Юрий Чернов - Дикари и робинзоны

Рисунок М. Тарабукиной

Мои знакомые — биолог Олег Григорьев и журналист Олег Гаврилов — задумали путешествие по Мане под кодовым названием «Операция «Козерог».

— Олеги! — взмолился я, узнав о их плане. — Возьмите с собой. Турист я вроде бывалый — не подведу.

При слове «турист» приятели поморщились, будто раздавили во рту по клюквине…

— Извини, — сказал Олег Гаврилов, — но с большинством туристов мы не сходимся. Сказать пооткровеннее, недолюбливаем эту братию…

— Да вы что? Ведь это весельчаки, романтики! — горячо начал я и осекся под недоуменным взглядом небесно-голубых глаз Олега Гаврилова.

— Романтики! — нараспев повторил он, приводя колючки своих густых бровей в боевое положение. — Выезжали мы разок на природу с таковыми. Один выпал из лодки, другой сигаретой палатку сжег. Нет, с ними нам не по пути.

— Так что, не берете? — я ставил на карту наши отношения.

— С испытательным сроком, — официальным тоном заявил Гаврилов, — и учти, у нас железная дисциплина.

В тот же день составляли калькуляцию. Подсчитывали с карандашом, сколько закупить крупы, соли, сахара, свечей. Я помалкивал. Будто на глазок нельзя прикинуть сколько чего взять.

— Да, совсем забыли, — стукнул себя по лбу Олег-биолог, — а припасы для туристов? Накидывай еще по пятерке на брата.

Тут уж я не вытерпел:

— Для каких это туристов?

— Потом увидишь! — загадочно улыбнулся Гаврилов. — Лучше от них загодя откупиться. Пятерка никого не разорит.

«Черт знает что…» Но спорить я не стал.

В сборах незаметно пролетела оставшаяся до похода неделя. Приятели заставили меня проштудировать с десяток пособий и книг, сшить штормовку из водонепроницаемой ткани, сделать прививку от энцефалита. Я уже был не рад, что связался с «научно организованными» путешественниками. Но вот окончательно уложены огромные вещмешки конструкции Олега-биолога (на каждом по дюжине карманов и карманчиков). Чего только тут не было! И все же дотошные калькуляторы забыли едва ли не о самом главном — чае! Я тайком закупил десять пачек и припрятал в своем рюкзаке. Пусть хватятся на реке!

Наконец мы в лодке, на берегу таежной Маны! С каким нетерпением ждал я отплытия! Давно пора запустить мотор, но Олеги что-то медлят.

— Надо распределить обязанности, — сказал Гаврилов, — выбрать капитана, моториста и вахтенного. У кого какие предложения?

Вот зануды! Чтобы покончить и с этой волокитой, я великодушно взял себе самую скромную должность. Капитаном выбрали Гаврилоза. Тот не спеша раскурил трубку и распорядился:

— На стоянках будем кашеварить по очереди. Сегодня дневалит Самокруткин (это я).

Потом он поднес к глазам бинокль и крикнул чужим голосом:

— Мотор! Полный вперед!

Что делает с человеком должность!..

…В час дня, по распорядку, остановка на обед. Пристали к галечному откосу. На берегу нет живого места: трава вытоптана, тут и там черные глазницы костров, битое стекло, банки, обрывки газет. Гаврилов и Григорьев выжидающе уставились на меня.

— Вон авторы, — указал я на испещренную надписями скалу.

На граните писали углем, масляной краской, а некто Траншеев поработал с долотом.

«Были 15.6.68. Е. Щебетун. И. Дулькин». «Даешь Саяны! Заглоткина — Пещерный. Середина двадцатого века…»

Гаврилов и Григорьев по-прежнему с каким-то намеком посматривали на меня. «А, вон что они припомнили — наш спор».

— Отсюда недалеко до Красноярска, — заметил я. — Это работа однодневников. Прошу не путать туристов выходных дней с теми, кто ходит по дальним маршрутам!

— Ну, ну, — было в ответ.

В поисках другой стоянки проехали еще с десяток километров. Остановились в устье певучего ручья. Олеги отправились с удочками лобить хариусов, я принялся за костер. «Что же приготовить?» — задумался я. И вспомнил одно универсальное блюдо. Наше, туристское. В бульон с тушенкой бросил картошки и две пригоршни гречки. Потом попалась мне банка болгарского перца — добавил в котел три стручка. Само собой — горошек и лавровый лист… Когда все разварилось, получилось нечто — ни густое, ни жидкое. Такое варево мы называли «няшей».

— Ко мне! — позвал я рыболовов. Они принесли с десяток цветастых хариусов.

— Может, ушицу сварим? — предложил Гаврилов.

— Обед уже готов. Садитесь!

— Что-то быстро ты управился. А куда садиться-то?

— Вам что, кресла нужны?

— И стол тоже.

Григорьев забил четыре кола, укрепил на них лодочные сиденья. Расстелил клеенку. Гаврилов тем временем прикатил три голыша. И все это — молча, в укор мне.

Я поставил посреди стола котел с «няшей».

— Так есть же тарелки! — Григорьев опять пошел к лодке.

«Подумаешь, индивидуалист!»

В тот день мы здорово проголодались. Я опустошил тарелку в два счета, а Олеги переглянулись, и стали есть безо всякого удовольствия, будто делали одолжение.

Пакетики с растворимым кофе (мой сюрприз!) тоже не произвели эффекта. Можно подумать, что эти пакетики устилают не только прилавки магазинов, но и берега Маны.

Назавтра у костра дежурил капитан. Мы с Григорьевым рыбачили, когда донесся свист — сигнал на обед.

Вышли к стоянке — пусто. У причала торчала палка с указателем: «Кафе «Козерог». 150 метров». Идем вдоль скалистого берега на дымок. Смотрим, под яром просторная ниша, здесь и устроил Гаврилов кафе. У входа белеет листок. Меню! Читаю и глазам не верю:

1. Хариусья уха.

2. Шашлык из рыжиков.

3. Смородиновый чай.

4. Брусника с сахаром.

Признаться, отобедали мы как в лучшем ресторане. Впрочем, разве там подадут к такому шикарному меню первородной чистоты воздух, вид на горную реку, наконец, дымок костра… Но это было не последнее слово в кулинарии на свежем воздухе. На второй день мы прямо-таки стонали от блюда Олега Григорьева. Только представьте — рябчик с грибами! Был и ароматнейший чай — не индийский и не грузинский, а «саянский» — из плодов шиповника! После «рябчика с грибами» я начал потихоньку переоценку своих понятий о диком туризме вообще и о «няше» в частности…

С первым отрядом «дикарей» мы встретились у грозного переката. Трое мокрых парней с криками метались по берегу и показывали на долговязого товарища, уцепившегося за камни над самой стремниной. У правого берега несся их плот с пожитками. Мы и глазом не моргнули, как его разнесло по бревнышку.

Гаврилов с веревкой полез на крутояр. Один конец веревки он привязал за дерево, другой подал долговязому. Мы тоже подоспели и выволокли на террасу бледного длинноволосого юнца. Он и теперь не выпускал из рук веревки.

Четверо были из столицы. Шли без карты. Перекат заметили слишком поздно. Стали выгребать к берегу, потом бросились вплавь. Долговязый — по прозвищу Паганель — уцепился за камни в последний момент.

Мы накормили потерпевших и отдали им ровно половину из тех припасов, что брали специально для туристов. Воспользовавшись случаем, я втихаря всучил Паганелю пять пачек чая. Тот, видя, что я хоронюсь от своих, расценил это как мою единоличную щедрость и одарил благодарнейшим взглядом.

— А кедровые шишки вы из ружья сшибали? — спросил самый любопытный.

— Угу, — отвечал Гаврилов.

Окончательно убедившись, что они не голодны, что под ногами твердая почва, четверо воспряли духом, в их глазах вновь вспыхнул бродяжий огонек.

— Да тут бревен на целый корабль, — обрадовался один из москвичей, заметив возле водопада завал из лиственниц.

— Кто у вас старший? — сердито спросил Гаврилов.

— Какой еще старший? — удивился Паганель. — Мы для того и забрались сюда, чтобы не чувствовать никакого насилия над личностью.

— А когда мы тянули тебя за веревку, ты что-то не противился, — съязвил Олег Гаврилов.

Он сердился все больше. — Вот что, демократия, времени у нас в обрез. Даем вам на пару часов пилу и топор. Лиственницы для плота не идут. Тяжелое это дерево — утонете. Надо пилить сухостой легких пород. А за ним придется прогуляться вон на ту сопочку. Я засекаю время.

Да, Гаврилов сантиментов не любит. А ведь мог бы оставаться в памяти столичных туристов добродетелью. Будь он поласковее, они сфотографировали бы его на последние кадры уцелевшего фотоаппарата и показали бы друзьям там, в Москве.

Потом Олег помог связать плот, но делал это с такой неприязнью, что впору было отказаться от его услуг.

— Переварят, — сказал он потом. — Я бы не так проучил этих дилетантов, да они уже наказаны.

Вторую половину туристских запасов мы отдали через три дня. В отряде одесситов не знали, как ловить горную рыбу, а потому нажимали на консервы и крупы, и тех, понятно, не хватило…

— Шалопаи! — говорил им вслед Гаврилов.