Константин Кропоткин - Содом и умора

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Название препарата:

Sodom&Humorrha

Описание:

Сироп со сладковато-горьким привкусом.

Действие:

Препарат широкого спектра действия. Аналогичен группе фармакологически индифферентных препаратов (эликсиры из корня мандрагоры, шкуры саламандры, рога носорога, мумий, философского камня и т. д.).

Показания к применению:

Применяется в профилактических и лечебных целях, как тонизирующее и стимулирующее средство. Рекомендуется при умственном перенапряжении, усталости, тревожных состояниях, раздражительности. В период выздоровления после депрессий показан как добавка к духовной пище. Может использоваться как отвлекающее, обезболивающее средство.

Результаты:

Способствует выделению эндорфинов, нейтрализует избыток желчи, примиряет с действительностью.

Возможные побочные эффекты:

При передозировке возможна сонливость, покраснение слизистой оболочки глаз. При нанесении на свежие душевные раны не исключено повышенное слезоотделение.

Противопоказания:

При болезнях, сопровождающихся затруднением переваривающих функций. При повышенной чувствительности к препарату в целом или отдельным его составляющим. При маниакально-депрессивном психозе, вызванном врожденной или приобретенной гомофобией.

Дозировка:

Индивидуальна.

Взаимодействия с другими лекарствами:

Не изучены.

Предупреждение:

Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.

— …Моя сага никому не нужна, — говорю я. — У меня СПИДа нет.

— При чем тут СПИД? — вспыхивает Кирыч, словно его иммунная система может расстроиться уже от одного упоминания о гадкой болезни.

— Ужас какой! — соглашается с ним Марк.

— Многотомные саги пишутся для того, чтобы их прочитали, — говорю я. — Жизнеописания извращенцев, каковыми мы с вами являемся, нужны только сексопатологам.

Кирыч дергается, как от электрического тока. Марк морщит лицо в печеное яблочко.

— Обыкновенные, законопослушные извращенцы… — с садистским удовольствием повторяю я, — … сами по себе неинтересны широким читательским кругам. Другое дело, если я умираю от вируса приобретенного иммунодефицита и рассказываю о своей нескладной жизни. Как завещание, понимаете? Любите друг друга по мере сил и возможностей и помните: те, кого уже нет с вами, сами виноваты, потому что плевать хотели на безопасный секс! — завываю я, подражая бывшему начальнику.

— Так нельзя говорить, — благонравный Кирыч возмущен. — Это цинично!

— В крайнем случае, — задумчиво продолжаю я. — Можно привлечь внимание общественности своим редкостным писательским даром. Скажи, я похож на живого классика?

— Нет, скорее на мертвого, — говорит Кирыч. — В профиль — вылитый Гоголь.

— Спасибо, — обиженно говорю я.

Мне не нравится быть носатым классиком.

— Ты… совсем-совсем точно знаешь, что его нет? — Марк с надеждой смотрит на меня.

— Чего нет? Синдрома приобретенного иммунодефицита? — уточняю я. — Абсолютно. Могу справку из вендиспансера показать.

— А зачем ты ходил в вендиспансер? — Кирыч подозрительно смотрит на меня.

Я предпринимаю отвлекающий маневр.

— Вот именно! — говорю я. — Вот возьму и напишу сагу об извращенцах в тридцати главах!

— Мамочки родные! — радуется Марк.

— Зачем ты ходил в вендиспансер? — повторяет Кирыч.

Так просто его с толку не собьешь.

— Не скажу! — кричу я.

Уж мог бы знать, что у писателей тонкая душевная организация.

Тем более у начинающих.

— Поди-же сюда, лапушка, рыбанька ты моя! — доносилось из зарослей.

Вариантов, как провести остаток вечера, было всего два. Либо скакать по кустам вслед за Марком, либо таскать тяжести вместе с Кирычем. Первое было глупо, от второго у меня и так гудели руки, поэтому я выбрал третье — уселся на скамейку и начал клацать зубами, как мертвец из фильма ужасов.

Природа напрочь позабыла про свои обязанности: дул не по сентябрю ледяной ветер.

«Ух! Не делайте этого! — казалось, завывал он. — Ох, не уживетесь вы вместе!».

«Поздно, милый», — леденея, думал я.

Деньги заплачены, квартира арендована на неопределенный срок и у нашего трио имелась лишь одна-единственная перспектива — вести совместное хозяйство и отравлять друг другу жизнь.

— Поди-же сюда, птичка моя! — нежно ворковал Марк где-то неподалеку.

— Ты ей будто руку и сердце предлагаешь! — раздраженно крикнул я. — Покажи, в конце-концов, характер. Скажи чего-нибудь так, чтобы животина брякнулась в обморок.

Марк не ответил. Дело, которым он был занят, требовало от него крайней сосредоточенности.

Марк ловил кошку.

Кошку нужно было пустить через порог нового дома прежде, чем мы сами начнем обживать новую среду обитания.

— Иначе счастья не будет, — заявил Марк и помянул какую-то из своих бабушек, которая прожила 98 лет вместо положенных 120 потому только, что забыла про кису. Киса, — сказал Марк. — Это наше спасение!

Своей кошки не было, и Марк придумал воспользоваться услугами какой-нибудь посторонней. Я хотел было сказать, что не хочу такого же облезлого счастья, как уличные мурки, но не успел — Марк скрылся в кустах, завидев залог грядущей благодати. Доминирующий цвет у кошки был кофейный, а на морде и лапах красовались черные подпалины. «Сиамка», — облегченно вздохнул я.

Против породистого счастья я ничего не имел.

— Это кто там шумит! — из окна на втором этаже выглянула бабка с волосами, как у Мальвины.

— Здрасте! — крикнул я синим кудряшкам как можно дружелюбнее. — Мы ваши новые соседи. Из первой квартиры.

— Вечер добрый! — поддержал меня Кирыч и с кряхтеньем поднял коробку с книгами.

— Устроили тут содом, — сварливо сказала бабка и, убедившись, что вещи тащат в дом, а не наоборот, захлопнула окно.

Стекла зазвенели, словно осуждая.

— Устами бабули глаголет истина, — сказал я. — Так и назовем наш жилищный кооператив — «Содом и гоморра».

О том, что съезжаться надо, стало ясно месяца два тому назад.

— Сейчас увидишь! — шепотом сказал Марк перед дверью в свою берлогу, которую вот уже неделю делил с неким Германом. — Красавчик! Ни одной пломбы! Представляешь, какие у мальчика гены?!

— Тебе с ним детей не рожать, — прокомментировал я.

Романы с молниеносным заселением на чужую жилплощадь мне категорически не нравились.

Герман, не удосужившийся даже встать с дивана при нашем появлении, и впрямь оказался почти точной копией Аполлона, статую которого Марку подарили на 25-летие: римский профиль плюс полтора метра претензий на красоту.

Правда, имелось два отличия.

Во-первых, Герман был одет. А во-вторых, и у него были руки, тогда как гипсовый Аполлон за годы кочевья по съемным квартирам уже успел их утратить.

— Царевна Будур, — представился я, пытаясь расположить к себе марусиного кавалера.

Не получилось. Герман окинул меня взглядом и, без выражения кивнув, опять уставился в телевизор. «Невысоко оценил», — понял я, а, приглядевшись к нему повнимательнее, вздрогнул.

Его цену я знал абсолютно точно. Один наш знакомый заплатил за час аполлоновой любви сто двадцать долларов. Плюс премия.

— Хорошенький, правда? — Марк увел меня на кухню и приготовился слушать комплименты.

— Бельведерский, — едко сказал я.