Марья Васильевна (детям). Правда, хорошенькая тетя?
Мальчик. Ага.
Девочка. Угу.
Марья Васильевна. Но, бог ты мой, до чего она похожа на вас!
Муж. Ну, помилуйте, что ж тут удивительного? Все-таки, в конце концов, до некоторой степени…
Лейтенант Мигунов (читает). «Милому Козлику — Аня». (Повернулся к Жене.) Простите, она что — замужем или?..
Жена (растерянно). Она?..
Муж. Что вы, товарищ лейтенант. Она же… Она еще в школе учится.
Марья Васильевна (удивленно). Да?
Муж. То есть, разумеется, в высшей школе.
Марья Васильевна. Но, простите, почему тут написано: «Москва, 1909 год».
Муж. Девятый? Гм. Прошу извинения, это — не девятый, а тридцать девятый. Это у нее еще почерк такой — детский.
Лейтенант Мигунов (оторвался от карточки). Дорогие друзья! Не сосчитайте меня за нахала. Но — великая просьба: подарите мне эту карточку. А? (К жене.) Не заревнуешь?
Марья Васильевна (смеется). Не заревную.
Муж переглянулся с Женой. Та чуть заметно кивнула.
Муж. Ну, и я тоже. То есть мы тоже… ничего не имеем против.
Лейтенант Мигунов (пожимает руку). Спасибо.
Марья Васильевна. Володя, ты опоздаешь…
Лейтенант Мигунов. Ну… (Прощается.)
Муж. Значит, на фронт?
Лейтенант Мигунов. Да. В двадцать один тридцать.
Муж. Ну, бейте их там, оккупантов.
Лейтенант Мигунов. Били, бьем и… как это в бухгалтерии называется? (Показал рукой.)
Муж. Сложные проценты?
Лейтенант Мигунов. Во-во. Одним словом, баланс будет, как говорится, положительный.
Жена. Да?
Лейтенант Мигунов (учтиво повернулся к ней). Можете не сомневаться… простите, забыл имя… Марья Ивановна?
Жена кивнула.
Лейтенант Мигунов. Но это зависит и от вас.
Муж. И от нас.
Гости уже в дверях.
Марья Васильевна. Ну, бывайте здоровы. Простите за беспокойство.
Все говорят «до свиданья» и «прощайте».
Лейтенант Мигунов. Анечку… Анечку целуйте крепко. Просите писать.
Муж. Ну вот еще — просить. Прикажу — и будет.
Лейтенант Мигунов (в дверях). Пожелайте ей счастья, здоровья, бодрости, сил и прочего, и прочего, и прочего. А главное… главное — хорошего мужа…
Муж и семья Мигуновых уходят. На сцене одна Жена. Возвращается Муж.
Муж. Слыхала? Говорит: пожелайте ей хорошего мужа! А? Как это тебе нравится?
Жена. Мне это нравится.
Муж. Что тебе нравится?
Жена. Мне нравится… Когда мне желают хорошего мужа.
Муж. Погоди… Я запутался. Ты сейчас кто? Тебе сколько лет? Ты в каком классе учишься?
Жена. Я? Я всего лишь старая мымра, у которой не очень тоже молоденький муж, которого она очень, очень любит. (Обнимает его.)
Телефонный звонок
Муж (вместе с Женой подходит к телефону). Алло! Да? Евгений Исаакович? Да, да. Свободен. Нет, нет, вполне свободен. Что? Заинтриговал вас. А? Как сформулирован вопрос? Какой? А, в кроссворде.
Жена с удивлением смотрит на него.
Н-да. Там сказано, в общем, так: «развязка семейной драмы». Что? Десятки решений? Ну, например? Да, да, слушаю. Убийство? Так. Дуэль… Да, да, слушаю. Развод. Гм… Самоубийство. Что еще? Не слышу! Мордобой?..
Пауза.
Гм… Видите ли, Евгений Исаакович, благодарю вас, но мне кажется, я уже… решил этот кроссворд. Да, да. И несколько более, так сказать, безболезненно. Во всяком случае, я очень, очень благодарен вам за ваше трогательное участие и добрые советы… Да! Евгений Исаакович, скажите, голубчик, вы еще работаете? Нет? Уходите? А другие как? Баланс еще не подвели? Вы знаете… Скажите, еще не очень поздно? Что? Ага. Вы знаете, я, пожалуй… я, пожалуй, все-таки приду поработаю часок или два. Да, да. Что-то я хотел еще? Да! Евгений Исаакович. Вы не увидите этого… как его… ну, Москалева, нашего снабженца? У него там в киоске давеча этакие необыкновенные джемпера появились. Если увидите, попросите его, голубчик, отложить для меня парочку. Что? Нужно очень. Хочу тут на фронт одному товарищу послать.
Занавес
1943
Комедия в одном действии из времен Великой Отечественной войны
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дед Михайла.
Марья, жена его.
Дуня Огарёва, комсомолка,
командир партизанского отряда.
Немецкий офицер.
Его вестовой.
Староста.
Партизаны.
Изба деда Михаилы. Налево — часть русской печи. Направо — входная дверь. Темнеет.
За окном бушует метель. У стола бабка Марья собирает ужинать. С улицы входит Михайла. Он с ног до головы запорошен снегом.
Марья. Ну, слава тебе, господи, наконец-то!..
Михайла. Ох, и метет же нынче, мать, — не приведи бог! Фу!.. (Отряхивается.)
Марья. Я уж и то гляжу — только и гулять в этакую-то пору. Эвона, поглядите, какой снегирь!.. И где тебя, старого лешего, носит?! Я уж думала — тьфу, тьфу, тьфу — не в полицию ли его потащили…
Михайла (сбивая с валенок снег). Ну, да! На шута я им сдался. Нужен им этакой старый хрен. (Бросил веник, проходит к столу.)
Марья. Садись, ешь…
Михайла (стоит, потирает руки). У Маслюковых, понимаешь, засиделся. Мужики собрались. Побеседовали. То да се. Все-таки оно на людях как-то и дышать легче. (Садится, оглядывается.) Слыхала, мать? Наши-то, говорят, опять наступают.
Марья (испуганно). Тс-с-с… «Наши»! (Оглянулась.) За «наших»-то нынче, знаешь, головы снимают.
Михайла. А шут с ним! Пускай снимают. Тоже не жизнь. (Берет ложку, ест.) Н-да. А еще такой слух есть, что будто опять к нам в село каратели едут.
Марья. О господи! Это кто ж тебе говорил?
Михайла. Да волостной этот, черт, сказывал как будто. Если, говорит, партизан не найдут, — ни одного человека в живых не оставят.
Марья. Ох уж эти мне партизаны!.. Тьфу на них! И так уж никакого житья нет, а они, колоброды…
Михайла. Ну, ну, помолчи, матка… Ладно. Не понимаешь, так и молчи. (Ест.)
Марья. Только народ баламутят… Это все Дунька эта, Огарёва… Статное ли дело — девчонка, комсомолка, с немцами воюет! Из-за нее, проклятущей, все семейство ихнее постреляли. Сколько народу погибло…
Михайла. Ладно, ешь, помалкивай… (Вдруг вспомнил что-то, хлопнул себя по лбу.) Эх, старая дубина!
Марья (испуганно). Ты что?
Михайла. Да забыл совсем… (Поднимается.) Иду сейчас, понимаешь, мимо Кочетковых, а тут этот… как его… Володька, что ли? Сони-то Минаевой, которую повесили, братишка. Сунул чего-то: «Вам, — говорит, — дедушка, телеграмма…»
Марья. Какая телеграмма? От кого?
Михайла. Н-да. Сунул и говорит: «Читать, — говорит, — можно, только осторожно». (Идет к дверям, роется в карманах своего драного зипунишки.)
Марья. А, брось ты!.. Небось пошутил над тобой, старым…
Михайла. Да! Хорошие теперь шутки… (Достает записку.) Вот она! Эвона! А ну-ка, старуха, засвети огонька, почитаем.
Марья, что-то сердито бурча, раздувает огонь и зажигает маленькую керосиновую лампочку-фитюльку. Старик достает из-за божницы очки, напяливает их и привязывает веревочками.
Марья. О господи, господи… Тьфу! Погибели на вас нет. Уж и так второй год без карасина живем, а тут — на всякие глупости…
Михайла. Ладно, старая, не ворчи. Не тужи, будет тебе еще карасин. (Развернул записку.) А ну, почитаем давай, что за телеграмма такая. (Читает по складам.) «Дя-дя Ми-хай-ла, се-год-ня ве-че-ром я, ес-ли мож-но, приду к вам ночевать…»
Марья. Чего? Кто придет? Это кто пишет?
Михайла. Постой, постой… (Читает.) «Если вы позволите и если у вас все в порядке, поставьте, пожалуйста, на окошко огонек. Я приду так около семи часов…»
Марья. Это кто же пишет?
Михайла (чешет затылок). Гм… «Ога-рё-ва Дуня».
Марья. Что-о-о?! Дунька?!! Да она что — очумела? К нам ночевать просится?
