Такая теория засела в головах бесчисленных буржуазных ученых, такие убеждения в целом прямо разделяет и вся буржуазия, и буржуазная интеллигенция. Тоже не удивительно, что «к преступнику» и к «преступному типу» утвердилось в буржуазном свете свое отношение, полное похотливой заинтересованности и боязни как будто чего-то от природы проклятого, а одновременно и интересного, необычного.
А так как вся буржуазная действительность наполнена преступлением, ложью, насилием, мошенничеством, ненасытностью, распущенностью, поганью, то и проблема преступности иногда могла быть модной проблемой, и психология преступника становилась привлекательной темой для романов и кинофильмов. Правда, романы и киноповести всегда заканчивались поражением зла и триумфом добра, стало быть, триумфом нормального мещанина, а интерес к преступнику был лишь интересом для развлечения.
Нельзя сказать, что у нас полностью исчезли следы этой теории. Мы твердим, что нет другой причины преступности, кроме социального неравенства и социального насилия, а на деле со временем относимся к правонарушителю как к чему-то полностью природному.
Это отражается и на нашем отношении к мальчику-беспризорнику, в особенности к мальчику-правонарушителю. И теперь в детской колонии часто можно услышать удивительные возгласы посетителей: «Да неужели это все давние беспризорники? Не может быть!..» «Даже их узнать нельзя… Даже лица не такие…»
Вот в этом удивлении и просматривается вера в прирожденную преступность у человека. Удивляются именно потому, что не могут допустить, как этот злодей и бродяга берется на работу и переделывается в честного человека. А на самом деле ничего в этом дивного нет.
Эти посетители иногда начинают расспрашивать мальчика или девочку о том, что с ними было до колонии, что делал он на улице, как добывал себе еду, а именно про это и не надо спрашивать у детей. Случается, что и сами педагоги в погоне за ошибочно научной постановкой дела со всей силой стараются выяснить прошлое ребенка и без конца напоминают ему об этом проклятом прошлом. А бывает и хуже. Иногда даже на торжественных заседаниях к детям обращаются с такими речами: «Вот вы, дети, были на улице, вы крали, дебоширили. Теперь вы не крадете. Как это хорошо! Старайтесь крепче держаться этой дороги!»
Все эти речи обижают детей, во всяком случае, вредят им. Наименее стойкие среди них даже начинают гордиться своим героическим прошлым и сами уже ждут, когда их начнут снова расспрашивать о беспризорных подвигах, и наврут полный мешок, чтобы казаться наиболее интересными.
Во всех этих расспрашиваниях, во всем этом внимании к прошлому ребенка нет ничего, кроме обычной обывательской заинтересованности, воспитанной буржуазной теорией преступных типов.
Колония им. Горького практиковала полное игнорирование этого прошлого, и практиковала полностью, открыто, до конца3. В колонии не только не расспрашивали мальчика о его прошлом, не только не напоминали об этом прошлом, а не написали даже ни единой «справки», просто не знали, за какие правонарушения мальчика отправили в колонию.
В колонии само слово «беспризорность» считали за невежливое и его не выговаривали ни в коем случае: колонисты всегда были уверены, что беспризорные на улице, а они колонисты и хозяева, ничем не хуже остальных людей.
И вот один раз, когда эта колония в полном составе приветствовала какой-то съезд, проходя торжественным маршем площадь, кто-то из толпы крикнул:
— Да здравствуют беспризорные!
Было больно смотреть, как оживленные лица детей вдруг стали серьезными и суровыми, замкнулись в одиноком чувстве обиды4.
Главное орудие нашей борьбы с беспризорностью — это детский дом. Наши детские дома часто не разработаны и не имеют даже полной, уверенной, обязательной формы организации работы. Мы не можем найти на территории нашего Союза самые разнообразные виды и типы детских домов, начиная от небольшого дома, где живут 40-50 воспитанников, которые пользуются какой-нибудь соседней школой и ничего общего, кроме общежития, не имеют. И есть большущие и сравнительно богатые детские городки, где численность детей достигает до 2500 человек, они имеют чудесные собственные школы, даже целые концерны школ, прекрасно оснащенные мастерские или богатые полевые и животноводческие хозяйства.
Так же отличаются детские дома и в качестве своей работы. Тут мы наталкиваемся на целую цепь учреждений, начиная от наиболее четких и интересных и кончая «приютами», где полно тех же уличных беспризорных, где настоящий преступно-анархический быт и не менее распущенный персонал.
И чрезвычайно интересно, что качество работы детского дома почти что не зависит от количества денег, которые тратит то или иное учреждение. Довольно часто отмечается, что качество работы детского дома, очень мало обеспеченного, гораздо выше, нежели в детдоме, устроенном почти что роскошно, где на его содержание тратят огромные суммы.
Причины всего этого разнообразия заключаются в том, что детский дом нашего советского типа — учреждение, целиком новое и на Западе не имеет себе подобного.
Поэтому наша страна не успела подготовить к работе в детском доме достаточно большого число педагогических кадров, и педагоги не успели еще выработать уверенных методов работы. Поэтому теперь ни в одной другой области успех работы так не зависит от таланта, энергии и знаний персонала, как в детском доме. Пока что можно просто сказать: лишь тот детский дом хорошо работает, где способный и энергичный персонал.
Мы считаем нужным отметить, что работа в детском доме — работа чрезвычайно деликатная. Небольшая ошибка, недостаточная продуманность того или иного мероприятия или решения, излишняя медлительность или излишняя поспешность, самые мелкие отклонения от нормы могут привести к очень плачевным, иногда даже пагубным последствиям.
Одновременно работа в детском доме требует безусловно героического напряжения. Как бы ни был добрым, старательным и энергичным педагог, но если он работает, жестко придерживаясь времени, если в нужную минуту все же не пожелает отдать свое время детдому, если работники в общем стараются лишь честно исполнять свои обязанности — провал такого детского дома неминуем.
Здесь работать надо неутомимо, целиком отдавая себя детям и их интересам, нужно совсем забыть собственное самолюбие, а иногда и свое здоровье. Обычно не все работники способны на это, и тем паче их трудно найти, потому что за эту работу платят у нас очень мало.
Все сказанное не означает, что в детском доме нет и не может быть охраны труда. Природный закон ограниченности человеческих сил и человеческий закон уважения своих сил тут нужно применять лишь в очень своеобразной форме: чем больше педагог отдает себя детскому дому, чем меньше он обращает внимания на время и свою собственную жизнь, тем легче ему трудиться. Детдом, который организовал настоящий педагог, развивает за короткое время такую массу активных детских сил, такую громадную энергию детского самоуправления и такую мощь детского коллектива, что работа в этом доме становится наслаждением и почти развлечением, но… до тех пор, пока педагоги не вздумают почивать на лаврах и не забудут про свою героическую бдительность.
Советский Союз все больше воспитывает именно таких необходимых педагогов. Дальше расширяется сеть удачных, здоровых, крепких, детских заведений, которые трудятся как чудесно налаженная машина, крепко связавшись с рабочим классом, с крестьянством, с общественными организациями, и которые идут нога в ногу со всеми нашими силами, строящими социализм…
Эта пятилетка решит и один из главных вопросов методики работы самого детского дома. Одна из главных его погрешностей — это то, что в нем отдельно собраны лишь только беспризорные дети, т.е. такие, которые благодаря несчастным случаям оторваны от взрослых и от здорового ребенка в семье. Как бы мы ни старались приблизить детский дом к обществу и внушить нашему воспитаннику, что он такой же самый ребенок, как и все дети, — это лишь слова. На деле же он видит, что его жизнь не такая, как у всех детей, он всегда имеет основания завидовать детям, живущим в семье, он всегда вспоминает это проклятое несчастье, которое толкнуло его в социальную яму. так утверждается своеобразный анархизм детского дома, постоянная наклонность к протесту, что особенно затрудняет воспитательную работу детского дома. Переход на систему домов целого нашего воспитания не обязательно надо представлять себе как что-то чересчур великое и неосуществимое с точки зрения материальных возможностей. Уже теперь можно считать за довод, что в хорошо организованном и обеспеченном детском доме содержание одного ребенка будет намного дешевле, нежели содержание ребенка в семье5.
