А Петька и тут с подначкой!
— Живо! Поднажми!
И все удивляются:
— Что случилось с парнем? Откуда такой работник?
Но живо ребята работают. В сарае поленница за поленницей растет.
И вот уж кричат на другой конец первые в цепи.
— Хватит! — кричат. — Полно.
Опешил Петька:
— Как то есть полно?
Побежал в сарай — и верно… До самых дверей набит сарай дровами — полена не впихнешь.
Застыл Петька. А дров на дворе еще прорва. Саженей тридцать.
Выскочил откуда-то Федор Иваныч.
— Ничего, — говорит. — Так. Ничего… Это мы за зиму сожжем. Спасибо, ребятки!
И Петьку по плечу:
— Спасибо, товарищ Петя. Постарался.
А Петька рукой махнул и пошел… Обидно.
В тот же день вечером шус устроил общее собрание. Выбирали старосту по хозяйственным делам. И на собрании чернявенький Миронов встал и предложил выбрать Петьку.
— Предлагаю, — сказал, — выбрать его по следующим данным. Парень активный и в работе горячий. Сами сегодня видели, как он с дровами орудовал. Ведь это он субботник наладил. Он организовал.
Проголосовали и выбрали Петьку старостой.
И стал Петька старостой по хозяйственным делам.
Сначала смешно было.
Ходит Петька с ключами, словно купец на базаре. Тетрадку за пазухой носит. Химический карандаш на веревочке. Фартук…
Ходит и прямо не знает, что делать. Что такое нужно предпринять?..
Но дело дали.
Дела на Петьку поднавалили — вздохнуть нельзя. Туда-сюда, налево-направо, — мало ли дел в интернатском хозяйстве?
Незаметно дни идут.
Петька ходит с ключами.
А за Петькой ребята:
— Петя Валет, отпусти вермишели к обеду!
— Петя Валет, мыла давай!
— Петя Валет, белье!..
— Петя Валет, ситный!..
— Дров гони, товарищ Петя Валет!..
И Петька все выдает, все принимает, все отпускает и химическим карандашом в синей тетрадке все пишет, все пишет…
Такой сознательный стал — смех!
А дров Петька не жалеет. С большой охотой дрова отпускает.
— Вязанку?.. Пожалуйста. Две?.. Еще лучше.
Никогда до этого раньше в приюте Клары Цеткин не было такой жары. Прямо зной. Прямо горячий полок в бане, а не класс «Б».
А ребята все продолжают:
«Саша у Маши, а Маша у Саши. У Саши Маша, у Маши Саша…»
А Петька над синей тетрадкой сидит, слюнявит огрызок химический и потеет.
— Три четверти фунта, да четверть, да еще полфунта, да пять осьмушек. Сколько это?
Это — дробь. А дроби проходят в классе «Г», где Миронов.
Вот поймал Петька снова Миронова и говорит:
— Мне, — говорит, — в ваш класс перейти необходимо. До зарезу… Я, — говорит, — согласен на предметы нажать, только ты мне помоги!
— Ладно, — сказал Миронов. — Помогу.
И стал заниматься с Петькой. И так это быстро у них дело пошло, что уже к Новому году нагнал Петька класс «Г».
И перешел в мироновский класс.
Но тут опять неприятность вышла.
Неприятность вышла в марте месяце, в день Парижской коммуны.
В тот день светило румяное зимнее солнце и под ногами хрустел снег.
В тот день приют Клары Цеткин ходил в городской сад на могилу жертв революции.
Ребята шли бодро, смеялись и пели:
И Петька со всеми пел и со всеми смеялся.
А когда подходили к городскому саду, попался навстречу пьяный. Качался он, поднимал руки и пел хриплым голосом:
Мать красавица-старушка,
Сына блудного пр-рими!..
Ребята смеяться стали. Снегом стали бросать в пьяного. А Петька поглядел и узнал: гражданин Кудеяр.
И как узнал, испугался и спрятался за чью-то спину. Идет согнувшись и варежками лицо закрывает.
А ребята пьяного повалили и снегом лицо ему набивают. Визжит Кудеяр, чертыхается и красным носом мотает.
И вдруг Петьке пьяного жалко стало. Что с ним случилось, — только выскочил он из рядов и закричал:
— Ребята! — закричал. — Оставьте!
И все перестали смеяться. И снег бросили.
А Кудеяр Петьку узнал и заорал:
— Мошенник! Часы украл!
И Петька пошел, опустив голову, и все удивлялись, почему он больше песен не поет.
А Петьке стыдно было. Стыдно было, что у пьяного часы украл. Сам удивился: что за черт? Что такое случилось? Откуда такое — стыд?.. Непонятно!..
…А время шло, весна подходила, снег таял, и вместе со снегом дрова на дворе таяли.
Вышел раз Петька во двор, поглядел, а там дров совсем пустяки — сажени две.
Испугался Петька.
«Ох, — думает, — скоро уж! Скоро копать надо».
В тот же день встретил Петька в коридоре Федора Иваныча и говорит:
— Весна, Федор Иваныч, подходит. Тепло уж становится. Пожалуй, можно и не топить в классах? А?
— Так, — сказал Федор Иваныч. — Можно и не топить.
И стал Петька дрова экономить. Скупо стал отпускать дрова. На кухню только. На прачечную.
И каждое полено считал.
И все удивлялись.
Миронову тетка из Новочеркасска три рубля прислала. Было это на вербной неделе. Вот Миронов Петьке и говорит:
— Пойдем в воскресенье на вербу? Гулять…
Дождались воскресенья, у Федора Иваныча отпросились и зашагали. На вербный базар.
Очень было тепло. Снег таял. И люди на вербе все веселые были, смеялись, шумели, толкались. Музыка играла.
Вокруг разные сладости продавались — коврижки разные, вафли, халва…
И Миронов всего понемножку покупал и Петьку угощал.
Так до вечера грязь промесили, а вечером засветились огни, громче заиграла музыка и закрутились карусели.
У каруселей Миронов сказал:
— Прокатимся?
— Не стоит, — сказал Петька. — Нет. Лучше на эти деньги купим стрючков.
— Купим, — сказал Миронов. — Хватит денег… Купим и стрючков.
— Ну ладно, — сказал Петька. — Только давай на лошадей, а не в лодку.
Остановилась карусель, бросился народ занимать места. Петька с Мироновым вперед, а уже все лошади заняты. Свободна одна только лодка на четыре места. Два места девчонки какие-то заняли, два свободных…
— Лезем! — сказал Миронов. — Все равно… Лезем!
Ничего не попишешь — полез и Петька.
Вот заиграла музыка, и поплыла лодка. Все шибче и шибче… Все круче и круче… Мелькают вокруг фонари. Мелькают белые рожи. Лихо.
Сняли ребята шапки и шапками машут. А девчонки напротив пищат.
Одна, высокая, рыжая, глазами мигает, а поменьше, белокуренькая, прижалась к ней и:
— Ох! Ах!
Смешно ребятам. Ребята девчонок дразнят.
— Трусихи! — кричит Миронов.
— Кролики! — задирает Петька.
А девчонки тоже спуску не дают:
— Сами кролики!
И смеются, кривляются.
Вот остановилась карусель, выскочили девчонки вон.
И ребята выскочили. Миронов Петьке и говорит:
— Давай познакомимся?
— Что? — говорит Петька.
А уж Миронов девчонок догнал и, как большой:
— Разрешите с вами познакомиться?
Рыжая мигает глазами и говорит:
— Пожалуйста! — говорит. — С удовольствием.
А белокуренькая молчит. И Петька молчит.
Пошли тут всей компанией гулять. В две пары. Впереди Миронов с рыжей, а сзади Петька с белокуренькой. Миронов семечек купил и девчонок угощает. И все время говорит и разные шуточки произносит. А Петька молчит. Не знает Петька, о чем говорить с белокуренькой. А белокуренькая грустная какая-то, все думает и семечки как-то клюет, как птица.
Вот Петька и спрашивает:
— Что это вы все думаете? О чем?
— О разном, — отвечает белокуренькая. И улыбнулась: — А вы о чем?
И Петька ответил, что думает тоже о разном. Потом спросил, как белокуренькую зовут.
— Наташа…
— А меня Петр.
И разговорились.
Наташа даже смеяться стала. Даже семечки стала клевать веселее.
Петька говорит:
— Вы на коньках, Наташа, умеете ездить?
— На коньках?.. Летом?.. Ха-ха… Зимой-то я прошлую зиму каталась… И даже не худо. Возле нашего дома напротив коммунальный каток.
— А где вы живете?
— Там… Недалёко…
И к Петьке:
— А вы где?
— Я-то?
И Петька вдруг растерялся:
— Я-то? Я — в детдоме.
— В каком?
— В дефе… ративном.
— Это что значит — деферативный?
— Это… такой… особенный. Для особо нормальных детей.
— Для сирот?
— Ну да. Для круглых.
— Вы — круглый?
— Круглый. Ни отца, ни матки. Ни даже тетки. А вы?
— У меня… отец. То есть… нет, то есть… да.
Опять закраснелась Наташа.
«Что за черт?» — думает Петька.
Удивляется Петька.
И дальше идут.
Так незаметно до позднего вечера прошатались. Семечек одних фунта два склевали.
Уж темно совсем стало, огни погасли, взошла луна.
