Светлана Эст - Ай ловлю Рыбу Кэт

В школьном кабинете химии, за окнами которого серыми пластами давили город низкие зимние облака, стоял неопределенный, но отчетливый запах реактивов, кислот и чего-то жженого.

— Цинк плюс аш два эс о четыре… — повысив голос, сказала учительница Майя Александровна и хотела нарисовать мелом на доске прямую стрелку, но отвлеклась, и у нее получилось что-то вроде рыболовного крючка. — Кирилл, ты, я вижу, совсем засыпаешь!

— Он не засыпает, а клюет носом, — сейчас же отозвался Дима Вотинов, которому давно был нужен тонкий собеседник, потому что, отсиди он молча целый урок, его могло рвануть, как перегретый котел на паровозе братьев Ползуновых, и тогда спиртовки и штативы улетели бы к спортзалу, а то и дальше, к учительской.

— Засыпать прикорм и клевать — это как реакции разложения и соединения — диаметральные противоположности, — сказал Кирилл ровно половину того, что знал о химии. Он, действительно, несколько заскучал на уроке, потому что приехал с подледной рыбалки поздно ночью из-за ремонта отцовского «джипа», вдруг отказавшего, ни тпру ни ну, на обратном пути.

— Могу я чем-нибудь помочь? — ядовито спросила Сурьма, отнюдь не без оснований имевшая прозвище из кусочка фамилии Сурикова и инициалов.

— Мне слово «литий» нравится, — согласился на ее услуги Кирилл, похожий на индейца-апача бесстрастным выражением горбоносого лица, на каком никогда и ничего нельзя было прочесть. — Оно бодрит, даже возбуждает.

— Да?.. Литий, литий, литий, литий, литий, — зачастил Димка, решив поэкспериментировать над классом, так как его обезьянья натура каждую минуту требовала очередного прыжка по раскидистым ветвям древа жизни.

— Не останавливайся, — с деланной томностью простонал кто-то с заднего ряда столов, после чего все истово — так богомольцы припадают к чудотворной казанской иконе Божьей матери — склонились над учебником органической химии, пытаясь скрыть улыбки.

— Натрий!!! — совсем уж рассвирепела «химичка». — Вотинов и Олешкевич, выйдите вон!

Сценарий был привычным: сверхстрогая Майя Александровна прогоняла с каждого урока до десятка выпускников по малейшему подозрению в легкомысленном отношении к ее предмету, поэтому Кирилл без угрызений совести пошел в столовую, пока туда не совершила набег Золотая орда из младших классов. Большая перемена только началась, когда он, вернувшись, сел на свое место.

…Теплые ладони неожиданно закрыли ему ошеломляющий вид на школьную доску, а над головой прозвучал Катин голос:

— Угадай, кто: Зоя Владимировна или Сурьма?

— Сурьма Владимировна, — ответил Кирилл.

— Нет, это я, твое счастье! — сказала Катя, не обращая внимания на других мальчишек-одноклассников, которые с затаенной ревностью наблюдали, как она разговаривает со Олешкевичем. — Я пришло!

Кирилл напрягся в попытке выловить скрытый смешок в бархатистых переливах глубокого женского контральто, которым обладала классически длинноногая секс-бомба Екатерина Рыбникова, потому что ее простая до искренности интонация сбивала с толку.

Катя была невозможно красива и по роскошности и длине кудрявых волос превосходила Венеру с картины Боттичелли. Кроме того, девушка имела фиалковые глаза и ослепительно-белые зубы, выравнивая которые в седьмом классе она целый год ходила очень забавная, с металлическими блестками брекетов во рту. Такие совершенные лицо и фигура не могли остаться безнаказанными, поэтому Кирилл считал Катьку дурой, что спасало его, чуть ли не единственного во всей школе, включая двух физруков, от наваждения по имени Екатерина.

— Чё те, мое горюшко? — осведомился Кирилл. — Как пришло, так и уходи. Не буди лихо, пока оно тихо… «Декабристы разбудили Герцена», Герцен разбудил революцию.

— Революция разбудила Сурикову, Сурикова разбудила Кирилла, — вклинился в диалог Димон, вдохновенно дирижируя апофеозу сосиской в тесте, которую он принес из столовой.

— Умный, — не понятно, кого имея ввиду: Герцена, Диму или Кирилла — сказала Катя. — …Кирилл, ты когда обратишь на меня внимание?

Помимо красотищи природа наградила ее живым энергичным напористым характером, хоть и без того достоинств Екатерины хватило бы на целый класс. Если ей за день раз пять не предлагали встретиться и никто не пытался узнать номер ее телефона, если около нее, идущей по улице, не останавливалась ни одна иномарка — Катя считала год неурожайным, но от случайных знакомств, особенно с богатыми стариками, она категорически отказывалась, потому что знала себе цену.

— Сенсация! — заголосил Дима и стал наговаривать в «хот-дог» как в микрофон: — Репортаж с места события ведет специальный корреспондент радио «Европа флюс» Дмитрий Вотинов. Сегодня мы в гостях под партой у будущей артистки-куплетистки Кэтрин Ры и у будущего экономиста-авантюриста Кирилла Олешкевича. Они мои одноклассники, поэтому говорить со мной откровенно не собираются, хотя я наврал, что изменю их имена: Кирилла назову Екатериной и наоборот. …Кирилл, скажите, какие финансовые махинации числятся за вами?

— Слышал про Великую американскую депрессию 1929 года? Ну, так вот, это сделала я, — доверительно наклонившись к сосиске-микрофону сказал Кирилл, но поскольку он все равно не дотягивался, ему пришлось отвечать и на следующий вопрос: «Что вы чувствуете при виде артистки Кэтрин Ры?»

— Пол-но-е удовлетворение. Катька меня заводит. Вчера я целую ночь писал для нее стихи, поэтому заснул на химии и увидел ее в эротических снах. Я проснулся весь… — Кирилл перешел на невнятный полушепот, и, регулируя уровень записи на булочке, Вотинов подошел к нему совсем близко — …в рифму.

— Почему вы теперь претендуете только на серебряную медаль? — начал разнообразить темы Димочка, увлекшись игрой в журналисты.

— На золотую мне не хватает триста баксов, — чистосердечно признался Олешкевич и, поскольку сосиска наконец-то оказалась у его рта, откусил от нее в особо крупных размерах.

Так и не закончив свое эксклюзивное интервью, Дима, сменив жанр, начал журналистское расследование, призывая примкнуть к нему и Катерину, но она под предлогом того, что свидетели долго не живут, отказалась.

Быть выпускником — экстремальный вид спорта: спокойная текущая мелкая школьная жизнь, входя в пороги экзаменов, превращается в Ниагарский водопад, потом первым или вторым потоком ты должен поступить в вуз, иначе тебя ждут — не дождутся! — армия и военно-морской флот, и пока есть возможность плавать только у доски, нужно ценить школу. Но не давала вредная Сурьма. Выставив Олешкевичу «четверку» за первое полугодие, Майя Александровна, имея вместо сердца в груди философский камень, превратила золото медали «За отличные успехи в учении, труде и примерное поведение», на которую он претендовал, в серебро. Сначала уязвленный Кирилл решил сжечь химкабинет и уже пошел за напалмом, а затем перестал учить химию, потому что в Высшей школе экономики, куда он хотел поступать, ее, в отличие от Суриковой, не считали «главной наукой ХХI века». И, как Кирилл подозревал, могли вообще не догадываться, что есть такая дисциплина.

Когда уроки закончились, юркий Дима, винтами наматывающий на ходу свой шарф, догнал в вестибюле Кирилла и Катю, одетую в короткую норковую шубку — подарок сестры, имевшей магазин тканей «Нить Ариадны», к совершеннолетию. Зачем Катерина поджидала его, Олешкевич не спрашивал, поскольку она всегда делала только то, что хотела — такова прерогатива красивых женщин.

— Димон, насмеши меня, — сказал Кирилл, пытаясь скрыть зевоту. — Спать хочется. «Да и сам я нынче что-то стал нестойкий, не дойду до дома с дружеской попойки».

— Рыбникову можешь попросить, артистку-куплетистку, — отмахнулся Дима.

— Почему в твой дурной голове родилась мысль, что я стану актрисой? — спросила чем-то недовольная Кэт. — Вот возьму и растолстею. Или замуж выйду за Кирилла.

Подавившись своим последним зевком, ее избранник ничего не сказал, но Вотинов, маленький рост которого, казалось бы, гарантировал нейтралитет по отношению к статной Катерине, вдруг начал сопротивляться:

— «Уж, замуж, невтерпеж» — пишутся без мягкого знака. «Прочь, вскачь, невмочь» — пишутся с ним, родимым. …Кирюха тебе не подходит!

— Я тебе не подхожу, — подтвердил Олешкевич, — поэтому я к тебе не подхожу. Логично.

— Кто говорил, что любой парень, не имеющего «тачки», достоин презрения? А у него… — сказал Димон, вытянув в сторону Кирилла руку требовательным жестом Родины-матери «Ты записался добровольцем на фронт?», — … машины нет.

— Купит или сворует, — и не подумала менять своих убеждений Екатерина. — Ну, ладно, мальчики, я отчаливаю, потому что у меня примерка платья к 8 Марта: спинка декольтирована, сверху ботва из сетки, шнуров и бусин — очень миленько. Бай-бай!