Юлия ЛЮБИМОВА
ФИРМЕННЫЕ ЛЮДИ
Я была безработным бухгалтером. Полгода назад попала под штатное сокращение в фирме, где проработала два года. Финансовый директор швед Беларве вызвал меня к себе и вежливо сказал:
– Нам пришло распоряжение из центрального офиса: нужно кого-то сократить. Я решил сократить вас.
Главный бухгалтер Ирина, которая сидела напротив меня, не поднимая глаз, нервно вертела в руках какой-то предмет. На ее лице пламенели красные пятна, и она была не похожа на ту Иру, которую я, впрочем, любила. Было ясно, что ей не просто меня жаль, она злится на саму себя за малодушное тупое молчание, которого порой от нас требуют правила субординации. Но она за меня не вступилась. А я не хотела, чтоб она так мучилась, и не стала спорить.
Можно было бы, конечно, начать переговоры. Сказать, например, что я сообщу в налоговую полицию, как оплаченные для экспатов спортклубы и квартиры в Серебряном Бору они впаривают своим же сотрудникам и даже «налево», пополняя черную кассу для незаконных операций, а крупные контракты гонят через оффшор. Думаю, мы бы договорились в обмен на мое молчание. Но это означало взять на себя новую ответственность, какой я раньше себя не обременяла, и работать с ними дальше: невозмутимо говорить всем «доброе утро», сдавать деньги на дни рождения и тщательно скрывать от всех, что я – шантажистка. Вряд ли мне этого хотелось. Да и какая радость приходить каждое утро туда, где тебя не желают видеть. Я прекрасно понимала, что не только теряю работу, но еще и получаю свободу благодаря этому сокращению. А значит, я сейчас в лучшем положении, чем те, кто остался.
Однако хороший бы я получила урок, если бы через несколько лет узнала, что этот недобитый швед цветет и богатеет, а про меня, дуру, думать забыл. Но справедливость восторжествовала – он сам вылетел с треском со своего тепленького места совсем скоро после моего увольнения, и мне его, поверьте, совсем не жаль.
Итак, я решила начать свою карьеру заново.
* * *
Побывав в пяти кадровых агентствах, я могла теперь спокойно ждать предложений. Я знала, что иногда предприимчивые конторы заманивают к себе кандидатов на собеседование, предлагая несуществующие вакансии, формируя свои базы данных. Поэтому-то не очень-то переживала, когда агенты говорили: «Сейчас, наверное, не получится, но мы вам еще что-нибудь подберем». Я оптимистично верила, что мое терпение будет вознаграждено и я получу не просто хорошую, а отличную работу.
Три раза я попадала в фирмы, которые подбирали людей без посредников, экономя на услугах агентств. Они задавали стандартные вопросы о моей биографии, но все запинались на чем-нибудь своем любимом – одних смущало, что меня сократили (значит, я была хуже остальных), другим не нравилось название моего геологоразведочного института, третьи с нескрываемым недовольством говорили: «Вы слишком скованная».
В этот момент я понимала, что ничего не выйдет, поскольку и у меня пропадало желание вести с ними переговоры. Разве не обидно, когда какие-то, прости, господи, клерки пытаются вывести тебя на чистую воду, тупо применяя при этом скудные психологические знания, почерпнутые из брошюр с кроссвордами! Я отмалчивалась.
Я действительно не знала, надо ли вступать в подобные дискуссии, ведь я просто ищу работу, то есть пришла по делу. Хотя, наверное, по условиям данной игры, надо было бы схитрить или подыграть: «Ну – что вы, что вы! Я вовсе не скованна, это из уважения к вам!» И тогда, увидев серьезность моих намерений, поняв, что работа мне необходима как воздух, они не задумываясь примут меня на престижную работу с горячими обедами и солидным соцпакетом. Но время шло, а долгожданная работа что-то не появлялась...
Поняв, что поиски «теплого местечка» изрядно затянулись, я решила, что нужно отвлечься, и тогда, может быть, все встанет на свои места. Что-то мне подсказывало, что нужно отдохнуть, освободить глобальные процессы от моих заземленных переживаний, выпустить их и дать им возможность вырасти самостоятельно.
Я поехала в студенческий пансионат. Был разгар осени. Большинство отдыхающих уже разъехались из-за того, что учебный год начался. Их номера убрали и закрыли до зимних каникул. В столовой было столько свободных мест, что каждый мог бы обедать за отдельным столом. А по вечерам все прятались по комнатам, и наступала жуткая тишина. Мы – несколько одиночек, скорее похожих на преподавателей на пенсии, чем на студентов, и две компании вялых прогульщиков – все, словно опоздавшие на самолет, коротали унылые дни в ожидании своего рейса.
Но через три дня полусонного отдыха все изменилось...
Незнакомец вошел в столовую и, ни на кого не глядя, направился прямо к моему столу. Уж не знаю, о чем он думал в тот момент. Может быть, шел наугад, или кто-то сказал ему, что его столик номер девять, первый у окна слева, – мне неизвестно. Молодой человек преодолел короткое расстояние между столами так быстро, что я даже не успела его рассмотреть как следует. Можно было только гадать, что он делает в таком месте, в такое время, но я и это не смогла сделать. Он поздоровался со мной и сел рядом за столик, вежливо спросив разрешения.
Конечно, он сделал все правильно, хотя мое разрешение и было формальным, но ведь парень попросил у меня не место – все соседние столы пустовали, он попросил часть моего пространства и возможность заговорить со мной. И причин отказывать ему у меня не нашлось.
И закрутился курортный роман...
Одно его присутствие наполняло все мое тело чем-то горячим и сладким. А когда он прикасался ко мне, я как бы исчезала из привычного мира, освобождалась от его убогой трехмерности, неизбежности проблем, назначенных расставаний, от неумолимо надвигающейся зимы и всего того, что всегда наводит на грусть. Мой возлюбленный был так восхитителен, что, открывая глаза в горячем поцелуе, я несколько мгновений не понимала, где я и что со мной происходит. Казалось, еще чуть-чуть, и я навсегда растворюсь, исчезну в этой безумной сладостной лаве нежности.
Он представился Черкасовым.
Черкасов закончил какой-то авиационный институт и, не получив распределения, находился, как и полагается пилоту, «между небом и землей». Коммерческие фирмы не брали на работу молодых специалистов без опыта работы, а ведь нужны были деньги для банальных вещей, хотя бы на еду и одежду. Хорошо, если в таких случаях родители или знакомые помогают устроиться на службу, но если они люди «не деловые» и не научились жить в условиях бесконечного обмана, можно рассчитывать только на себя. И все, что родители Черкасова могли сделать, – это взять путевку в профкоме и предоставить сыну возможность хотя бы бесплатно отдохнуть.
Так мы, потихоньку узнавая друг друга, проводили каждый день вместе. Но иногда взгляд Черкасова, устремленный вдаль, становился печальным. Впрочем, он был не из тех, кто любит жаловаться, и это в нем было так же привлекательно, как и его вера в собственные силы. Мне нравилось в нем, пожалуй, все, даже привычка задавать спонтанные вопросы. Например: «О чем ты сейчас подумала?» И его манера колко шутить в мой адрес казалась остроумной. Мужчина имеет право командовать. Я знала, что если и не отвечаю ему на его колкости своими, то все равно нравлюсь ему, потому что не обижаюсь, а остаюсь при этом чуть загадочной и интригующей.
После завтрака мы обычно уходили, взявшись за руки, далеко за территорию пансионата, брели в сторону песчаных карьеров, на другой берег большого озера. Там было очень пустынно и тихо, наверное, как в «Забрийски Пойнт». По пути Черкасов рассказывал очередной сюжет из книги горячо любимого Курта Воннегута, например, как неизвестное космическое вещество, похожее на лед, попало в море и заморозило всю Землю по принципу энтропии.
Пока Черкасов переплывал родниковое, уже очень холодное озеро, я, сидя на берегу, представляла рассказанное им наяву. Вот затихает ветер, гаснет солнце, замирают деревья и птицы. Нет движения, нет планов, нет обязательств... А мы, как два супергероя, нашедшие свой философский камень, растворяемся в бездействии, потому что космический лед остановил и время. Мы свободны, и нам очень, очень хорошо в этом волшебном спокойном мире... О нас все забыли, и нам тоже никто не нужен...
* * *
О том, что будет потом, через две недели, я не хотела думать, хотя где-то в глубине души надеялась, что Черкасов поедет со мной в Москву или на худой конец разыщет меня, когда определится со своей работой.
Если тогда он поманил меня или хотя бы намекнул, что мы можем быть вместе, я, ни на миг не сомневаясь, отправилась бы за ним на край света, бросив все – поиски работы, друзей-приятелей. И Москву бросила с огромным облегчением, если бы мы только были чуть более откровенны друг с другом, а он был бы не так эгоистичен в ожидании своего предполагаемого успеха.
