вступили в связь? И с кем?
— Дней пять назад.
— С кем?
Слава молчал. Врач опять посмотрел на кончик пера, затем несколько раз провел им по краю стола.
— Так будем отвечать или нет? Ладно. Скиньте брюки.
Храбрость, которую поддерживал в себе Слава дерзким тоном, вмиг оставила его.
— Как? Здесь?
— Чего вы так напугались? Лучше бы тогда пугались… Идите за ширму. Я сейчас подойду.
Слава спрятался за высокую прохладную ширму. Металлическая вешалка растопырила бесполезно свои крючки — вешать Славе было нечего… Он присел на край узкого белого лежака… В кабинет кто-то вошел. И, судя по всему, девушка.
«Ее тут не хватало», — притаился Слава.
— Наконец-то! — воскликнул врач. — Я уже прием заканчиваю.
— Извините… Лекция была по глазным. Со вторника перенесли, — ответила девушка. — Все равно вам показывать нечего.
— С утра были пациенты. Сейчас рассосалось…
— Ой, хорошо! — воскликнула девушка.
Слава замер. Голос ему показался очень знакомым.
— Чего же хорошего, Михайлова? — укоризненно проговорил врач. — А зачет? Я за вас буду сдавать? Вы одна остались. Заходите сюда в последнюю очередь, точно это и не предмет.
— Петр Петрович, миленький, не обижайтесь… К вам добираться — полгорода исколесишь, сами знаете.
— Ладно. Судя по историям болезни, должно быть еще три человека, если не сбегут… Один, правда, за ширмой, раздевается.
— Интересный случай?
— Наши случаи, коллега, все интересные… Прошу, Светлана…
Врач подошел к ширме, приглашая студентку.
На светлую ткань ширмы упали расплывчатые тени. Слава обмер. Теперь он фотографически четко знал, кому принадлежал этот голос, этот легкий спотыкающийся смех… Михайлова… Света Михайлова… Студентка-медичка. Та самая студентка, которую он катал по городу за свой счет, к которой бегал в общежитие… Слава сжался и отвернулся к стене.
Врач заглянул в проем ширмы.
— Что ж, молодой человек… Вы еще одеты? Да что с вами?
Слава все больше сворачивал свое длинное тело, пряча лицо в растопыренные ладони.
— Пусть она уйдет, — глухо проговорил он.
— Вы у себя в такси командуйте, молодой человек… Это студентка. Медичка. Без пяти минут доктор… Бросьте! Она и не таких видела-перевидела…
Врач жестом пригласил студентку к ширме, шагнул к Славе и потрепал его по плечу. Резким движением Слава скинул его руку и поднялся во весь рост, так и не отнимая ладоней от лица…
И тут в выжидательной тишине раздался удаляющийся стук каблуков.
— Куда, Михайлова? — воскликнул врач.
Через мгновение хлопнула дверь кабинета.
Солнечный свет пробивал последние желтые листья на лысых деревьях. Лужица тускнела новенькой льдистой корочкой. Слава придавил ее ботинком, и корочка лопнула, раскидывая в стороны извилистые старческие морщинки.
Слава не мог припомнить, было ли когда так паршиво у него на душе, как сейчас. Сунутой в карман рукой он ощущал колкий уголок бумаги — направление на анализы, еще какие-то бумажки, щедро выданные ему врачом.
Таксомотор он оставил за углом, почему-то не хотелось подъезжать к самому диспансеру.
По улице, спрятав подбородки в шарфы, спешили прохожие. Рыжий ухоженный кот смирно сидел у освещенного солнцем деревянного забора, прикрыв от удовольствия глаза…
Слава испытывал сейчас тоскливую зависть к прохожим. Он и мысли не допускал, что у кого-то из них могло быть на душе тяжелее, чем у него. Их заботы в сравнении с его бедой казались Славе пустяком. И окажись он сейчас по какому-то волшебству на месте любого из них, счастливей не нашлось бы человека…
Поравнявшись с котом, Слава топнул ногой. Кот лениво открыл круглые глаза, напоминающие камень на перстне, что был недавно куплен по случаю.
«Непуганый, стервец, — вздохнул Слава. — Хорошо ему. Поддать бы мерзавцу…»
Но Слава не стал тревожить кота — не до него. А как работать в таком состоянии? Надо вернуться в парк… Он представил выражение лица Вохты, и на душе стало еще горше.
Слава свернул за угол.
Таксомотор одиноко притулился к тротуару, тараща зеленый недремлющий глаз. Единственный надежный друг. Послушный, понимающий. Скорей забраться под его низкую добрую крышу. И просто сидеть, не думая ни о чем… Слава провел ладонью по холодному металлу, по стеклу, поправил щетки. Достал ключи, отпер дверь и неторопливо уселся в кресло.
А от трамвайной остановки уже спешил навстречу мужчина с портфелем, очередной пассажир. Слава включил мотор и резко взял с места. В зеркале заднего вида стремительно уменьшалась возмущенная фигура мужчины с портфелем.
«Провались вы все пропадом! Пропадом! Пропадом!» — беззвучно кричал Слава. И люди провожали озадаченными взглядами сердитого водителя…
Развернувшись на площади, Слава повел машину бульваром. Хорошо отлаженный двигатель тянул мощно, сыто. Предельно забранный люфт позволял менять направление едва заметным поворотом руля… Молодец «меняла», хорошо следил за машиной, этого у него не отнять. Не к месту вспомнилась утренняя встреча с Ярцевым — чувство грядущей вины перед Сергачевым еще больше ухудшало и без того отвратительное настроение…
Отчаяние, ярость и страх распирали Славкину грудь. Неспроста Ярцев посулил ему частного врачевателя за пятьдесят целковых: он-то знал, что в такой истории главное — не вынести сор из избы… Перед глазами Славы на пыльном ветровом стекле четко проступала торопливая вязь слов в анкетном листе, который заполнила медсестра в регистратуре диспансера. Теперь уже долго будут знать, кто и с чем явился к ним за помощью… Надо было тогда, в кабинете врача, что-то предпринять, продумать. Нет, выжидал как болван, как послушный ребенок. Сел и уехал, дурак дураком.
Сам того не сознавая, он вновь вывел таксомотор к улице, где первый этаж высокого дома занимал диспансер. Остановился, выключил двигатель. У него не было никакого конкретного плана. Главное — замять дело, уничтожить анкету, не дать ей ход.
«Кину врачу тридцатник. Или, пожалуй, для начала четвертную. Согласится, куда денется? — думал Слава. —
