Ирина Левитес
Зал потерянных шагов
Раньше было не так тесно. Никак не пойму: то ли мир сузился, то ли я выросла? У мира прочные границы. Они упругие и немного растягиваются, когда поворачиваюсь. Но все равно тесно. Хотя мягко, тепло и уютно. Можно свернуться калачиком и дремать…
Скучно. И хочется кушать. Никогда так сильно не хотелось. Может, попытаться выбраться наружу?
А вдруг ТАМ холодно? Или еще как-нибудь плохо?
А если ТАМ хорошо? Надо осторожно попробовать. Быстренько выглянуть и юркнуть назад.
Очень интересно: а вдруг ТАМ КТО-ТО ЕСТЬ?
В этом году рыба пришла позже обычного. Вопреки прогнозам ученых, обещавших небывалое изобилие, путина поначалу принесла одни разочарования. Косяки горбуши ринулись в нерестовые реки в центре острова, а сюда, на юг, забредали случайные одиночки. Казалось, что долгожданное лето пропадет впустую и придется подсчитывать убытки.
Но внезапно все изменилось к лучшему. Рыба пошла — только успевай поворачиваться. Известно: в лососевом бизнесе месяц год кормит.
Накануне вечером в цех привезли пять тонн, и серебристая лавина поплыла по желобам на разделочные столы. Процесс был отработан как на конвейере: взмах острым ножом, одним точным движением рассекающим рыбий живот, извлечение и сортировка внутренностей.
Молоки — отдельно. Печень — отдельно. Икра — отдельно.
Потоки ледяной воды из шлангов промывают потрошеные тушки, и вода становится грязно-бурой.
Женю неожиданно замутило от этого зрелища, ставшего обыденным за последние годы. От густого бурого ручья, быстро уносившего сгустки крови и потрохов, плыл тошнотворно-удушающий запах. Закружилась голова, так что она была вынуждена схватиться за край обитого жестью стола. Испарина выступила на лбу. Женя дотянулась до шланга, бросила в лицо несколько пригоршней чистой воды и долго пила глоток за глотком, чувствуя, как слабость растворяется и возвращается ощущение бодрости.
Никогда еще путина не давалась ей с таким трудом. Напротив, обычно она внутренне мобилизовывалась, отметая мысли о возможной усталости, и работала, как автомат, урывками проваливаясь в сон в часы редкого затишья. Расслабляться было некогда, особенно теперь, когда взяли в банке ссуду для расширения производства: купили еще одну морозильную установку и баркас.
Если путина будет удачной, можно будет вовремя рассчитаться с банком и еще с парой кредиторов, поверивших Жене и Павлу Антоновым на слово и вложивших свои деньги под драконовские проценты.
Но ничего не поделаешь: хочешь уверенности в завтрашнем дне — паши сегодня. А когда-нибудь можно будет вздохнуть спокойно. Расслабиться. Может быть, и отдохнуть по-человечески. Хорошо бы с Пашей съездить куда-нибудь в теплые края. Куда там народ нынче ездит? В Турцию. Или хотя бы в Приморье, к тетке. Выспаться за все эти последние безумные семь лет. Тогда бы изнуряющие приступы слабости, тошнота и головокружение, преследующие ее уже несколько месяцев, прекратились. И Женя снова стала сама собой — легкой, сильной, неутомимой…
Может, бросить все к чертовой бабушке и поехать домой? Отмыться как следует, выпить горячего сладкого чаю и полежать на чистых простынях? Совсем немного, хоть пару часов. Заодно и на сына любимого посмотреть: как он там? Накануне с вечера он выпросился в город отдохнуть. Тоже устает. Хоть и вырос уже, восемнадцать исполнилось, но силу настоящую еще не набрал. Не может пока, как родители, вкалывать от зари до зари. Хотя от работы не отлынивает. Понимает, что семейный бизнес — дело первой важности. Тем более что самый аврал удачно приходится на летние каникулы, иначе Мишка не смог бы занятия в институте пропускать.
Иногда приходят сны о первых месяцах моей жизни — то ли воспоминания о реальных событиях, то ли зыбкие видения, призрачные и неуловимые, в которых истина сливается с вымыслом.
Кажется, что это действительно было: я находилась внутри сферы, заполненной тугой массой, но она не давила, а нежно обволакивала, не сковывая движений.
Сфера заключала в себе весь мир, и было непонятно, что находится за его пределами.
Тогда я еще не умела видеть и воспринимала лишь ощущения тепла, защищенности и ласкающих прикосновений колыбели. Из нее беспрерывно лились упоительно-сладостные питательные струи.
Но однажды сфера стала тесна, и, преодолевая сопротивление плотной оболочки, я решилась покинуть надежный замкнутый мир.
За границами моей вселенной оказалась еще одна, гораздо больше прежней, но в ней все так же царила теплая неподвижная мгла.
Одновременно я поняла, что не одинока в этом новом мире: сотни моих братьев и сестер растут и набираются сил для того, чтобы в один прекрасный день покинуть безопасную обитель.
Женя решилась поехать домой. Но вначале нужно было закончить все неотложные дела. Невозможно ведь, в самом деле, вдруг взять и уехать, бросив массу нерешенных проблем на Пашу. Одному ему не справиться. Рыбы осталось еще часа на два ударного труда, потом надо будет в икорный цех заглянуть, убедиться, что там все в порядке. Несмотря на то, что технолог и икорный мастер надежные, проверенные, контроль все равно нужен. И еще с поварихой нужно поговорить, выяснить, какие продукты купить и чем работников кормить. И не мешало бы с бухгалтером плотно посидеть, посмотреть бумаги.
Кстати, а какой сегодня день? Дни недели, неотличимые друг от друга, стремительно неслись, словно рыба на нерест, наползая друг на друга, ненадолго выталкивая на поверхность очередные сутки. Сегодня воскресенье, обычный рабочий день. Или воскресенье было вчера? Ну конечно, оно незаметно уступило место понедельнику и уплыло. Женя вспомнила, что именно в понедельник она должна была отвезти пробы икры на анализ, иначе бдительные бактериологи не выдадут сертификат на продукцию. Это дело серьезное. С многочисленными государственными организациями Антоновы старались все необходимые дела решать вовремя, чтобы не возникали лишние неприятности. Их и без того хватало.
Конусы яркого света прожекторов, освещавших рабочую площадку, постепенно размывались, уступая рассвету. Над горизонтом вначале намеком, а затем все более усиливаясь, поплыли пурпурные волны, растворяясь в заливе. Красные потоки захватили небо, отражаясь в море, словно вода, омывающая потрошеную рыбу, доплыла до края земли. Из моря внезапно вынырнуло солнце и разогнало алые всполохи, вернув серо-голубой пастельный тон и небу, и морю. Прожекторы, утратив значительность, какое-то время бесполезно светили, смешивая свой искусственный свет с солнечными лучами, но солнце окончательно победило, и прожекторы выключили.
В утреннем свете лица рыбообработчиков выглядели бледными, утомленными бессонной ночью. Ночная смена выпала в этот раз студентам, приехавшим с материка в надежде на хороший заработок. Женя и Павел из года в год заключали договоры со студенческими путинными отрядами, и все шло более-менее нормально. Но в этот раз студенты попались неудачные, нытью и капризам не было конца. Они то потихоньку отлынивали от работы, двигаясь словно сонные мухи, то откровенно нарушали незыблемый сухой закон, введенный для всех без исключения, контрабандой притаскивая из поселкового ларька ящики с пивом. Женя устала с ними ругаться, но упорно продолжала борьбу с нарушителями трудовой дисциплины, угрожая штрафными санкциями.
Другая смена, из сезонных рабочих, тоже была не вполне морально устойчивой по отношению к выпивке. Правда, боясь потерять временную, но хорошо оплачиваемую работу, рабочие хотя бы видимость приличий соблюдали и в нетрезвом виде старались на глаза не попадаться.
Среди них периодически встречались ушлые пройдохи, стремящиеся поправить свое нестабильное материальное положение откровенным воровством, припрятывая пару-тройку мешков рыбы в укромном месте в надежде вывезти их тайком, обманув бдительность охранников. Но обычно неудачники попадались на одном из этапов хищения. Таких коммерсантов Антоновы безжалостно увольняли, невзирая на искренние заверения в том, что это был один-единственный раз, и клятвенные обещания никогда-никогда больше не обманывать хозяйское доверие. Такие жестокие меры были вполне оправданы невозможностью допустить, чтобы вынянченное, выстраданное, потом и кровью доставшееся производство растащили по кускам.
В первые годы неопытные Женя и Павел из-за стремления временных работников тащить все, что плохо лежит, несли значительные убытки, но потом, наученные горьким опытом, ввели в штат двух охранников и обзавелись сторожевыми собаками.
Одна из них, кавказская овчарка Грета, должна была со дня на день ощениться. Вспомнив об этом, Женя пошла проведать свою любимицу. Грета лежала в клетке на боку, а под ее животом, путаясь в густой светло-кремовой шерсти, копошились новорожденные комочки. Они слепо тыкались в теплый материнский живот в поисках капель молока. Грета, услышав Женины шаги, приоткрыла глаза. В ее взгляде были усталость от великого труда рождения новой жизни и всепоглощающая нежность к своим беспомощным детям. Словно собака понимала значение события и испытывала чувства, свойственные любой матери.
