Борис Иванов - Сборник " "

— Упаси Господи, мистер!

Бармен огорченно опустил на стойку перед собой чисто протертую кружку.

— Нет, что вы, конечно, на лице у вас ничего нет, не написано Вы, мистер, наверное, с «Дункана»? С пересадкой на «Гром»? Нет, нет — я вовсе не ясновидящий. Просто в это время, в мертвый сезон, только пассажир с отмененного рейса может сюда забрести. А последним из рейсовых лайнеров здесь был именно «Дункан». Летите по казенной надобности, мистер? Нет, и это тоже у вас на лице не написано… Просто пассажирских рейсов на ближайшую неделю не предвидится… Вас, наверное, должен подобрать какой-нибудь из служебных рейсов? «Гром-14» скорее всего. Ребята с «Грома» как раз сейчас могли бы уже вот за этой самой стойкой пропускать по второй кружечке — кстати, что закажете для себя, сэр?

Ну вот видите: только мы вдвоем коротаем здесь этот вечер. Да, это вы верно заметили, мистер, — два старых чудака… Два чудака, одному из которых некуда податься из-за стойки своего бара, и другой, за которым не прилетел корабль… Одобряю ваш выбор — это лучшее темное, что у меня есть. Светлого я и сам не уважаю: всегда вызывает у меня воспоминания о верблюдах. Точнее, об их моче. Я ведь четыре года был погонщиком верблюдов на Харуре. Там это единственный вид наземного транспорта на дальних перевозках. Эко-диктатура — чего вы хотите… Местные умельцы из инженеров-генетиков, извините за выражение, вывели там породу этих тварей, устойчивую к тамошним морозам. Отменно нерадивые и злобные создания — поверьте мне…

Старина Хенки задумался. Видно, ему было о чем вспомнить.

— Думаю, — продолжил он, тщетно выискивая изъян в проделанной над общеупотребимым сосудом работе, — там у них опять что-то серьезное. Нет, не у харурских верблюдов, конечно, — у ребят с «Грома»… Вы ведь, наверное, в курсе: «Гром» — спасательная посудина. Чуть где ЧП, и весь их график — коту под хвост. Хотя ЧП иногда имеет и свои положительные стороны.

Вот взять, хотя бы, Ржавого Русти… Уж на что не повезло человеку: в историю с «Констеллейшн» влип… Как мальчишка влип — а и то ведь с замечательными людьми знакомство свел…

Да, вы не ошиблись — с «Констеллейшн». Там, в этой истории, такие, извините, лбы сошлись — взять, например, господина Санди… Да-да, того самого. Про которого те два чудака книжки написали… Да, известный человечек. И — Русти говорит — интереснейшего характера… Что? Да нет, конечно, с первого взгляда этого незаметно было, говорит. Такие вещи, как вы выражаетесь, на лбу ни у кого не написаны.

Все, мистер, познается в деле…

Оно и верно — тут Хенки был прав на все сто — на лбу Федерального Следователя Пятой категории Кая Санди не было написано ровным счетом ничего. Даже возраст этого сухопарого, чуть тронутого грустной сединой человека плохо читался в его стандартизированном до предела за годы службы Системе облике.

«Вот и Управление свою шестерку пригнало, Груз сопровождать», — подумал Рекс Раусхорн, боцман Федерального Космического Судна «Констеллейшн», в миру известный как Ржавый Русти. О «дополнительном пассажире» он был поставлен в известность, как это всегда бывает с такими вот специальными агентами, в самый последний момент перед стартом.

Нельзя, однако, сказать, что и для Федерального Следователя знакомство это не имело никакого значения. Всю жизнь он был любопытен к людям. Должно быть, это качество и привело его когда-то — теперь уже давно — в Академию Спецслужб. К каждому из членов экипажа он старался присмотреться как можно внимательнее. Капитан Даниэльс, например, явно тяготился этим, так не вовремя — перед самым долгожданным шестимесячным отпуском — пришедшимся внеплановым рейсом. Вряд ли его досада была наигранной.

А вот Русти все было нипочем. Именно рейс и был для него — человека, ответственного за вопросы чисто хозяйственные, — временем «дольче фар ниенте», временем самопознания и отдохновения. Если не считать пары-другой идиотств, что случаются всякий раз — без того и рейс не рейс, — ну, например, потерянных ключей от капитанского сортира, никаких забот ему в полете не предвиделось.

«Хочешь — спи весь день, хочешь — пьесы пиши, — рассказывал он старине Хенки. — Только у кэпа с секондом под ногами не крутись…»

Конечно, в реальности дело обстояло сложнее. В далеком рейсе неприкрытое ничегонеделание доброй половины экипажа не проходит незамеченным для вечно задерганного своими сугубо специфическими проблемами — в каждом полете разными — высшего командного состава и влечет за собой уйму мелочных придирок и изобретение массы головоломных заданий. Бессмысленных и пустых по сути своей. Именно поэтому каждый уважающий себя боцман или другая «шестерка», его замещающая, имеет в подобном полете четко разработанный план ИКД — Имитации Кипучей Деятельности, — долженствующей отвратить внимание руководства от той нирваны, в которой надлежит пребывать их — работников хозяйственной сферы — душам перед тем, как ввергнуться в ад предстартовых и послепосадочных забот по погрузке, разгрузке, регистрации, списанию и текущему ремонту всего того, что подлежало погрузке, разгрузке, регистрации, списанию и текущему ремонту на всякой порядочной космической посудине, преодолевшей положенные ей миллионы миль в скучнейшей пустоте межзвездного вакуума.

Теперь, стоя перед панорамным экраном грузовой диспетчерской, Русти потягивал через пластиковую соломинку солоноватый «Минеракс» — безалкогольный и отвратительный, но бесплатный и полезный — и прикидывал в уме «план полетных мероприятий», который надлежало отправить на капитанский дисплей не позднее двух часов пополудни. Было уже два тридцать.

«Маразм, какой маразм…» — думал он, глядя, как громадный контейнеровоз втягивает на приемную аппарель последнее, что должно было быть погружено на борт «Констеллейшн» и ради чего и должен был состояться этот чрезвычайный рейс: огромный, с дачку средних размеров, без какой-либо маркировки стальной сундук.

Груз.

— Могли что-нибудь и написать на чертовом сундуке, — рассказывал потом Русти. — Например: «Все — тут, ребята!» А еще лучше — попросту «Операция «ПЕПЕЛ»… Все равно каждая дрянь на «Транзите-200» знала, что именно отсюда и именно на «Констеллейшн» отправляют к Нимейе Миссию Спасения…

— Дрянь, может, и знала, — всякий раз соглашался с Русти в этом месте его рассказа старина Хенки, — но для кэпа Даниэльса этот полет был сюрпризом. И неприятным сюрпризом, доложу вам… Он, бедняга, помнится, так и сказал: «укатают меня эти «чрезвычайники»… И как в лужу глядел…

В лужу капитан Даниэльс, вообще говоря, не глядел. Просто, заскочив в последний свой свободный вечер в заведение Хенки (старая дружба связывала знаменитого капитана с не менее знаменитым в Секторе специалистом по недоливу спиртного), кэп обмолвился, что чувствует себя последним дурнем, когда приходится тащить на другой конец Галактики свору уполномоченных, каждый из которых считает себя главным на судне, а капитана использует как простого наемного водилу… Ну и добавил, конечно, что-то о том, что этак вот и до беды недалеко.

До беды действительно было недалеко. Правда, дело заключалось не в тех двух пассажирах, что числились в стартовой ведомости сверх программы.

Один из них — та самая «шестерка», на которую Русти не счел нужным обращать особого внимания, — сидел в кабинете у кэпа и методично капал ему на мозги обещаниями новых и новых передряг.

— Того, что я должен сообщить вам сейчас и здесь, вовсе не надо знать больше никому из команды «Констеллейшн» и никому из команды сопровождения Груза, — говорил Федеральный Следователь капитану, устало изображавшему максимум внимания. — Вообще никому из лиц, находящихся на борту. Дело не только в том, что «Констеллейшн» может подвергнуться нападению с целью захвата Груза. Дело в том, что мы имеем данные оперативного характера, которые позволяют думать, что операция по такому захвату уже спланирована и проводится всерьез. И серьезными людьми, поверьте.

— Так почему же вы не запихнули этих серьезных людей в каталажку? — поинтересовался кэп. — Почему мне надлежит заниматься в полете еще и играми в «своих и чужих»?