ПЕРВЫЕ ГАДОСТИ
Роман про любовь и глобальную недоразвитость
Совсем недавно, только не вчера, но еще на памяти современников, в те самые крутые восьмидесятые, которые едва намечались, хоть и наступили, в столице нашей родины городе-герое на букву М жили молодые люди — жертвы этого романа, — плохо представлявшие, что такое любовь и какими невзгодами за нее придется платить. Скажи им тогда мимоходом, что любовь стоит страданий и денег, «Бог подаст», — ответили бы. Скажи им, что в любви, как в бою, состроив умудренную физиономию, «У вас просто жизнь была грустная», — улыбнулись бы. «Дураки вы еще зеленые», — скажи им, «Сам дурак!» — разозлились бы жертвы, состоящие большей частью из девушек, а еще большей из юношей.
Одна девушка жила в районе, которому так часто меняли название, как только можно часто для рассудка его обитателей, а папа ее был первым секретарем райкома по фамилии Чугунов и чудесным образом не страдал в должности от переименований, за которыми прятались от глаз народа политические подоплеки. Девушка, следовательно, была Вероника Чугунова, но для краткости ее в детском саду звали Никой, а когда в школе пятиклассники узнали, кто такая Ника, то перевели на русский в Победу.
— Победа Чугунова, — говорили ей инфантильные подружки, — иди играть с нами в «классы».
— Не-а, — отвечала девушка, из-за косметики похожая лицом на надкушенный апельсин, — я уже взрослая, мне паспорт вот-вот дадут.
А на самом деле, ей давно причитался паспорт, просто Победа ленилась таскать тело по инстанциям за бумажками да фотографировать себя четыре на шесть. Она хотела, чтобы в паспорт вклеили цветную картинку, на которой шестимесячная Победа лежала в васильках и ромашках, хотела, и все тут, и хоть кол на голове теши этой капризе. Но заботами папы ей прямо домой принесли справки из ДЭЗа, но заботами папы ей прямо домой прислали двухрублевую квитанцию из сберкассы, но заботами папы к ней прямо домой явился фотограф и предложил причесанной сесть на фоне белой простыни. Победа справки и квитанцию положила в карман, а фотографа выгнала, потому что вместо «здрасте» он сказал: «Хорошо, когда есть родинки: ваш труп легко опознать». Она решила дождаться папу и пожаловаться на глупого фотографа. Но секретарь на работе устал от жалоб.
— Дура, — сказал ей, — тебя без паспорта в институт не примут.
Папины слова в семье не дебатировались. Сказал «дура», — значит, так и есть.
На следующий день, утихомирив дочернюю гордыню, Победа поплелась в милицию. Начальник паспортного стола вышел встречать ее на крыльцо, удивил, что фотограф успел-таки исподтишка выловить нужный ракурс, и поздравил новоявленную гражданку с дееспособностью. Победа сказала ему то ли «спасибо», то ли «пожалуйста», обменяла справки на паспорт и ушла.
— Не забудьте расписаться под фотографией, — крикнул вдогонку милиционер.
Дома она открыла паспорт, чтобы похвастаться сиамской кошке Светлане Климовой, увидела юношу — задумчивого и не от мира сего — и влюбилась на скорую руку. «Вот случай! вот ошибка! вот судьба! — совершенно правильно определила Победа. — Буду я той, какой зовет меня папа, если пройду мимо случая, ошибки и судьбы».
Туг же ей приспичило испытать на верность эту скоропалительную и еще безответную любовь. «Схожу-ка я на соседнюю улицу к владельцу паспорта не дочерью первого секретаря, а сиротой-пэтэушницей», — решила Победа и полезла в шкаф за одеждой, которую домработница готовила в половые тряпки. Одежда сначала попыталась отстоять природный размер, но быстро сдалась напору влюбленной девушки, затрещала и пошла по швам. Победа только чертыхнулась и посмотрела в окно. На дворе кончалась зима, как дряхлая старушка в коммуналке. «Если завтра весна, если завтра в пальто… а пальто в химчистке», — успела подумать Победа и, схватив прогулочный ватник секретаря для инспекций заводов, драная, побежала на соседнюю улицу.
— Вы к кому? — спросил юноша, оставляя Победу за порогом.
— К вам!
— А вы кто?
— Победа, — представилась девушка, прикрывая ладонями оголенные места тела.
— Победа над кем? — не понял задумчивый юноша.
Она хотела сказать: «Над вами», — но вовремя опомнилась и сказала:
— Просто Победа, сама по себе. А врагов у меня еще нет, и побеждать некого.
— Понятно, — сказал юноша не от мира сего. — Что же вас привело, Победа-сама-по-себе?
— Случай, — она ответила. — Мне сегодня дали паспорт в милиции, и я думала, там будет написано «Вероника Васильевна Чугунова», а там оказалось «Аркадий Зиновьевич Чудин».
— Давайте, это я, — сказал Аркадий.
— А вот фиг! — решила Победа. — С какой стати? Без вознаграждения? Я вам не курьер с папиной работы!
— Сколько? — спросил Аркадий и полез в карман за мелочью.
— Хочу сидеть на вашем подоконнике, пить кофе, слушать музыку, болтать ногами… Э-э-э. Еще хочу, чтобы пошел дождь и меня носили на руках под этим дождем и под зонтиком.
— А больше ничего?
— Почему же? Хочу дописать в ваш паспорт: «Аркадий Зиновьевич Чудин-Юдин», — призналась девушка.
— Хватит! — сказал Аркадий и шагнул за порог с протянутой рукой, а Победа сделала шаг назад инстинктивно.
— Я учусь тут недалеко, в спецшколе, — сказала она и убежала, хохоча, и всю дорогу прыгала, как пообедавший щенок.
Но дома ей стало грустно, но она еще не поняла, что влюбилась всерьез, но все поняла Светлана Климова, когда Победа сказала:
— Господи, киска, а ведь тут две спецшколы: одна для малолетних преступников, а другая с английским уклоном.
Паспорт она взяла с собой в постель и ближайшие дни решила ходить в школу совсем замухрышкой, чтобы скрыть от юноши свое социальное происхождение…
После уроков Аркадий подошел к начальнику паспортного стола и рассказал о вчерашней незнакомке-вымогательнице. Для начала милиционер не поверил десятикласснику, но, порывшись с подчиненными в ящиках и сейфах, проверив по картотеке малолетних преступников имя Победа, он, по его словам, «сделал вывод, что имела место кража либо халатность, граничащая с преступной небрежностью».
— Однако, хрен редьки не слаще, — сказал милиционер и совсем расстроился.
— А жаль! — сказал он еще. — У меня был самый образцовый участок во всем отделении. Одних грамот восемь штук!.. Садись, парень, за тот стол и напиши заявление на мое имя.
— Зачем? — удивился Аркадий.
— Чудак-человек! Хочешь, чтобы я тебя пришил к «делу» вместо бумажки? — удивился милиционер.
— К какому «делу»? — удивился Аркадий.
— Пиши, мол, потерял нечаянно в дырявом кармане, — объяснил милиционер. — Запасная фотография у нас имеется, справки твои еще действительны, мы перед тобой немного виноваты и прямо сейчас выпишем новый паспорт.
— Так, может, еще старый найдется, — сказал Аркадий.
— Он уже недействителен, — отрезал начальник. — Пиши скорей, по нему какой-нибудь жулик сейчас цветные телевизоры в кредит берет.
С испугу Аркадий написал и получил в руки документ.
— Поздравляю новоявленного гражданина, — сказал на прощанье милиционер.
Аркадия совсем не удивило, что в милиции случилась «халатность, граничащая с преступной небрежностью». Год назад на флюорографии перепутали его снимок легких, и больного туберкулезом обвинили в симуляции, а Аркадия две недели таскали по противотуберкулезному диспансеру. Удивили его обилие собственных паспортов и вымогательница, требовавшая дождя и зонтика. На свой риск решил он провести расследование, оперируя фразой о спецшколе и словом «Победа», которое счел кличкой, ходил два дня вокруг интерната для малолетних преступников и, наконец, понял, что тут учат жизни мальчиков, которые не подходят к забору под страхом карцера. На третий день отличник Аркадий, схлопотавший за десять лет только одну двойку по физкультуре, удрал с последнего урока, пришел к спецшколе с английским языком и оседлал парапет перед входной дверью.
«В восьмом классе, — вспомнил он, вытягивая из портфеля учебник наугад и пряча за книгой лицо, — я уже сидел на этом месте, только ждал совсем другую девушку, которая мне очень нравилась, и поэтому я стеснялся подойти, робел от волнения. Ходил по ее следам каждый день, у будки «Мороженое» она выгребала мелочь из фартука, растаскивала пальцем по ладони и, вздохнув, оборачивалась. Я понимал этот взгляд, покупал два «эскимо» и почти догонял ее на остановке, и каждый раз — черт возьми! — каждый раз тетка в серой кофте, уже забравшаяся ногами в переполненный автобус, эта крыса с тремя авоськами визжала: «Ты перемажешь меня всю!» Я подходил к урне и за стеклом отъезжающего автобуса видел глаза девушки. Они смеялись, а мне было грустно, а мороженое вообще плакало…»
Из школы донесся звонок и выпорхнула старушка-уборщица в поношенном пальто с чужого плеча. Аркадий сначала обошел ее вниманием, но, вспомнив, что он сыщик, заметил две несуразицы: слишком быстро для преклонного возраста шлепала по лужам старушка и в руке несла не кошелку, а портфель из крокодиловой кожи. «Победа!» — смекнул он, вывел ее взглядом за школьный двор и хлопнул неизвестным учебником.
