Марек Хласко
В поисках звезд
(С) К. Старосельская, перевод на русский язык, 1991.
Мальчику было девять лет, он был влюблен и знал, что это на всю жизнь. Отцу своему он, кстати, об этом сказал, предварительно попросив никому его не выдавать, но потом, поддавшись отцовским уговорам, открыл тайну и матери, хотя сомневался, что она сумеет его понять. Девочку, которую он любил, звали Эвой, она была моложе его на месяц и двенадцать дней. Эва жила с родителями в соседнем доме и приходила к мальчику по вечерам.
- А пораньше ты прийти не можешь? - спросил он однажды.
- Нет, - сказала она.
- Почему?
- Папа не разрешает. Мне можно выходить из дому только когда темно.
- Я поговорю с твоим отцом, - сказал мальчик.
- Он не согласится.
- Посмотрим.
Они сидели в сарае, где у мальчика раньше жили кролики, пока кто-то неизвестный не вломился ночью и не унес их. Больше разводить кроликов мальчику не захотелось; он только попросил отца оставить ему сарай, чтоб по-своему там все устроить и чтобы никто никогда туда не входил, и отец согласился, но с условием, что осенью в сарай будут сложены дрова, которые им предстояло вместе пилить. Так оно и стало. Теперь мальчик сидел с девочкой на куче опилок - сыпких, светлых и пахучих; был вечер, тихо, и мальчик слышал стук собственного сердца и слышал, как стучит ее сердце. Когда человеку девять лет, он еще не знает, что такое желание, - тогда желание заменяют любопытство и удивление, вызываемое другим телом, и вот тут-то пересыхает в горле, сердце быстро колотится и волосы на голове встают дыбом, как на собаке шерсть. Но о том, что любопытство сильней желания, мальчик тоже не знал. Он сидел на куче опилок рядом с девочкой, водил руками по ее телу и знал только одно: что влюблен на всю жизнь.
- Приходи завтра пораньше, - сказал мальчик.
- Попробую.
- Ты правда не хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом?
- Папа болен, - сказала девочка. - Может, в другой раз.
- Завтра я уже все буду знать, - сказал мальчик.
- Откуда?
- Расскажет один… мы с ним в школе учились. Обещал завтра зайти. Я ему за это клетки отдам. - Мальчик вздохнул. - Ничего не захотел говорить, пока не увидит клеток.
- Думаешь, он знает?
- Наверняка, - сказал мальчик. - Знаешь, кто это? Надера.
- Надера, - повторила девочка.
- Да, - сказал мальчик шепотом. - Брат того самого Надеры, ну, знаешь. Отец у них железнодорожник; когда уходит из дома, он этого большого Надеру запирает в погребе или привязывает за ногу цепью. Ему уже семнадцать лет. А придет его брат. И все расскажет.
- Думаешь, мы сможем?
- Если только он скажет как. Но он скажет, это точно. Видишь клетки? Мы с отцом сами делали; потянешь за веревочку, и дверцы открываются. - Мальчик вдруг повернулся и посмотрел на девочку, но лица ее не разглядел, в темноте ему только видно было, как поблескивает стоящая в углу пила. - Не будешь бояться? - спросил он.
- Не знаю, - сказала она.
- Когда родишь ребенка, им придется отпускать тебя днем, - сказал он. - Старики твои… Нечего им будет сказать. Ты будешь взрослая и сможешь делать что хочешь.
- Мне надо идти, - сказала она.
- Да, - сказал он. - Я тебя провожу.
Он едва дождался следующего дня; извелся от нетерпения, злился, но приятель все не приходил. Опять наступил вечер, было темно, они сидели с Эвой на куче опилок, опилки были теплые, согретые теплом их тел, и тогда мальчик услышал свист. Он встал и вышел во двор.
- Почему так поздно? - спросил мальчик.
- Не мог раньше, - ответил тот. - Отец наклюкался и бузил. Только-только заснул. Ну, где твои клетки?
- Идем, - сказал мальчик.
Они вошли в сарай.
- Это брат Надеры, - сказал мальчик Эве. - Того самого, которого отец сажает на цепь. За клетками пришел.
- Мне уже надо идти, - сказала девочка.
- Не хочешь подождать?
Она покачала головой.
- Извини, - сказал мальчик младшему Надере. - У нас секрет. Подожди минутку.
- Посмотрю пока твои клетки, - сказал младший Надера.
- Хорошо.
Мальчик с девочкой отошли в угол.
- Почему ты не хочешь подождать? - спросил мальчик. - Он ведь для того и пришел, чтобы нам рассказать.
- Если я сейчас не вернусь, завтра меня вообще не отпустят, - прошептала девочка. - Ты не знаешь моего отца.
Мальчик сжал ее руку.
- Ладно, - сказал он. - Иди. Я пока тут все приготовлю. Но завтра приходи пораньше.
- А на это много времени надо? - спросила она.
- Не знаю, - сказал он. - Я еще никогда этого не делал. Но ребенок есть ребенок. Тут нельзя тяп-ляп.
Девочка ушла. Младший Надера смотрел ей вслед, пока она не вошла в дом и не закрыла за собой дверь.
- Что за бабеха? - спросил он.
- Так, одна, - сказал мальчик.
- Из Варшавы?
- Да.
- Чернявая, - задумчиво проговорил гость. - И волосы черные, и глаза.
Мальчик выставил вперед левую ногу, подбородок прижал к груди.
- Тебе не нравится? - спросил он. - Скажи, что она тебе не нравится.
Вместо ответа тот ударил его головой в живот, но мальчик знал своего приятеля и был к этому готов. Отец немного учил его драться, и теперь он подскочил к Надере, ударил сильно два раза и снова отскочил назад, все время помня, что ноги должны работать вместе с руками.
- Я брату скажу, - разревелся тот.
- Не боюсь я твоего брата, - крикнул мальчик; сейчас он верил в то, что говорил; уцепившись за пиджак, он тряс противника. - Я никого не боюсь, никого. - Потом отпихнул Надеру, и тот побежал через двор.
Мальчик вошел в дом, разглядывая на свету окровавленные руки.
- Упал? - спросил отец.
- Нет, - сказал мальчик. - Подрался с братом Надеры.
- Из-за чего?
- Как из-за чего?
- Ты отлично меня понял. Я спрашиваю: из-за чего была драка?
- Не могу тебе сказать, - тихо ответил мальчик.
- Мне не можешь сказать?
Мальчик с умоляющим видом показал на мать:
- Не могу.
- Это другое дело, - сказал отец. - Ложись спать.
А потом, когда мальчик уже лежал, отец присел на кровать и наклонился над ним.
- Ты ему сказал, где живет Эва? - спросил он.
- Он знает, - сказал мальчик.
- А ты знаешь?
- Что, папа?
- Ты знаешь, кто Эва?
- Эва, - повторил мальчик. - Что ты хочешь сказать, папа?
- Ничего, - сказал отец. - Все в порядке. Но Надера этот… Кажется, он работает на немцев. Во всяком случае, люди так говорят. - Внезапно он встал, подошел к шкафу; вытащил оттуда рюкзак, полушубок и лыжную шапку. - Вам ничего не сделают, - сказал он. - А мне лучше на пару деньков исчезнуть. - И повернулся к матери: - Сходи к ним, скажи, что неплохо было б на несколько дней отсюда убраться. Боюсь я этих Надер. Может, я и не прав, но лучше переждать.
Мать ушла.
- Знаешь, папа, - сказал мальчик, засыпая, - Надеру этого отец, когда уходит, сажает на цепь. А раз даже запер в погребе, и Надера просидел там целых три дня. - Потом он про Надеру забыл; подумал только с сожалением, что не узнал того, о чем хотел узнать, и что Эве придется еще некоторое время подождать и выходить из дома только в сумерках. Он уже не слышал, когда вернулась мать.
- Ну что? - спросил отец.
- Не хотят уходить, - сказала мать. - Некуда, говорят, им идти. И все равно рано или поздно это должно случиться. - Она смотрела на толстые темные пальцы отца, затягивавшие шнуровку рюкзака. - Ты все-таки хочешь уйти?
- Вам я ничем не смогу помочь, - сказал он. - И не тронут они вас, я уверен. А их расстреляют.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Рано пока об этом говорить, - сказал отец. - Кончится война, тогда подумаем. Возможно, Бог сохранит немцев - да, конечно, он их сохранит. Я считаю, изо всех народов они особенно нужны Богу, вот он их и сохранит. Чтоб все люди знали и нутром чувствовали, как выглядит зло. Для того только, чтобы легче было выбирать добро.
- Нельзя так говорить, - сказала мать. - Если ты когда-нибудь вернешься в школу, то, надеюсь, не этому будешь учить.
- Я был плохим учителем, - сказал отец. - Но кое- чему, кажется, научился сам. Когда война окончится, я буду об этом говорить. А пока пойду их убивать и буду молить Бога, чтобы он их сохранил. Я вам дам знать. - Он закинул рюкзак на плечо, подошел к кровати и поцеловал мальчика. Потом подошел к печке, осторожно вынул один изразец и вытащил завернутый в промасленную тряпку пистолет. - Возьми завтра гипс и обмажь вокруг, - сказал.
- Иди с Богом.
- С Богом. И скажи ему, чтоб смотрел во все глаза, как их будут убивать. Пусть смотрит и учится. И пусть запомнит на всю жизнь.
Отец вышел, тихонько притворив за собою дверь. Но мальчик спал крепко и не слышал, как уходил отец. Он даже не слышал, как они подъехали к дому в четыре утра; не слышал их голосов, и как они дубасили в дверь, и как лаял пес; крепко спал, не подозревая, что они рядом, знать не зная, какой шум они подняли в четыре часа утра. Проснулся только, когда мать потрясла его за плечо, и сел в постели: отдохнувший, чуткий, как звереныш.
- Одевайся, - сказала мать.
