялся, хотя и был растерян.
– Простите, но… нервное напряжение мое вылилось в смех… Мне пришла на ум одна вещь. Почему у нас не показывают ваши телепередачи?
– Еще бы! – усмехнулся Кириллов. – Для них это было бы самоубийством.
– Да, да. Вы правы. Конечно. А рассмеялся я, кажется, вот почему… У меня бывает так, что одна мысль обгоняет другую. Я подумал: капиталистический мир свертывает работы в области телевидения не только вследствие кризиса. Телевидение становится небезопасным. Ведь если бы каждый рабочий, каждый радиолюбитель имел приемный аппарат и с его помощью мог принять хотя бы одну такую передачу, то всякая ложь о Советском Союзе стала бы невозможной. Последствия телепередач из СССР были бы для капиталистов действительно губительны, тем более что в такой пропаганде нет ничего противозаконного.
– Но телевидение все же существует на Западе и в Америке, – сказал Борин.
– Да, оно возникло и развивалось, пока эта опасность еще не принималась в расчет. В успех ваших самостоятельных работ в этой области верили немногие. А вы взяли да и выросли. И создали новое могучее оружие вашей мирной пропаганды ваших достижений. Вы можете только показывать, ничего не добавляя. Никаких громких фраз: они не нужны…
И Кар снова рассмеялся.
«Его смех звучит, как атмосферные разряды», – подумал Миша.
– Но без боя они не уступят, – продолжал Кар. – Я знаю их. Теперь они заглушают ваши радиопередачи, скоро начнут «гасить» или «заливать светом» ваши телепередачи.
– Что ж, посоревнуемся и на телефронте, – усмехаясь, ответил Борин.
– Наверное, дойдет до того, что индивидуальные телеустановки будут запрещены. За прием телепередач из СССР будут штрафовать, сажать в тюрьму, как это и сейчас делается в ряде стран с радиоприемом. Как интересно стало жить! – воскликнул Кар, потирая свои сухие ручки. – Прошу зачислить меня рядовым на телефронт! – закончил он, тряхнув рыжей бородкой.
После этого «путешествия» Кар с новым интересом смотрел на своих друзей, словно они были с иной планеты.
– Как твоя нога, Миша?
– Азорес? Здравствуй! Благодарю. Все идет прекрасно. Скоро прилечу к вам. А как твое путешествие? Много видел интересного?
– О, как всегда, материал огромный! – ответил Азорес.
– Какой материал?
– Для газеты, конечно. Северо-западный угол Южной Америки – настоящие Балканы, к тому же Балканы в огне. Войны, восстания, перевороты не прекращаются. Однажды мы с Каром попали в такую сумятицу, что думали, там и головы сложим. Вырвались из этого ада капиталистических хищников и сразу же очутились на Луне. – Азорес рассмеялся. – Да, горная страна, куда мы попали в поисках следов Скотта и Вильямса, своим ландшафтом и вправду напоминает Луну. Днем – ужасающая жара, ночью – холод. Голые скалы. Пустыннейшее место на земле. Даже насекомых нет. Из животных встречались только ламы. Населения почти нет. И вот в этих-то местах бродили Скотт и Вильямс в поисках золота. Нам надо было найти индейца, работавшего на приисках Скотта и Вильямса…
– А как вы добирались? Пешком?
– На мулах, с двумя проводниками. Один из них метис, второй индеец.
Однажды мы остановились на ночлег возле хижины скотовода-испанца. Он разводит лам и торгует ими. Это единственный в округе «отель». Хозяин встретил нас любезно и посоветовал разместиться на чердаке или внизу, где уже лежало на полу вповалку человек пятнадцать. Мы, конечно, выбрали чердак. Хозяин принес матрацы, которые пахли навозом и, казалось, были набиты картофелем, бросил их на пол чердака и старательно заткнул тряпками небольшие оконца. Мы подумали, что он старается уберечь нас от ночного холода, но немного погодя поняли, от чего именно.
– От чего же?
– Вот послушай. Переночевали мы и тронулись в глубь страны, где не было уже никаких отелей и вообще человеческого жилья. Наступающую ночь мы вынуждены были провести под открытым небом. Товарищ Кар перед выездом настоял на том, чтобы мы сделали себе прочные костюмы, этакие комбинезоны из парусины с капюшоном для головы. «Иначе нас заедят комары, вы не знаете Южной Америки», – сказал он. Но его познания также, видимо, были ограниченны. Наши проводники сильно смеялись, когда я однажды развернул «водолазные» костюмы, лежавшие в чемоданах.
«В горах нет ни москитов, ни мух, ни комаров», – сказал один. Пришлось положить костюмы в чемодан. Однако на первом ночлеге под голым небом мы вспомнили о костюмах. У нас не было даже накидок, а ночи там бывают холодные, ветер свирепый. Мы решили, что толстые парусиновые костюмы защитят нас от холода: облачились в свои «скафандры», надвинули на головы капюшоны, подостлав вниз войлочную полость. Наши же проводники, закаленные ребята, имели только одеяла. Их руки и ноги были голы. Стреножив мулов, проводники также улеглись поодаль от нас, и вскоре мы все уснули.
