Накурено было крепко. Видимо, заспорили, курили одну за другой.
Из толстенного дубового столба слева от входа торчали разнокалиберные молотки и молоточки. Мальников пристроил на концептуальную вешалку поварской колпак и прошел вглубь.
Поступая сюда шеф-поваром — кормить участников реалити-шоу и работников телецентра — он строил большие планы. Готовился воспользоваться шансами. Завести знакомства. Не исключено — приглянуться какому-нибудь большому телечеловеку, которому нужен телеведущий в кулинарный проект. Но “Национальный лидер” перевалил за середину, а Мальников не особенно преуспел в приручении шоу-бизнеса. Кухня держала его крепче, чем он рассчитывал. Вертелся с кастрюлями с утра до ночи. Повара ему достались в комплекте с кухней. Люди незнакомые. Положиться на них он не мог, приходилось контролировать каждую мелочь. Сами телевизионщики никакого интереса к Мальникову не выказывали. Что неприятно его удивляло. В теле-мире он чувствовал себя в некоторой степени своим — кандидатом в члены клуба. У него уже был дебют, и весьма успешный. В позапрошлом году он стал финалистом престижного поварского шоу “Еда 2.0”. Их даже в Кельн возили, передавать немцам эстафету на следующий год — хрустальную ложку, символ шоу. Но на “Национальном лидере” телеуспехи Мальникова совершенно не ценили, будто их и не было. Будто не блистал он каких-нибудь полтора года назад на всех центральных каналах. Аборигены телекомплекса держались с ним в основном отстраненно. Некоторые — вызывающе иронично. В прошлый раз, повстречав его по пути к совещалке, Вася Уланов, второй режиссер, скривил усмешку на своем костлявом, надкушенном лице.
— Заседать? Давай-давай, позаседай, придумай нам на завтра чего-нибудь обжористого.
И шлепнул по пузу. Мальникова бесила Васина фамильярность. Думать и говорить о нем как об Уланове или “по имени-отчеству” — Василий Леонидович — казалось ему абсолютно невозможным. Своими манерами богемного гопника второй режиссер больше чем на Васю в его глазах не тянул.
Возле стеклянной стены торчала из пола шляпка гигантского серебристого гвоздя — журнальный столик. Столик окружали кресла, выполненные в виде распахнутой пасти пассатижей. На бугристой шляпке-столешнице красовалась переполненная пепельница. “Долго бодались”, — заключил Мальников, уютно вжимаясь в мягкие челюсти кресла.
— Еще раз повторяю, в этом вопросе я исхожу из приоритета личности! — донеслось из динамиков. — Это вам ясно?
Мальников взял со стола пульт, выключил звук. Уселся повыше — так, чтобы сквозь стеклянную стену разглядеть Большую гостиную, раскинувшуюся внизу. Пульт бросил в кресло.
Полуночничали трое участников шоу: историк Виктор Суроватов, некто, неразличимый со спины, и Савелий Перегудов — то ли писатель, то ли банкир, Мальников не разобрался. Впрочем, он и не стремился: шоу было политическое. Победитель учредит новую партию. Еще и денег урвет — государственный грант и зрительские пожертвования.
Мальников любил иногда понаблюдать за ними вполглаза. От политических антимоний у него быстро тяжелела голова. Но если убрать звук или не прислушиваться — успокаивает. Он иногда смотрит таким же манером футбол.
— Съешьте вы наконец! — сердито брякнул вдруг Суроватов над самой головой.
Мальников вздрогнул от неожиданности. Не заметил, как придавил пульт, включил на полную громкость.
— Вы же на меня сейчас уроните! Размахивает вилкой, как клюшкой, честное слово!
— Съем. Непременно. И вас, вкусненьких, также съедим.
— Ну, вам бы волю… Только косточки хрустнут.
— Какие к черту косточки! Откуда в вас косточки?!
Добравшись наконец до пульта, отключил звук.
Но тут в открытую дверь совещалки ввалился вой пылесоса: на нижнем этаже началась уборка.
После ее ухода жизнь долго напоминала дачную платформу, мимо которой только что промчался скоростной экспресс — яркий, стремительный, сочно и звонко разрезающий пространство. Поезд скрылся из виду, а поднятый им ветер все еще целует лицо. Еще зовет.
Ушла, попрощавшись запиской. Конечно, все было ясно и так, даже без записки. Под конец не то что виделись — созванивались не каждый день. Но все же обидно.
“Долго собиралась поговорить с тобой начистоту, как ты того заслуживаешь. Все откладывала, то из-за работы, то из трусости, теперь уже поздно. Пришло приглашение на работу. Послезавтра уезжаю. Прости. За эту гадкую записку — прости отдельно. P.S. Петя, мы не пара. Надеюсь, для тебя это так же очевидно, как и для меня. Ключи в почтовом ящике. Желаю счастья”.
Будто на бегу писала. Да так и было, наверное. Всегда куда-то спешила. Прощальная записка была второй, которую она ему писала. Первая была значительно короче: “Завтрак на столе (под салфеткой). Позвоню”. Позвонила в тот раз из Сочи: срочный большой заказ, нужно было хватать немедленно.
Да, скорей всего — не пара. Не смог бы он жить при таких нагрузках. Сверяясь постоянно с датчиками: скорость, температура, расстояние до станции прибытия…
Он выудил из кармана телефон и, подсоединив наушники, вставил в уши:
“Ей нужен прожженный карьерист, Петя. Карьерист до мозга костей. Фанатик. Такой, как она сама. Ты не такой”.
Мальников с разрешения Юры записал несколько его монологов на телефон. Время от времени прослушивал. Когда наваливалась тоска. Или усталость, как сейчас. Иногда они неотличимы. Юрка бодрил. Даже в записи. Все-таки дипломированный психотерапевт.
Хорошо, что они с Юрой возобновили дружбу. В школе были неразлейвода, но потом разошлись пути. Много лет не общались. А этой осенью — сразу после ухода Влады — Мальников случайно повстречал Юрку на улице. Остановились, разговорились. Купили бутылочку и отправились к Мальникову домой. Юркин стаж брошенного оказался куда как солидней. Жена ушла от него четыре года тому назад.
Уход от Юры жены и уход Юры из профессии они разобрали подробно. Уложились в несколько встреч, которые как-то незаметно стали у них регулярными. Точнее, сам Юра и разобрал. Эти уроки самоанализа Мальников выслушивал как завороженный — так виртуозно, со щеголеватым цинизмом военного хирурга расправлялся Юрка с причинами и следствиями своей собственной катастрофы. Никакой лирики, никаких соплей. В какой-то момент Мальников почувствовал: обсуждать собственную жизнь Юре стало скучно. Все равно что на складе, где он теперь работал, сдавать смену, прогуливаясь вдоль стеллажей: отсюда краску вывезли, сюда линолеум довезли. И Мальников — не без трепета, понемногу — начал делиться с Юрой подробностями своей истории. Так уход Влады стал ключевой темой их терапевтических мальчишников.
“Ты не такой, Петя. Не фанатик. Ты не помешан на успехе. И слава богу! Поженились бы — ты бы не выдержал, сам сбежал. Я тебе говорю!”
Влада действительно — фанатик. Упертая, семижильная. Школу закончила с золотой медалью. Институт с отличием. Отработала год в аудиторской фирме, выбила себе офис в каком-то фонде, продала мамину дачу — и открыла собственное дело. Только встала на ноги, набрала двух партнеров — ушла на рядовую должность в “KPMG”. Дескать, разглядела планку — но планку эту не она себе выставляла. Рисует анимэ, на гитаре играет. Впрочем, детали не важны. Все дело в том, что Влада совершенна — и этим ранит особенно остро.
Мальников познакомился с ней вскоре после окончания “своего” шоу, в редакции журнала “Созвездие Люди”, куда его как одного из финалистов “Еды 2.0” пригласили на интервью. Влада выполняла какую-то работу для тамошней бухгалтерии, заскочила перед уходом в кафетерий, в котором сидел Мальников. Он спутал назначенное время, приехал на час раньше и дожидался в кафетерии журналиста. В те дни он был на взводе. По ночам не мог заснуть без алкоголя. Третье место как-никак! Если бы не победная эйфория, он, скорей всего, не решился бы даже подойти к Владе. Полюбовался бы, как обычно, исподтишка, мысленно осыпал богиню гусарскими фантазиями… Но Мальников подошел. И они прожили вместе целых девять месяцев.
— Девять месяцев, представляешь?.. Успели бы ребенка родить.
Про ребенка — это он так, метафорически. Чтобы подчеркнуть: прожили долго, всерьез. Брак и рождение детей они с Владой не обсуждали.
— Какие к черту чувства, Петя! Она клюнула на тебя, потому что решила, что ты — будущая телезвезда. А ты, вишь, не зазвездил, как она рассчитывала. Ну, не выпало. Бывает. Что теперь, вешаться?
В то, что у Влады к нему совсем не было чувств, Мальников не верил. С Юрой по этому пункту не спорил — но не верил. В главном же соглашался на все сто — насчет фанатизма. Немыслимо вечно куда-то карабкаться. Каждый день — лезь на рожон и, будь добр, не оплошай. Нет, это определенно не для него. Все хорошо в меру.
— Петя, ты повар. Твое призвание — доставлять людям радость. А какая к черту радость, если придется постоянно тянуться за чем-то, рыть землю?..
