Полуминутный антракт — не успел Андрей одуматься, как Волк бросил машину во вторичную атаку: пять — десять секунд самолёт кое-как зависал в перевернутом положении, и мотор начинал захлёбываться. «Значит, мои предположения верны, — уже спокойно заключил Андрей, — захлёбывается. А ты вот и попробуй теперь на благородном порыве», — с затаённым превосходством подумал он про Волка. А тот, словно угадывая мысли Андрея, истязал послушную машину. Устав от безуспешности поставленной затеи, но не смирившись, Волк с горящими от досады глазами подал знак включить телефон.
— Не идёт, стерва! — услышал Андрей в трубку его сиплый пересохший голос.
— Карбюратор…
— Клинков!
— Слушаю!
— Так лететь скучно. Пойдём на высоту! У меня в кабине на часовом циферблате сидят две мухи. Буду набирать высоту, пока они не подохнут!
— Согласен! Вызываю мух на соревнование!..
Андрею хотелось узнать предельный потолок новой машины. Он ни разу ещё не забирался на большую высоту, пределом пока были три тысячи метров, да и то днём. А тут удобный случай испытать на самом себе влияние разрежённой высотной атмосферы. Так Андрей старался извлечь какую-то пользу из нового сумасбродства Волка.
— Как там с горючим? — спросил он в трубку.
Волк махнул рукой, что обозначало: будь покоен.
Становилось холоднее. Настигая зарю, самолёт карабкался в гору. На земле уже давно была ночь, а они ещё продолжали видеть прощальную улыбку заката. В молчаливой неподвижности Волка ощущалась суровость. Скромный фонарик, как свечка, тускло освещал перед ним выдвинутый аналойчик с развёрнутой полётной картой. Молчание и одиночество угнетали Андрея.
— Одна муха подохла! — услышал он голос Волка.
Андрей включил свет и посмотрел на приборы: альтиметр показывал четыре тысячи триста метров высоты. Он потушил лампочку.
— Долго держалась!
— А вторая сидит… Заморозим и эту!
И опять молчание…
Как-то не верилось, что где-то на земле идёт обычная жизнь, а здесь, у предельных слоёв атмосферы, два маленьких человечка молча летят на самолётике, величиной с точку. «Мать, наверное, сейчас готовит дома ужин, — думает Андрей, — накрывает стол скатертью. Отец моет под рукомойником свою загорелую, растресканную шею. А Маруся? Почему она не ответила на мое письмо. Обиделась?»
Андрей глянул за борт вниз: далеко-далеко угадывались смутные очертания моря. Берега были светлее. И на миг, на сотую секунды, его пронизал страх от этой головокружительной высоты. А что если с машиной какое несчастье?.. Падать в море?.. Сядешь на воду. Ночь. Пустыня. Холод. Берега не видно. Ори не ори — никто не услышит… Ему стало не по себе. Мерзли руки и ноги. Он похлопал сапог о сапог. Волк наклонился к рупору.
— Мы на высоте Казбека! И даже выше!.. Зорька-то держится… Ты бывал когда-нибудь на Казбеке?
— Не слышу!
— Горы, спрашиваю, видел когда-нибудь?
— Видел!
— Помнишь, как на земле уже ночь, а вершины гор ещё светятся? Вот мы сейчас с тобой на вершине!
Андрею вспомнилось детство и географический учебник с описанием восхождений на вершины. Сколько было затрачено усилий, отваги, упорства для достижения цели! Люди платили жизнью за миг — побывать на высоте. И мальчику Андрею они казались недосягаемыми, суровыми, неземными существами, мужественными, с седыми бородами, — и вот он без каких-либо особых усилий достиг таких же высот.
Он взялся было за турель, но тотчас отдёрнул руку: пальцы прилипли к металлу. Андрей поспешно натянул перчатки и зажёг лампочку на шнуре. Посветив за борт, чтоб посмотреть на температуру, он не поверил глазам: градусник показывал двадцать два градуса мороза.
Волк чувствовал себя плохо: не хватало воздуха. Уже трудно было дышать. Муха, присмирев, сидела на циферблате. «Может, и замерзла?» Но он не трогал ее. Было досадно, что Клинков оказался прав. Хотелось в чем-нибудь доказать своё превосходство, и Волк, не чувствуя от холода ни рук, ни ног, молчал, ожидая, чтобы Клинков первый признался в своей несостоятельности.
Волк черпал воздух по-рыбьи, широко раскрывая рот. В ритме дыхания наступали паузы. Самолёт медленно карабкался по спирали, достигая потолка. Стрелка высотомера трепетно дрожала, цепляя цифру 6000. Шум пропеллера раздражал уши. Клонило в сон. Минутами казалось, что самолёт подвешен на месте и работает вхолостую. Андрей вспоминал теорию завихрений: вот воздух, как вода по борту бегущей лодки, струится по телу самолёта, и часть его влетает в кабинку и крутится незримым столбиком. Андрей с жаждой, как к роднику, припадает хватающим ртом к борту и дышит-дышит… Как будто помогает. Но нет, тяжелый захлёб широко распирает ребра. Безостановочно он растирает перчаткой нос и щеки. Подбородок совсем одеревенел. Кровь пульсирует в висках толстыми, медленными толчками.
Андрей перестал хлопать сапогами, всё становилось безразличным.
Волк легче Андрея переносил атмосферные влияния, но давал себя знать голод — сахар не помогал, и Волк пошёл на уступку.
— Шесть тысяч девятьсот! Машина начинает проваливаться!
— Как муха? — Андрей стыдился выказывать перед Волком своё малодушие.
— Муха давно замерзла. Как ты?..
Андрей ничего не ответил, будто не слышал.
— Клинков, как ты себя чувствуешь?
— Трудновато дышать… Не хватает…
«Сдался», — подумал обрадованно Волк.
— Значит, домой?.. А то, может, попрём бога за бороду хватать?
— Нет, уж хватит! — быстро согласился Андрей.
— Тогда держись! Закладываю пике!
Довернув прощальные полкруга, Волк резко отжал ручку от себя, и машина, как с обрыва, рухнула в бездонную пропасть. Голова у Андрея откинулась назад, он ухватился за турель и встал на ноги. Ветер хлестал по лицу морозными вениками, уши захлопнуло, словно на них упали чугунные задвижки, стальные ленты стяжек выли. Хотелось свистеть, орать, выть от восторга быстроты, — а может, он и орал, — он не слышал собственного голоса, ветер набивался в рот, как пакля. В мозгу пролетали слова, не имеющие по смыслу никакой связи между собой: сатана — Вагнер. Почему Вагнер? (Ага, слышал по радио!) Вагнер — удар — ударь…
Буйство охватило Андрея.
Но что это? Ломит виски… Какая нестерпимая боль! Что-то уж долго?.. Не пора ли?.. Самолёт продолжает падать. Андрей быстро глянул на альтиметр: пять тысяч. Вслед за этим удивление его перешло в тревогу. Тревога возникла от положения туловища Волка: он как-то странно навалился грудью на управление. Андрей растерянно потряс его за плечи — голова безвольно завалилась в угол кабины. «Умер». Стрелка указателя высоты продолжала падать, самолёт развивал сумасшедшую скорость. Андрей знал, что показание прибора запаздывает: до земли гораздо ближе… Через голову Волка он попытался достать до ручки управления, но это была немыслимая затея. Тяжелое, невидимое море, разрастаясь, надвигалось на него — все ближе и ближе. Андрей быстро метнулся в свою кабину, к запасной ручке управления, но тут он вспомнил, что ручка и фуражка выпали. Не помня себя, он ухватился за башмак второго управления и, напрягая согнутую спину, с нечеловеческим усилием начал тянуть его на себя. Рычаг был слишком мал… «Успею или нет?» Одна эта мысль застыла в голове.
Волк пришёл в сознание от встречных потоков ветра, тотчас же чутьем он определил положение машины и, схватив ручку, медленно, с величайшей осторожностью вывел самолёт в линию горизонтального полета. «Спаслись…» Альтиметр показывал три с половиной тысячи. «Вот это да, — удивился Волк, — упал с Казбека?.. Уже второй случай…»
«Обморок». И Волк быстро произнес слово наоборот: «Коромбо, коромбо, коромбо, коромбо». Произнося механически слово, он не забывал, однако, добавлять оборотов, чтобы прогреть мотор. «Коромбо, коромбо, коромбо, коромбо… Обморок!.. Коромбо, коромбо…»
Льдинки пота висели по краям шлема. Волк ощущал в теле слабость. Интересно, заметил ли Андрей его обморочное состояние? Он обернулся: Клинков пристраивал оборванный шланг телефона.
— Ну, как тебе нравится такая фигурка? — с деланным молодечеством засмеялся Волк.
Андрей не отвечал.
— Клинков!
— Алло?
— Трухнул, спрашиваю?
— Да уж!..
— А я люблю! Правда, на больших высотах пикировать долго не следует. Резкий переход опасен для кровеносной системы. Организму надо давать осваиваться с переменой давления!
Андрей промолчал. Сердце ещё скакало, но постепенно он овладел собою. В кромешной мгле, слева и внизу, проплывали огоньки. Волк внимательно рассматривал карту.
— Проходим над рыбацким поселком!
Машина, как взнузданная, терпеливо и монотонно ввинчивалась в ночь. Серые лохматые облака изредка окутывали самолёт. Волк шёл с легким снижением: вдали уже виднелось пепельное сияние над городом. Сияние служило ориентиром направления.
