– Да, да, – говорят девочки. – Мы на станции Разлив живем.
– Тогда вот что, – говорит старик, – идите по этой тропиночке, около рельсов. Идите все прямо и придете к вокзалу. А там спросите.
«Ну, – думают девочки, – нам бы только до вокзала дойти, а там-то уж мы найдем».
Поблагодарили старика и пошли по тропиночке.
Отошли немного, Тамарочка и говорит:
– Ах, Белочка, какие мы с тобой невежливые!
Белочка говорит:
– А что? Почему?
Тамарочка говорит:
– Теленочку-то мы спасибо не сказали. Ведь это он нам дорогу показал.
Хотели вернуться, да думают: «Нет, лучше домой поскорей пойдем. А то еще опять потеряемся».
Идут и думают:
«Только бы мамочка дома была. А что, если мамы нету? Что мы тогда делать будем?»
А мама ходила, ходила по лесу, кричала, кричала девочек, не докричалась и пошла домой.
Пришла, сидит на крылечке и плачет.
Приходит хозяйка и спрашивает:
– Что с вами, Марья Петровна?
А она говорит:
– У меня девочки потерялись.
Только сказала это – вдруг видит: идут ее девочки. Белочка впереди идет, Тамарочка сзади. И обе девочки грязные-грязные, мокрые-премокрые.
Мама говорит:
– Девочки! Что вы со мной делаете? Где вы пропадали? Разве можно так?
А Белочка кричит:
– Мамочка! Ау! Обед готов?
Побранила мама как следует девочек, потом покормила их, переодела и спрашивает:
– Ну, как – страшно было в лесу-то?
Тамарочка говорит:
– Мне так нисколечко.
А Белочка говорит:
– А мне так сколечко.
Потом говорит:
– Ну, ничего… Зато посмотри, мамочка, сколько мы с Тамарой грибов набрали.
Притащили девочки свои полные корзинки, поставили их на стол…
– Во! – говорят.
Стала мама грибы разбирать и ахнула.
– Девочки! – говорит. – Миленькие! Так ведь вы ж одних поганок набрали!
– Как поганок?
– Ну конечно, поганок. И это поганка, и это поганка, и эта, и эта, и эта…
Девочки говорят:
– А мы их есть хотели.
Мама говорит:
– Что вы?! Девочки! Разве можно? Это ж поганые грибы. От них животы заболят, от них умереть можно. Их все, все на помойную яму выбросить надо.
Девочкам стало жалко грибов. Они обиделись и говорят:
– Зачем выбрасывать? Не надо выбрасывать. Мы лучше их куклам нашим отдадим. У нас куколки хорошие, не капризные, они все кушают…
Белочка говорит:
– Они даже песочек кушают.
Тамарочка говорит:
– Даже траву кушают.
Белочка говорит:
– Даже пуговицы кушают.
Мама говорит:
– Ну вот и хорошо. Устройте вашим куклам праздник и угостите их поганками.
Девочки так и сделали.
Сварили они из поганок обед. На первое суп из поганок, на второе котлеты из поганок, и даже на сладкое – компот из поганок сварили.
И куклы у них все это съели – и суп, и котлеты, и компот, – и ничего, не жаловались, не капризничали. А может быть, у них и болели животики – кто их знает. Они ведь народ неразговорчивый.
Один раз мама пошла на рынок за мясом. И девочки остались одни дома. Уходя, мама велела им хорошо себя вести, ничего не трогать, со спичками не играть, на подоконники не лазать, на лестницу не выходить, котенка не мучить. И обещала им принести каждой по апельсину.
Девочки закрыли за мамой на цепочку дверь и думают: «Что же нам делать?» Думают: «Самое лучшее – сядем и будем рисовать». Достали свои тетрадки и цветные карандаши, сели за стол и рисуют. И все больше апельсины рисуют. Их ведь, вы знаете, очень нетрудно рисовать: какую-нибудь картошину намазюкал, красным карандашом размалевал и – готово дело – апельсин.
Потом Тамарочке рисовать надоело, она говорит:
– Знаешь, давай лучше писать. Хочешь, я слово «апельсин» напишу?
– Напиши, – говорит Белочка.
Подумала Тамарочка, голову чуть-чуть наклонила, карандаш послюнила и – готово дело – написала:
ОПЕЛСИН
И Белочка тоже две или три буковки нацарапала, которые умела.
Потом Тамарочка говорит:
– А я не только карандашом, я и чернилами писать умею. Не веришь? Хочешь, напишу?
Белочка говорит:
– А где ж ты чернила возьмешь?
– А у папы на столе – сколько хочешь. Целая банка.
– Да, – говорит Белочка, – а ведь мама нам не позволила трогать на столе.
Тамарочка говорит:
– Подумаешь! Она про чернила ничего не говорила. Это ведь не спички – чернила-то.
И Тамарочка сбегала в папину комнату и принесла чернила и перо. И стала писать. А писать она хоть и умела, да не очень. Стала перо в бутылку окунать и опрокинула бутылку. И все чернила на скатерть вылились. А скатерть была чистая, белая, только что постланная.
Ахнули девочки.
Белочка даже чуть на пол со стула не упала.
– Ой, – говорит, – ой… ой… какое пятнище!..
А пятнище все больше и больше делается, растет и растет. Чуть не на полскатерти кляксу поставили.
Белочка побледнела и говорит:
– Ой, Тамарочка, нам попадет как!
А Тамарочка и сама знает, что попадет. Она тоже стоит – чуть не плачет. Потом подумала, нос почесала и говорит:
– Знаешь, давай скажем, что это кошка чернила опрокинула!
Белочка говорит:
– Да, а ведь врать нехорошо, Тамарочка.
– Я и сама знаю, что нехорошо. А что же нам делать тогда?
Белочка говорит:
– Знаешь что? Давай лучше выстираем скатерть!
Тамарочке это даже понравилось. Она говорит:
– Давай. А только в чем же ее стирать?
Белочка говорит:
– Давай, знаешь, в кукольной ванночке.
– Глупая. Разве скатерть в кукольную ванночку залезет? А ну, тащи сюда корыто!
– Настоящее?..
– Ну конечно, настоящее.
Белочка испугалась. Говорит:
– Тамарочка, ведь мама же нам не позволила…
Тамарочка говорит:
– Она про корыто ничего не говорила. Корыто – это не спички. Давай, давай скорее…
Побежали девочки на кухню, сняли с гвоздя корыто, налили в него из-под крана воды и потащили в комнату. Табуретку принесли. Поставили корыто на табуретку.
Белочка устала – еле дышит.
А Тамарочка ей и отдохнуть не дает.
– А ну, – говорит, – тащи скорей мыло!
Побежала Белочка. Приносит мыло.
– Синьку еще надо. А ну – тащи синьку!
Побежала Белочка синьку искать. Нигде найти не может.
Прибегает:
– Нет синьки.
А Тамарочка уже со стола скатерть сняла и опускает ее в воду. Страшно опускать – сухую-то скатерть в мокрую воду. Опустила все-таки. Потом говорит:
– Не надо синьки.
Посмотрела Белочка, а вода в корыте – синяя-пресиняя.
Тамарочка говорит:
– Видишь, даже хорошо, что пятно поставили. Можно без синьки стирать.
Потом говорит:
– Ой, Белочка!
– Что? – говорит Белочка.
– Вода-то холодная.
– Ну и что?
– В холодной же воде белье не стирают. В холодной только полощут.
Белочка говорит:
– Ну, ничего, давай тогда полоскать.
Испугалась Белочка: вдруг ее Тамарочка еще и воду заставит кипятить.
Стала Тамарочка скатерть мылом намыливать. Потом стала тискать ее, как полагается. А вода все темней и темней делается.
Белочка говорит:
– Ну, наверно, уже можно выжимать.
– А ну, давай посмотрим, – говорит Тамарочка.
Вытащили девочки из корыта скатерть. А на скатерти только два маленьких белых пятнышка. А вся скатерть – синяя.
– Ой, – говорит Тамарочка. – Надо воду менять. Тащи скорей чистой воды.
Белочка говорит:
– Нет, теперь ты тащи. Я тоже хочу постирать.
Тамарочка говорит:
– Еще что! Я пятно поставила, я и стирать буду.
Белочка говорит:
– Нет, теперь я буду.
– Нет, не будешь!
– Нет, буду!..
Заплакала Белочка и двумя руками вцепилась в корыто. А Тамарочка за другой конец ухватилась. И корыто у них закачалось, как люлька или качели.
– Уйди лучше, – закричала Тамарочка. – Уйди, честное слово, а не то я в тебя сейчас водой брызну.
Белочка, наверно, испугалась, что она и в самом деле брызнет, – отскочила, корыто выпустила, а Тамарочка его в это время как дернет – оно кувырком, с табуретки – и на пол. И, конечно, вода из него тоже на пол. И потекла во все стороны.
Вот тут-то уж девочки испугались по-настоящему.
Белочка от страха даже плакать перестала.
А вода уж по всей комнате – и под стол, и под шкаф, и под рояль, и под стулья, и под диван, и под этажерку, и куда только можно течет. Даже в соседнюю комнату маленькие ручейки побежали.
Очухались девочки, забегали, засуетились:
– Ой! Ой! Ой!..
А в соседней комнате в это время спал на полу котенок Пушок. Он как увидел, что под него вода течет, – как вскочит, как замяучит и давай как сумасшедший по всей квартире носиться:
