Барбара Пим - Лекарство от любви

Существует множество способов того, как лечить разбитое сердце. Но, пожалуй, самый неожиданный — это отправиться на научную конференцию.

Когда Далси Манаринг наконец поняла, что жених отнюдь не торопится вести ее к венцу, в чем он через какое-то время признался и сам, промямлив нечто маловразумительное насчет того, что недостоин ее и что он один виноват в том, что все так вышло, то в ту минуту она почувствовала, что перед ней разверзлась пропасть. Вот так одномоментно можно стать самым несчастным человеком на свете. Потребовалось несколько месяцев, чтобы вывести себя из состояния глубочайшей депрессии, в которую ее повергло столь неожиданное признание человека, которого, как ей казалось, она даже любила.

Но надо же было как-то выводить себя из этого психологического ступора. А потому, получив приглашение на конференцию, Далси решила, что это именно то, что нужно женщине, которую недавно бросили. В конце концов, это отличная возможность познакомиться с новыми людьми и немного отвлечься от собственных невеселых мыслей, наблюдая за жизнью со стороны. И не столь уж важно, что конференция намечена на выходные и продлится всего лишь два дня. Да и место выбрано совершенно неподходящее для такого мероприятия.

Ибо что может быть забавнее, чем толпа взрослых, причем скорее пожилых, чем молодых людей, без устали снующих по коридорам пансиона закрытой женской школы в Дербишире? А привело их в этот укромный уголок, где на лоне природы обучают будущих леди, всего лишь неуемное желание обсудить всякие скучные научные проблемы, которые абсолютно не волнуют все остальное человечество. Да и сами комнатки, в которые их поселили (к счастью, устроители не додумались разместить участников по дортуарам), так вот, и сами эти крохотные комнатки с двумя одинаково узкими железными кроватями показались ей страшно неподходящей средой для обитания сразу двух человек. По правде говоря, тут и одному развернуться-то негде.

Далси немедленно погрузилась в размышления о том, кого же ей все же подселят на эти два дня и три ночи. Ну, во-первых, это наверняка будет она, а не он! Ведь не додумаются же организаторы конференции подселить к ней мужчину! А это даже интересно — пожить пару дней с незнакомой женщиной, мелькнуло у нее, и, заслышав шаги в коридоре, она мгновенно напряглась, лихорадочно соображая, что именно следует сказать, когда распахнется дверь. Однако шаги проследовали далее и замерли возле одной из соседних дверей. А что, если пойти и познакомиться с ближайшими соседями самой?

Конечно же, она совершила непростительную глупость. Виола Дейс поняла это сразу же, как только увидела каморку, в которую ее впихнули. И тут она с ужасом обнаружила, что будет в этой консервной банке не одна. Потому что прямо напротив стояла еще одна кровать, застланная точно таким же покрывалом с точно таким же вафельным рисунком. Итак, ей придется делить эту убогую комнатенку с кем-то еще! Сама мысль об этом показалась ей нестерпимой. Она осторожно приподняла покрывало и увидела, что соседняя кровать пока не заправлена: подушка без наволочки и два серых одеяла. А может быть, и пронесет, подумала она, и к ней никого не подселят. И тогда комната окажется всецело в ее распоряжении. В противном случае придется промучиться целых три ночи. Она достала сигарету и закурила, высунувшись из окна. Внизу рдели пышные кусты георгин, яблони и груши сгибались под тяжестью наливающихся плодов. А дальше, за садом, протянулись сплошной полосой до самых гор бесконечные топи, поросшие вереском. Красиво, ничего не скажешь!

Кто-то тихо постучал в дверь. От неожиданности Виола вздрогнула и сказала почти резко.

— Входите!

Она отвернулась от окна и увидела на пороге высокую женщину, чуть за тридцать. Блондинка, приятное лицо. Женщина была одета в добротный костюм из твида, на ногах — обычные туфли на прямом ходу. Пожалуй, они смотрелись несколько громоздко на ее худых ногах.

Еще немного, мелькнуло у Виолы, и незнакомка рискует превратиться в типичную старую деву, скучную, некрасивую особу, как их обычно изображают в английских романах. Хорошенький контраст с ней самой! Виола словно взглянула на себя со стороны: бледное, даже немного изможденное лицо, рассыпавшиеся в беспорядке темные волосы, черное платье.

— Меня зовут Далси Манаринг, — представилась незнакомка. — Я ваша соседка, вот решила зайти познакомиться, а заодно и пригласить на ужин. Не возражаете?

— С какой стати мне возражать? — довольно неприветливо отреагировала Виола. — Кстати, меня зовут Виола Дейс. А в чем здесь принято ходить на ужин? И вообще, чем тут народ занимается?

— Пока никто ничего толком не знает. Но думаю, что в первый раз можно появиться в том, в чем стоишь. Знаете, это как во время морского круиза на пароходе, который только-только вышел в открытое море. Обычно в первый вечер пассажиры не переодеваются к ужину, предпочитая неформальный стиль. Да и вообще у меня сложилось впечатление, что конференция подобного уровня здесь проводится впервые. И публика очень разношерстная: есть представители религиозных организаций, писатели, работники издательств. Впрочем, все мы в каком-то смысле писатели.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась с ней Виола, извлекая из сумочки яркую губную помаду. После чего принялась сосредоточенно накрашивать губы, явно вознамерившись с самого же начала выделиться из общего круга остальных участников, всех этих припорошенных академической пылью научных мужей и дам.

Далси с некоторым интересом наблюдала за процессом: густо напомаженные ярко коралловые губы смотрелись немного неестественно на бледном смуглом лице, но вместе с тем это сразу же бросалось в глаза. Отчего-то Далси почувствовала внутреннее неудовлетворение при мысли о том, что ее собственный макияж слишком уж примитивен и прост.

— Довольно странная идея собрать всех нас вместе, не так ли? — сказала она вслух. — Ведь кто мы есть, в конце концов? Скромные корректоры, редакторы, библиографы. Занимаемся подготовкой справочного аппарата, пишем комментарии и прочую докуку для всяких литературных и научных гениев, которым недосуг заниматься подобной чепухой самим.

«А ведь ей подобное самоуничижение даже доставляет удовольствие», — подумала Виола. Такое впечатление, что ее соседка устала от всего на свете.

— О, нет! Это не про меня! — быстро возразила она. — Я занимаюсь собственными исследованиями. А недавно вот начала писать роман. Я вообще приехала сюда только потому, что среди прочих докладчиков здесь предполагается выступление…

Она вдруг спохватилась и замолчала. Прежняя тоска нахлынула на нее с новой силой. Ну зачем она потащилась в эту глухомань? Чего ради? Конечно же, она совершила просто непозволительную глупость. Да и почтенная мисс Манаринг мало что поймет из ее объяснений. Впрочем, она и не собирается изливать душу этой подсушенной вобле, которой вполне пристало возиться с рубрикаторами, аннотациями, карточками и прочим инструментарием справочного фонда.

— А я занимаюсь составлением картотек и каталогов, — почти весело проговорила Далси, вторя ее собственным мыслям. — Знаете, очень удобно. Потому что можно работать дома. Когда болела мама, это было для меня именно то, что надо. Но и после ее смерти я все никак не решусь перейти на полный рабочий день.

Внизу послышались звуки колокола, созывающего всех на трапезу. Его мелодично печальные раскаты еще более усугубили мрачное настроение Виолы, а последние слова Далси и вовсе настроили ее на похоронный лад.

— Пойдемте вниз! — подвела она черту под их разговором. — Кажется, нас уже приглашают.

Надо во что бы то ни стало, под любым благовидным предлогом, отвязаться от соседки сразу же после ужина, твердо решила Виола.

Элвин Форбс извлек из чемодана плоскую бутылку, наполненную до половины джином. Она благополучно проделала долгое путешествие из Лондона в эту глухую деревушку в Дербишире среди его пижам и рубашек. Он поставил бутылку на туалетный столик, но соседство с желудочными каплями, таблетками сухих дрожжей и тоником для волос показалось ему несколько странным. Поскольку в комнате не было ни комода, ни тумбочки, то, пожалуй, бутылке самое место в шифоньере. И, кстати, вполне традиционное, ведь спиртное испокон веков прячут среди белья и одежды. И он туда же. Позор!

Следующая по важности вещь в его багаже — это конспект лекции, с которой ему предстояло выступить на конференции — «Некоторые проблемы редактирования текстов». Бумаги он положил на стул возле кровати.

При более внимательном осмотре комнаты Элвин все же обнаружил небольшой навесной шкафчик над умывальником. Он явно предназначался для лекарств и всяких туалетных мелочей, и бутылка перекочевала из шифоньера туда. Еще вопрос, честная ли здесь обслуга, мелькнуло у него, и услужливое воображение тут же нарисовало ему картину, как горничная утром прикладывается к его бутылке, а потом приступает к уборке комнаты. Но делать нечего, придется рискнуть, размышлял он, перекладывая в шкафчик таблетки и капли. После чего записки перекочевали со стула на туалетный столик, заняв место рядом с расческами и бритвенным прибором. Следом из чемодана был извлечен последний номер литературного журнала, редактором которого он являлся, а также большая фотография в кожаной рамке. Его жена Марджори. Он положил журнал на стул и тут же представил себе, как станет листать его, лежа в постели. Малосимпатичное, наверное, зрелище со стороны. А вот для фотографии места точно не было, и после некоторых колебаний Элвин снова сунул ее в чемодан, захлопнул крышку и задвинул чемодан под кровать. Да и с какой стати она должна красоваться на видном месте, особенно сейчас?