Филип Дик - Мэри и великан

Справа от несущейся машины, за обочиной шоссе, паслись коровы. Невдалеке за ними виднелись коричневые пятна, едва различимые в тени сарая. На стене сарая можно было с трудом разглядеть древнюю рекламу кока-колы.

Джозеф Шиллинг, сидящий на заднем сиденье, полез в жилетный карман и вынул золотые часы. Умело подковырнув крышку, он поднял ее и посмотрел на циферблат. Было два сорок жаркого калифорнийского дня середины лета.

— Далеко еще? — поинтересовался он с оттенком недовольства. Он устал от езды в машине и от пролетающих за окном сельских пейзажей.

— Минут десять, может, пятнадцать, — не оборачиваясь, проворчал согнувшийся над рулем Макс.

— Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Вы говорите о городишке, который отметили на карте. До него еще минут десять-пятнадцать. Я по ходу видел указатель; там, на последнем мосту.

И снова стада, и снова высохшие поля. Легкий туман, обволакивавший далекие горы, за последние несколько часов постепенно осел в низовьях долин. Куда б ни глянул Джозеф Шиллинг, туман разлился повсюду, покрыв иссушенные холмы и пастбища, ухоженные фруктовые сады, редкие фермерские постройки, покрытые известкой. Прямо по курсу показались предвестники города — два рекламных щита и прилавок со свежими яйцами. Он был рад, что город уже близко.

— Мы здесь еще никогда не проезжали, — сказал он, — правда?

— Ближе всего отсюда Лос-Гатос, где вы отдыхали еще в сорок девятом году.

— Одного раза всегда достаточно, — сказал Шиллинг, — нужно все время искать что-то новое. Как говорил Гераклит — нельзя войти в одну реку дважды.

— По мне, так она вся одинаковая — сельская местность. — Макс указал на отару овец, сгрудившихся под дубом. — Вон, все те же овцы, мы их весь день проезжаем.

Из внутреннего кармана Шиллинг вынул черный кожаный блокнот, авторучку и сложенную карту Калифорнии. Это был крупный мужчина под шестьдесят; он развернул карту мощными желтоватыми ручищами с грубой кожей, шишковатыми пальцами и толстыми до непрозрачности ногтями. На нем был костюм грубого твида, строгий шерстяной галстук и черные кожаные ботинки английского производства, покрытые дорожной пылью.

— Да, остановимся здесь, — решил он, убирая блокнот и ручку, — хочу осмотреться часок. Всегда есть шанс, что здесь как раз то, что надо. Как тебе это понравится?

— Вполне.

— Как называется городишко?

— Междуножье.

Шиллинг улыбнулся.

— Хорош шутить.

— У вас карта — вот и посмотрите, — пробурчал Макс. — Пасифик-Парк. Расположен в самом сердце плодородной Калифорнии. Дождь не чаще двух дней в году. Имеется завод по производству льда.

Теперь уже сам город мелькал по обе стороны шоссе. Прилавки с фруктами, заправка, одиноко стоящий продуктовый магазин с припаркованными в грязи автомобилями. От шоссе расходились узкие ухабистые дороги. «Додж» перестроился в правый ряд, и тут показались дома.

— Вот это у них называется городом, — произнес Макс. Вырубив мотор, он на холостом ходу повернул направо. — Здесь? Или там? Решайте уже.

— Езжай в деловой район.

Деловой район состоял из двух частей. Одна прилепилась к шоссе с его транзитным движением и состояла главным образом из автокафе, заправочных станций и придорожных ресторанчиков. Вторая была центром города — туда и направился «Додж». Джозеф Шиллинг, высунув локоть в открытое окно, внимательно рассматривал, изучал обстановку, довольный присутствием людей и магазинов, довольный, что широкое поле на время отошло в прошлое.

— Недурно, — признал Макс, когда они проехали булочную, гончарную лавку, магазин «Тысяча мелочей» и новый молочный, а потом еще и цветочный магазины. Далее следовал книжный, занимавший здание в испанском стиле из необожженного кирпича, а за ним — процессия калифорнийских домов в стиле ранчо. И вот дома уже остались позади, появилась заправка, и они снова выехали на трассу.

— Остановись здесь, — указал Шиллинг.

То было простое белое здание с колыхавшейся на ветру вывеской. Негр уже поднялся с брезентового шезлонга, отложил журнал и приближался к машине. На нем была накрахмаленная форма с вышитым словом «Билл».

— Автомойка Билла, — произнес Макс, ставя на ручной тормоз, — давайте выйдем, мне надо отлить.

Утомленный Джозеф Шиллинг чопорно открыл дверь и поставил ногу на асфальт. Выходя из машины, ему пришлось пробираться через свертки и ящики, которыми было заставлено заднее сиденье; на подножку вывалилась картонная коробка, и он с трудом нагнулся, чтоб ее поднять. Тем временем негр уже подошел к Максу и приветствовал его.

— Сейчас-сейчас. Заезжайте, сэр. Сейчас я позову помощника; он за колой пошел.

Джозеф Шиллинг стал прохаживаться, разминая ноги и потирая ладони. В воздухе приятно пахло. Несмотря на жару, здесь не было душно, как в машине. Он достал сигару, отрезал кончик и поджег. Он мерно выдувал клубы синего дыма, когда к нему подошел негр.

— Он им прям щас и займется, — сказал негр. «Додж» уже целиком заехал на мойку и наполовину исчез в клубах пены и пара.

— А сам чего? — спросил Шиллинг. — А, понятно, ты управляющий.

— Я здесь главный. Это моя мойка.

Дверь туалета была открыта. Внутри Макс с удовольствием облегчался и бубнил что-то себе под нос.

— А сколько отсюда до Сан-Франциско? — спросил Шиллинг негра.

— О, пятьдесят миль, сэр.

— На работу ездить далековато.

— А все одно ездят некоторые. Но это не пригород. Это всамделишный город. — Он указал на холмы. — Здесь много пенсионеров, приезжают сюда из-за климата. Обживаются, остаются, — он постучал себя пальцами по груди, — тут отличный сухой воздух.

По тротуару нестройной толпой прошли старшеклассники, пересекли лужайку возле пожарной станции и собрались возле автокафе на другой стороне улицы. Внимание Шиллинга привлекла симпатичная девчушка в красном свитере, которая остановилась, чтобы допить что-то из картонного стаканчика; ее большие глаза уставились в никуда, а черные волосы колыхались на ветру. Он смотрел на нее, пока она не заметила и не попятилась, поглядывая настороженно.

— Это все старшеклассники? — спросил он Билла. — Некоторые выглядят постарше.

— Все школьники, — авторитетно заявил негр. — Время-то три часа всего.

— Все из-за солнца, — подшучивал Шиллинг, — у вас тут солнце круглый год… вот все и созревает раньше срока.

— Да, урожаи здесь круглый год. Абрикосы, грецкие орехи, груши, рис. Хорошо здесь.

— Правда? Тебе нравится?

— Очень даже, — закивал негр, — в войну я в Лос-Анджелесе жил, работал на самолетном заводе. На работу ездил на автобусе. — Он скорчил гримасу. — Фу-у-у.

— А теперь у тебя свое дело.

— Я устал. Я жил в разных местах и вот приехал сюда. Всю войну я копил на мойку. Мне так лучше. Жить здесь приятно. Я вроде как отдыхаю.

— И тебя здесь принимают?

— Для цветных все отдельно. Да и ладно. А чего еще ждать. По крайней мере, никто не говорит, что мне нельзя здесь селиться. Ну, вы понимаете.

— Понимаю, — сказал Шиллинг, погруженный в свои мысли.

— Так что здесь лучше.

— Да, — согласился Шиллинг, — гораздо лучше.

Девчонка на другой стороне дороги допила свой напиток, скомкала стакан, бросила его в канаву и пошла дальше с друзьями. Джозеф Шиллинг смотрел на нее, пока из туалета, щурясь на солнце и застегивая штаны, не вышел Макс.

— Эй-эй, — забеспокоился Макс, увидев выражение его лица, — знаю я этот взгляд.

— Это просто невероятно хорошенькая девушка, — начал оправдываться Шиллинг.

— Но не вашего поля ягода.

Обернувшись к негру, Шиллинг спросил:

— А где лучше всего гулять? Там, по холмам?

— Тут два парка. Один — вон там, пешком дойти можно. Он маленький, но тенистый.

Он указал направление. Он был рад помочь, оказать услугу этому крупному, хорошо одетому белому джентльмену.

Крупный, хорошо одетый белый джентльмен с сигарой меж пальцев огляделся вокруг. Глаза его двигались так, что негр понял: смотрит он дальше автомойки и автокафе «Фостерз Фриз»; он оглядывал весь город. Он видел жилую зону с домами и особняками. Он видел трущобы, полу развалившуюся гостиницу и сигарную лавку. Он видел пожарную станцию, школу и современные магазины. Все это он охватил взором и, едва взглянув, словно бы завладел всем этим.

Также негру показалось, что белый джентльмен проделал долгий путь, чтобы добраться именно до этого города. Он приехал не из окрестностей. И даже не с востока. Он, может, вообще с другого конца света приехал; а может, он так и жил, переезжая с места на место. Все дело было в его сигаре: пахла она по-иностранному. Это была не американская сигара, ее привезли откуда-то. Стоял, значит, белый джентльмен, источая своей сигарой иностранный запах, в ношеном твидовом костюме, английских ботинках, французских манжетах из льна и золота. Может, его серебряная сигарная гильотинка была из Швеции. Может, пил он испанский шерри. Он был человеком мира — и явился издалека.