Владимир Марченко - Сон о золотых рыбках

…Армия нашла меня на третьем курсе.

В полку киностудия. Паренька из нашей команды на первом построении увёл капитан. Через неделю Валерка заявляется в роту. Прошу принести кинокамеру и поснимать нас, чтобы отправить фотокарточки родным и друзьям. Интересуюсь «кинопроцессом». Старослужащий, собирающийся увольняться в запас, должен подготовить себе замену. Учит писать сценарии. Киностудия снимала ленты о праздниках и буднях военно-строительного отряда.

Повести из этой книги: «Сон о золотых рыбках», «Свалка» вполне могут «лечь» на экран, но путь этот не простой. Благодаря издательству «БПП», его директору Валерию Ивановичу Шашину, я смог выйти к вам, читатели, со своими сценариями, повестями и рассказами. Они на экранах… мониторов. Вы представить не можете, какое произошло ЧУДО! Я – живу в алтайской глубинке, издательство – в Москве, а Вы – на другом краю России. Мечтать об этом мог только во сне.

О чём повести? О любви, о честности, жертвенности, благородстве. «Сон о золотых рыбках». …Наши дни. Он и она. Студенты. Юная семья едва не гибнет. Кто преступник, кто хотел их отравить бытовым газом?

«Свалка». Подростки помогают родителям придти в себя после перестроечного шока. Следователь Тупикин ищет тех, кто поджигает автомобили новых русских. Он находит преступников, но не арестовывает. …Он с ними, вероятно, заодно.

…Почему газ оказался включенным? Он помнит, что «увернул» пламя под кастрюлей. Его дорогая Оленька хотела их убить? А если кто-то зашёл? Кто? Мишка? За мной следили? Или за ней?

…С чего всё началось. …С измены? В тот день произошло много событий, которые могли кончиться трагически. Месть? Нужно всё вспомнить. Каждую деталь. О чём она говорила ночью? …Это был ей голос. Её! В гостинице. Следователь напирал на то, что газ погасила закипевшая вода. Вода кипела, мясо варилось час. Значит, её объём уменьшился… Не могла залить горелку. Это покушение на убийство. С чего начался тот день?

Андрей Листовский, студент четвёртого курса Политехнического университета, сидел на жестких рейках скамьи у здания речного вокзала, смотрел, как пишут в романах, в одну точку, не видя нарядных женщин, беззаботных детей и деловитых мужчин, а видел килограмм яблок, батон варёной колбасы и половинку бородинского. Ему необходимо сегодня добыть эти продукты и накормить Ольгу. Хотя бы килограмм яблок. Ей нужны витамины. Давно нужны витамины, а в овсяной каше их мало. Всё, что можно продать, продал. Расстался неделю назад с коллекцией монет. Мама была права, когда говорила, что сначала нужно закончить учёбу, встать на ноги, а потом обзаводиться семьёй.

Обь прошла. На берегу отрешённо худели плоские глыбы льда. Ныла простуженными блоками старая землечерпалка. Группа независимых женщин в длинных яркоцветных юбках прицельно высматривали клиентов. Они быстро обшарили большими шоколадными глазами сидящего парня, и отвернулись. Он не представлял занимательного интереса для них. Одежда не нова. Тощий студенческий портфель говорил, что его хозяин никуда не едет в обозримые три месяца. Пришёл сюда, чтобы собраться с мыслями. Он им не конкурент, у них разные методы общения с пассажирами. Не вооружёнными глазами видно, что парень не напорист и не нагл, не может ревизовать чужие карманы и уносить сумки, отбившиеся от хозяев. Горестно застонала сиреной, отходившая «Ракета»…

Мизерная стипешка таяла словно мороженое «дав» на солнце. Цены на продукты росли бессовестно и уверенно. Оленька смертельно ненавидела не только процесс мытья посуды, но и приготовление еды. Хотя варить и жарить нечего. Неделями питались овсянкой с добавлением крошки маргарина. Были месяцы, когда обедали в кафе. И вот – чёрная полоса. Она возникла не сразу. Ползла постепенно, но её могло не быть…

Сегодня Андрей сварил остатки манной крупы. Отвар листьев смородины и шиповника пили вместо «майского» чая. …Содержимое трёх банок варенья исчезло без особого следа – Оленька и её подруги обожали сладкое. «Бутылки сданы. Если повезёт, можно пособирать, но это если повезёт». Улицы и переулки, скверы и парки поделены между пенсионерами и бомжами. Оля запретила работать кочегаром, сторожем комка, не пустила и вахтёром в общежитие. «Что я буду одна по ночам спать? Ночью нужно быть со мной дома, а не дремать у чужих «сникерсов»». «Мы будем вместе, – убеждал Андрей, – через трое суток». Оля кривила милые губки. «Ты хочешь, чтобы нас подожгли или ограбили?».

Великое изобилие обрушилось на Белозёрск. Исчезли очереди за вином, и забылось слово – «талон». На витринных полках было всё, не хватало одной мелочи у Андрея – денег. На первом курсе сколотил бригаду. Разгружали вагоны в тупике дрожзавода. Теперь грузчики охраняли тупики и подъезды, не допуская к вагонам студентов и безработных. Иногда Листовскому удавалось вклиниться в артель, но в том случае, если у кого-то был «отпуск по здоровью» или они не разгружали вагоны по низкому тарифу, а хозяин не желал поднимать расценки, не уступал настойчивым притязаниям докеров. Это были неопытные граждане. Вагоны стояли, росли штрафные за простой подвижного состава.

Настырные иномарки мечутся по старинным узким улицам плотными табунами. Засияли купола Воскресенского храма у Белого озера. Юркие мальчишки, сбившись в группы и группочки, моют сверкающие, как новогодние игрушки авто, продают сигареты и газеты. Дети вбегают в рынок спокойно и легко, делают первые «лимоны». А он оказался лишним на этом празднике жизни. Не может даже купить дешёвой колбасы, не может побаловать свою юную жёнушку шоколадом, который нежнее шёлка. Кто жевал шёлк?

Андрей помнил рассказы деда о том, что его отец имел фабричонку по выделке кож и пошиву шуб-борчаток, у его семьи был двухэтажный дом, половину занимала пошивочная мастерская. Он пытался узнать, где стояла мастерская. Даже ходил в музей, расспрашивал о кустарных ремёслах, но никто ничего не знал о Константине Фёдоровиче Поморцеве. Мама не помнила деда, а отца схоронили, когда Андрей сдавал вступительные экзамены. Сожалел, что не записывал рассказы деда – Петра Константиновича.

Он вспомнил и то утро.

– Ты уходишь? – донеслось из спальни. Найденный за гаражами театральный задник, разрезанный на куски и повешенный на протянутые верёвки, поделил комнату на спальню, кухню и умывальник. Он поцеловал мягкие тёплые губы. Ещё недавно Оля работала в элитном детсаду, приносила кусочки дорогой колбасы, выкладывала из пакета крохотные котлеты, блины. «Дети не съедают, а порции большие, – говорила виновато Оля. – Зачем выбрасывать? Мы с нянями делим».

Воспитатели боялись потерять работу и на хамские выходки некоторых деток богатеньких родителей, что называется, смотрели сквозь пальцы. Оля однажды шлёпнула полотенцем пятилетнего негодяя, ударившего ногой в живот девочку. Через три дня Олю уволили, как непригодную для работы в детском учреждении. Заведующая обещала оставить её медсестрой.

– Понимаешь, Родиков дал записку в магазин «Орбита». Там у него сестра бухгалтером. Им нужен консультант по импортной технике, – Андрей врал и верил в свою ложь. – Ты знаешь, немного соображаю. Может, примут на полставки.

– Андрейка, в комоде, в левом ящике баночки с тресковой печенью. Забыла тебе сказать. Эт самое, Юлька прибегала из нашей группы. Она у брата в комке нормально получает. Она училище бросила, меня зовёт. У них там одна проворовалась и товар свой подставляла. Ты помнишь Юльку? Чёрненькая такая. Вертучая. На козу походит. У неё пятый размер. Обалдеть…

Он не помнил никакой Юльки. И никогда о ней не слышал. Среди приходивших на обед в воскресения Оленькиных подруг не обнаруживалось подобной Юльки. Если бы появилась, заметил. Откуда возникла? Не из пены пивной?

– А училище? Бросишь?

– На что бабе грамота? – виновато улыбнулась Оля, пытаясь быть весёлой и непринуждённой. Он не помнит, чтобы грустила. Если какая-то житейская хмарь вдруг касалась её лица, тотчас её прогоняла, напевая песню о компании тараканов и сверчка… Оглядел тонкие ноги, живот, который, как ему показалось, стал не таким уж и плоским, каким был раньше. Пока открывал крохотную баночку, мучительно соображал над странными изменениями. Оля умывалась, стуча клапаном жестяного умывальника, в который налил тёплой воды. «Миленький ты мой, возьми меня с собой, – мурлыкала, входя в кухню.

– Это у нас что? – Огладил ласково живот Андрей.

– Обычное дело, – улыбнулась горделиво Ольга. – Вчера хотела тебе сказать, да забывала. Стало заметно? Может, ещё рассосётся…

– Мы – предохранялись, – недоумевая, проговорил Андрей, намазывая на кусок чёрствого хлеба печень из баночки.

– Не всегда. Ты рад?

– Конечно. Будет нас трое – Листовских.

– А вдруг не трое. А четверо. Мама говорила, что была у неё сестра-близнец. У нас обязательно родится двойня. Ты ешь, а не халтурь. Мне подсовывает, а сам о свой кусок только нож вытирает. Мне сверху видно всё.