Александр Дыбин - Маятник веков

Александр Дыбин

Маятник веков

Часть первая.

Глава 1.

Когда его спрашивали о профессии, он обычно называл себя историком. Хотя и не работал никогда по этой специальности: просто в свое время поступил на исторический - так сказать, "по призванию" - и получил, как полагается, красивенький диплом... Ну, а потом - известная история: инженеры - и те не особо нужны, а что до всяких там гуманитариев... Разве только в школу - да и то прикинут, если ты историк, насколько ты лоялен к существующему строю - разумеется, самому передовому, прогрессивному и справедливому! Ну, а то что детки станут гробить тебе нервы так это в порядке вещей: знал ведь, куда шел! Вот и работал Александр всю жизнь не там, где мог бы проявить свои способности, а там. где принимали, и где всем было в высшей степени плевать - какой он там историк! Возись себе с бумажками да получай свой "стольник", и не дай тебе Бог "высунуться" или - Боже упаси - повздорить с как ой - нибудь нервной особой трудноопределимого пола и легко определимого - по сварливости - возраста, непременно желающей поквитаться за свои постоянные личные неурядицы именно с тобой - как единственным представителем зловредного мужского племени в данном коллективе! Тем более, что ты - к несчастью - не в пример интеллигентнее ее и не умеешь этого скрывать, а, значит, "больно много о себе воображаешь!" Так и прозябал упомянутый Александр много лет. Личная жизнь у него тоже не сложилась: имел два развода, платил алименты. Детей видел редко: мамаши мешали. И неудивительно: ведь "обманул" обеих! Они то думали, что такой интеллектуал займет приличный пост и "обеспечит"! А он, негодник, получал каких - то "три копейки" да еще и строил из себя интеллигента... Да видали мы таких интеллигентов! Еще и слова грубого ему не скажи: какое - то свое достоинство блюдет! Был бы хоть из себя видный да смазливый - так ведь поглядеть особо не на что: только что не уродец! Да и не улыбнется лишний раз. не позабавит... Тоска и нужда с ним, и в перспективе ничего хорошего. Ну его, охломона! Вот и жил Александр одиноко и грустно, однако скучать не скучал: читать любил, да и писал кое - что время от времени, иногда - даже в рифму! И, в основном, на "вечные" темы: почему - то волновали его судьбы человечества, "проклятые" вопросы, философия, религия: очень хотелось уверовать в Бога - доброго, мудрого и всемогущего! И чтобы Он помог ему понять свою судьбу и как - то примириться с ней. А, может, даже в чем - то изменить ее, чтобы не приходилось и дальше влачить столь тягостно - бесполезное существование, чтобы была возможность делать что - то доброе и мало - мальски значимое! А, может быть, удалось бы "с Божьей помощью" приподнять завесы над непроницаемыми тайнами, хоть легонько прикоснуться к постижению загадок Мироздания и смысла жизни! Таким уж он был чудаком: на чей - то взгляд смешным и странным. Может быть, поэтому отношения с людьми у него, как правило, "не складывались", или складывались не лучшим образом... Но мизантропом все - таки не стал - хоть и имел для этого немалые причины... И еще одна немаловажная деталь: как писал Мопассан, "есть люди, которым действительно не везет". Вот и он был твердо уверен, что принадлежит именно к этому разряду. И правда: почему - то ему никогда и ни в чем не везло: "на ровном месте" мог споткнуться - не в прямом, конечно, смысле... То, что получалось у любого тупаря, у него, как правило, не получалось: что - нибудь обязательно мешало осуществить даже самое незатейливое начинание. Прямо Рок какой - то, да и только! А начни бороться с этим самым Роком - и препятствия посыпятся лавиной, впору будет только ахать! Все эти постоянные козни тупо - зловредной судьбы доводили просто до отчаянья, до исступления: почему, ну почему именно мне такой жребий?! Чем я хуже других, почему именно на меня легла гиблая мета? Он, в глубине души, подчас завидовал даже калекам: их все же хоть как - то жалеют... А тут - лишь ледяное равнодушие и, для разнообразия, дебильные нотации: ты, мол, сам кузнец чего -то там... и тому подобные благоглупости лишь бы отделаться и презрительно фыркнуть вослед! Событий в его жизни было мало, но во сне они случались - и нередко. А что самое интересное - во многих снах он как бы вспоминал свою профессию и каким - то чудесным образом оказывался в прошлом! А иногда - что еще интереснее - в будущем! nИ это, как он вскоре убедился, было вовсе и не снами! Глава 2. Почему - то вокруг были все бородатые. Только у совсем юнцов не было этого украшения. Женские лица были плохо видны из - за надвинутых на самые глаза платков. И фигуры надежно скрывала одежда. Люди двигались неторопливо по узенькой, немощеной, извилистой улочке, состоявшей почти из одних деревянных заборов. Часто останавливались и степенно раскланивались между собой. Переговаривались вроде бы по - русски, но понимать их разговоры было почему - то нелегко. Иногда возникал стук копыт, и какой - нибудь нарядный удалец проносился верхом, обдавая всех грязью и костя последними словами зазевавшихся прохожих. Безбородый Александр привлек внимание одного из таких всадников. - Эй ты, пес! крикнул он зычным голосом. Александр не сразу понял, что слово "пес" относится к нему, и всадник замахнулся на него плетью. Александр растерянно попятился и заслонился рукой. - Ты что, басурман? - крикнул ему верховой. - По - расейски разумеешь? Александр кивнул. - Ну так живо реки, кто ты есть? Почто без бороды, как нехристь али пес какой? Александр порядком растерялся: что ответить? И медлить опасно: Этот тип, наверное, шутить не любит: того и гляди хлестнет наотмашь своей плетью, а то и потащит куда - нибудь... И тут чей - то тихий голос шепнул ему в самое ухо: - сигай, малый, в храм! - и его дернули за правый рукав. Александр обернулся в ту сторону и увидел в двух шагах церквушку. Секунда - и он очутился внутри. Вслед ему донеслась оголтелая брань, и послышался цокот копыт: у всадника, видимо не было времени его преследовать. А, может, просто поленился спешиться... В церкви был полумрак. Кроме нескольких икон с византийскими ликами, других изображений не было. Потолки были низкие, сводчатые. Горело несколько свечей. Прихожан тоже не было видно. Вдруг алтарная дверь отворилась, и оттуда появился бородач в рясе - точь в точь как и все ранее виденные им священники. А он видел их немало, так как в церкви заходил не так уж редко. Поп приблизился: - Что скажешь, сыне? - обратился он к Александру, удивленно и пристально всматриваясь. - Извините, - пробормотал тот. Священник почему - то еще больше удивился - даже отшатнулся. - Ах да, - подумал Александр, - ведь это допетровская эпоха! Обращение на "Вы" для них непонятно и дико! - Просто, отче, - смущенно проговорил он, - за мной гнались - вот я и забежал... - Украл чего? спросил священник. - Что ты, отче! Просто напугал меня какой - то верховой - не то боярин, не то опричник... При слове "опричник" на лице попа изобразились ужас и недоумение, и он быстро закрестился, бормоча какие - то молитвы. - Что ты, сыне, Бог с тобой! Псов тех лютых, слава тебе Господи, нет со времен царя Ивана! А боярам, правда, под руку не попадайся: зашибут играючи! Да ты что, первый раз на Москве? И опять Александр растерялся: врать - то слуге Божьему грешно, а что сказать? Он сам не понимал, как очутился в этом деревянном городе, похожем на деревню, почему - то называвшемся Москвой! Три - четыре столетия - шутка ли? Они и время - то считают не по - нашему, а от "сотворения мира"! Как им скажешь про двадцатый век? Сочтут сумасшедшим - посадят на цепь! А то, чего доброго, сожгут, как колдуна! Что ж: придется схитрить... - Били меня сильно, отче, и всю память мне отшибли: ничего не помню - кто я и откуда: брожу, как неприкаянный... - Ну что же, чадо: уж за что тебя там били - Бог тебе судья, а пожалеть тебя надо не то пропадешь! В звонари ко мне пойдешь? В колокол звонить, да церкву прибирать, да и все делать, что скажу... Фунт хлеба в день да каши котелок идет? Александр растерянно кивнул. - И чтоб не воровать! Ворам ноздри рвут и кнутом засекают! Постой, а как звать - то тебя - помнишь? - Звать Лександр... Ну, что ж: имя христианское... Крещен хоть? Александр опять кивнул. - А молитвы знаешь? - Знаю, батюшка! -Читай за мной! Прочли вместе "Отче наш" и еще несколько молитв - Александр их знал довольно твердо. Он заметил, что поп крестится двумя перстами - значит, Никона с его реформой еще не было... (А Иван - то Грозный, слава Богу, уже помер)! Ну, что ж - подумал он, - это или конец шестнадцатого века, или первая половина семнадцатого... Может, самая "Смута"? А ведь интересно! С этой мыслью он проснулся. Глава 3. И приснится же такое! Будто даже и не сон! Да, жить там, конечно, не сахар... И несытно, и небезопасно... А вот люди вроде бы добрее. Да и проще, искренней. А, может, лучше было бы не просыпаться? Сейчас надо вставать, одеваться, плестись на работу, с кем - то там о чем - то разговаривать - всегда о неинтересном, угрюмо копошиться, выполняя никому не нужные обязанности, потом толкаться по очередям за какой - нибудь снедью, и, наконец, притащившись устало домой, кое как подкрепившись, уставиться в "ящик". И тупо глазеть на обрыдлые физиономии знать тебя не знающих людей, пока не заснешь! И так изо дня в день, из года в год - пока не умрешь! А тот поп - вроде добрый мужик: может быть, и грамоте не больно - то учен, но так и кажется, что знает что - то самое главное: зачем он живет на земле и где благо, где зло. А спроси у меня - не скажу: буду долго и путано рассуждать о "высоких материях", много произнесу ученых фраз, но все самое главное, самое важное так и пребудет в тумане! Потому что Веры настоящей нет, да и Любви - то "кот наплакал", и надеяться особо не на что! А почему? Да потому, наверно, что "жрецы" - то наши современные сами ни во что не верят, никого не любят! И каждый нутром это чует и не верит жрецам и вождям, да и ближним своим! Хорошо, если можно забыться хоть в чем - то: деньги, бабы, вино, барахло, "жигули"... Но не всем интересно! Я вот ничего такого не имею да и не стремлюсь, и, видно, нечего мне делать в этом муравейнике ущербных, равнодушных, бездуховных... Может, лучше было бы остаться в той эпохе навсегда? Но почему будильник не трезвонит? И темно... Ночь еще, что ли? Скорей бы светало, а то эта тьма прямо давит! И вдруг стало светлеть, проступили очертания предметов... Но он не узнавал привычной обстановки своей комнаты: мебели практически не было, да и стены как будто отсутствовали - со всех сторон его окружали серовато - голубые поверхности, приятно поблескивающие в ровном матовом свете. Источник этого света тоже трудно было определить: он как бы равномерно заполнял все пространство. Александр, изрядно озадаченный, довольно долго озирался - сперва лежа, потом сидя... И вот что его доконало: и лежал он, и сидел как будто в пустоте: он чувствовал упругую и мягкую опору, но видеть ее почему - то не мог! Одно из двух: или я опять сплю, или... - нет! Никаких "или"! Что за идиотская фантастика! Но если я понимаю, что сплю... - разве спящий может это понимать? От этих мыслей ему стало крайне неуютно. - Надо что - то делать... А услышу я свой голос? Надо что - нибудь сказать... - "Здравствуйте!" - произнес он нарочито - отчетливо. Со слухом оказалось все в порядке. Более того - ему ответили! Но он не понял - что: это была явно какая - то фраза, и звучала довольно приятно, в ней слышались какие - то знакомые звукосочетания, но смысл не доходил. - Кто мне отвечает? -думал он - живой ли человек, или какое - то устройство? Одно понятно: если это не "тот свет", то надо думать, что какое - то отдаленное будущее! И тут он почувствовал, что в его сознание поступает беззвучная, даже бессловесная информация. Он узнал из нее много любопытного о себе самом: что он очень архаичный индивид, и поэтому не может вести нормальный образ жизни, а, следовательно, нуждается в серьезной психофизической обработке. Что сначала предстоит выяснить причины такого его состояния, и для этого он должен ответить на некоторые вопросы. И вопросы не замедлили посыпаться... Когда ему пришлось назвать свой год рождения, последовало некоторое замешательство. Его спросили, сколько ему лет. Когда он назвал и эту цифру, воцарилось долгое молчание. Потом потребовали назвать текущую дату, и он чуть было не назвал, но вовремя удержался и сам вопросил, какой нынче год. Но ответа не понял. Тогда переспросил - какой год от Рождества Христова. После некоторой паузы ему ответили. Ответ потряс: выходило, что эта эпоха отстоит от его современности примерно на такой же период, как и та, в которой он побывал только что - но... в обратную сторону! Естественно, меня считают сумасшедшим или слабоумным! - подумал он невесело. А, может быть, у них такие случаи нередки? Вдруг это какой - нибудь эксперимент? Однако вряд ли: больно уж удивлены! Но ведь, по Эйнштейну, из дальних, космических рейсов, при достаточно большой скорости... Надо спросить! И спросил. Но на эту тему с ним не пожелали разговаривать Зато предложили решить в уме весьма головоломную задачку. Он долго морщил лоб и, наконец, довольно неуверенно сказал ответ. Но его медлительность, как видно, не устроила вопрошавших. Вопросы прекратились, но возникло ощущение, как будто у него копаются в мозгах. И вскоре пред ним как бы замелькали все события его нескладной жизни, начиная с самого младенчества. Все это проносилось с невообразимой быстротой - и то, что постоянно жило в памяти, и то, что было накрепко забыто - и многое из этого забытого оказывалось очень значительным и важным, может быть, и самым важным в его жизни! Было там и приятное, и отвратительное, и просто - напросто ужасное, и этого ужасного оказалось вовсе не так мало! Он просто ощутил брезгливость к самому себе: - так вот какое я дрянцо! Да разве я - такой - имею право жить на свете?! И что "они" подумают!... И с этой мыслью он опять проснулся. Глава 4. О, Господи! Теперь - то где я нахожусь? - Он лихорадочно окинул взглядом окружающее пространство. Кругом были привычные атрибуты его невеселой одинокой жизни. Да еще уныло зазвонил будильник. Но ему даже в голову не пришло вставать и начинать обычную дневную тягомотину: он весь был поглощен случившимся (или приснившимся?) Да и голова просто раскалывалась. - Наверное, придется заболеть: надо же хоть как - то оклематься после всего этого! Пускай попробуют не дать больничный! - Подумал он с несвойственной ему решимостью. - Хотя надо быть полным идиотом, чтобы рассказывать кому бы то ни было об этих приключениях... Скажу, что общее состояние мерзопакостное, и это будет чистейшая правда! А пока не грех и поваляться, да поразмышлять... Что это могло быть? А вдруг именно эта, "настоящая" моя жизнь и есть сон? А какая - то из тех есть явь? Нет, не похоже: больно уж чужим я оказался и в прошлом, и в будущем! Хотя и здесь - то я не очень свой: ведь не стыкуюсь, явно не стыкуюсь с окружающей действительностью! А, впрочем, кто же с ней вполне "стыкуется"? Много ли таких? Просто многие живут "зажмурившись" - вот им и кажется, что все "более - менее"... А на самом - то деле!... Говорят одно, думают другое, а делают третье! И считают это чем - то естественным, само собой разумеющимся! Тут ему вспомнилась мгновенная "прокрутка" его собственной жизни, и он тяжко вздохнул: - а ведь и я недалеко ушел! Да ведь иначе и нельзя, наверное: иначе в лучшем случае - "психушка"! Ну, а в тех эпохах с этим как? Неужели человек всегда "тиран, предатель или узник"? Страшновато снова попадать "туда", а все же интересно! Просто до безумия! Тем более, что опыт кой - какой уже имеется - авось не буду выглядеть столь "малохольным"! Он нехотя поднялся, кое - как привел себя в порядок, что - то съел, нетвердой походкой вышел из дому и вскоре очутился на приеме у врача. Врач - обычная для "полуклиники" усталая женщина средних лет, знавшая его, в основном, по простудам, как видно, и на этот раз ожидала услышать обычные жалобы на высокую температуру накануне вечером, на кашель, насморк и тому подобные "страдания". Но больной стал сбивчиво повествовать о том, что "голова болит", "тут болит", и "там болит", да и "ноги - то еле таскает"... - Не похмельный ли синдром? - мелькнула у нее догадка. - Так ведь вроде бы не пьющий... Да и вообще - интеллигентный человек... И симулировать, наверное, не стал бы - глаза честные... Вот нервишки, как видно, шалят! Одинокий, кажется, затюканный... Объективно - все более или менее... Что ему написать в бюллетене? Перебрав весь нехитрый набор популярных диагнозов, не остановилась ни на одном. - Ох уж эти мне интеллигенты! Захотел отдохнуть - так соври что - нибудь поскладней! А он что - то мямлит - мямлит, и при этом явно чувствует себя чуть ли не преступником! Придется подсказать! - У Вас, наверно, сон плохой... Но при упоминании о сне больной еще больше смутился: на его лице изобразилась явная растерянность - чуть ли не смятение - как будто проникли в какую - то его тайну! - Неприятные сновидения часто бывают? - Больной подавленно молчал. - Неврастеник какой - то! - подумалось докторше. А не показать ли его Евгению Кирилловичу? И через несколько минут Александр очутился в другом кабинете. Глава 5. Евгений Кириллович был редким для обычной поликлиники врачом: он привык серьезно думать на работе. Это доставляло ему массу неудобств и нареканий: очередь к нему всегда двигалась медленно, больные, и без того нервные, иногда приходили в неистовство. Но он ничего не мог с собой поделать: таким уж его создал Бог! Прозябание в "полуклинике" почему - то не убило в нем любви к своей профессии и участия к людям. В свое время, еще в институте, он подавал немалые надежды и вполне бы мог, со временем, выбиться в профессора, но... "обстоятельства"... зависть... интриги... Однако в кругу специалистов его фамилия была небезызвестна: помещал толковые статьи в специальных журналах, участвовал в консилиумах... В глубине души был не во всем согласен с самим Павловым: собаки - собаками, рефлексы -рефлексами, а пресловутая душа все же должна быть - в этом он был непоколебимо убежден! ( Из - за этого ему и диссертацию "зарезали"). Э, батенька, - подумал он, незаметно, но пристально вглядываясь в Александра: да ты, пожалуй, мой - со всеми потрохами!... Что - то в тебе есть - и очень, очень интересное: явно много интеллекта... Ну, нервишки, конечно, малость того, но главное - то, главное - не в этом: у тебя душа жива, и, в силу этого, болит! - Что, больничный не дают? - обратился он к пациенту максимально располагающим тоном. -Не волнуйтесь: думаю, что с этим у нас проблем не возникнет. Вы только поподробней отвечайте на мои вопросы: все мы чем - то, да больны! А у Вас и жизнь, как видно, не особо радостна, и что - то изнутри Вас явно беспокоит... Депрессии часто бывают? - Пожалуй, - сказал Александр. -И сейчас, наверно, она тут как тут? - Вы правы. - Вот видите - это уже диагноз... Ну, и есть, наверно, что - то, что Вас мучает, тревожит, беспокоит? Этого добра всегда хватает...- Ну, а в данный - то момент? Конечно, можете не отвечать, но очень бы хотелось все - таки услышать: профессиональный, знаете ли, интерес, да к тому же Вы мне чем - то симпатичны: вижу, что человек мыслящий и достаточно содержательный, только вот закомплексованный... Впрочем, я и сам достаточно закомплексован: это нам - интеллигентам - всем знакомо (тут он подмигнул). И уставился на Александра сдобным профессорским взглядом: уважаю, мол, и понимаю, и сочувствию - не напрягайся, будь самим собой... Александр, конечно, понимал, что это профессиональная игра, но все же несколько размяк: ведь человек действительно старается, ищет пути, как помочь... Да и специалист он, видно, неплохой, и человек достаточно приятный - повезло, можно сказать! Но разве можно взять и выложить даже ему всю правду? Тут, наверно, не о бюллетене речь пойдет, а уж наверняка о койко-месте! А, с другой стороны, кому же, если не ему? В себе носить - с ума сойдешь! Попробую, пожалуй, рассказать сугубо как о сновидениях: дам ему понять, что у меня и в мыслях нет считать это чем - нибудь реальным! И начал, заикаясь поначалу, даже замолкая временами, повествовать о происшедшем накануне. Врач слушал внимательно и с явным интересом, но нельзя было понять верит он или не верит и как он все это расценивает. Он почти не прерывал его какими - то вопросами, лишь изредка прося что - либо уточнить. Когда рассказ закончился, он заявил, что очень благодарен: все это настолько интересно... Просто, знаете ли, неизъяснимое удовольствие Вы мне доставили - честное слово! Но мне показалось, что Вы это все понимаете только как сновидения... Я не ошибся? - Нет, Вы правильно поняли... А как - же понимать иначе? - Вот это и есть самое интересное! Именно это! Ну, бред, галлюцинации можно исключить сразу: поверьте - у меня есть опыт! А можно Вас спросить: Вы твердый материалист? - Да нет, знаете ли, отнюдь... А Вы? - И я, представьте, тоже... То есть - был когда - то, как и Вы, наверно, материалистом. Но сама моя работа мне давала много материала для сомнений... Только не спешите вешать мне ярлык "идеалиста": мне кажется, что обе эти позиции примитивны и узколобы: истина же даже не посередине, она где - то сверху: нет, наверное, ни пресловутого "духа", ни осточертевшей по учебникам "материи": это, в сущности, условные понятия - они не отражают сути Бытия... Последовала некоторая пауза, и Александр решил ее использовать: заговорил о духоматерии. Да! Конечно! Конечно! Вы правы: именно она! Я рад, что Вы имеете понятие, об этом! Это ведь снимает тот "основной вопрос философии", из - за которого столько копий впустую поломано! Тут он с досадой взглянул на часы: - Эх, батенька, заговорились мы с Вами! Я ведь на приеме - сейчас начнут двери выламывать! Но у нас еще будет достаточно времени: подержу Вас на больничном, сколько можно. Приходите послезавтра, лучше чуть попозже - чтоб народу было меньше. Ну, всего Вам наилучшего - душевно рад был с Вами познакомиться! Глава 6. Кто - то энергично тряс его за плечи. Временами он ощущал и увесистые тумаки. Но проснуться все никак не мог: глаза не открывались. Потом тряска на минуту прекратилась, после чего вдруг стало холодно и мокро. Тут глаза наконец разлепились, и перед ним оказалась чья - то бородища. - Ну, слава Тебе, Господи! - услышал он слегка знакомый голос и, вглядевшись, опознал "того" попа. - Я уж боялся, как бы ты во сне не помер! Как вчера заснул, повечеряв, так до самых сегодняшних сумерек не просыпался! Я и к обедне, и к вечерне сам звонил... Ну как, Лександр? болит чего? - Да вроде нет, - промямлил Александр. - Ну, и слава богу! - довольно прогудел в бороду поп. - Подымайся с Божьей помощью - вечерять будем! Мне сегодня прихожане горшок масла да яичек принесли: устроим пир! А то, небось, голодный... Тут он со скрипом отворил маленькую дверцу и сказал кому - то: - Ну, проснулся наш байбак! Идите вечерять! Раздался топот многих босых ног, и в каморку ввалилась целая орава детворы. Они были разного возраста, но одеты были одинаково: в посконные рубашки, да и похожи были друг на друга. Подбежав к Александру, они разом загалдели вперебой кто о чем. Но, в основном, каждый пытался рассказать, как они весь день его будили - так что батюшка, в конце концов, прогнал их, наконец, отсюда - уж больно они изощрялись: залезали на него все пятеро зараз, а потом даже с лавки стащили! - Ох, и брякнулся же ты - ну аки куль с мукой! - тараторили они со смехом. Но тут появилась дородная женщина в сарафане - как видно, хозяйка - неся на ухвате чугун, из которого распространялся аппетитный запах. Дети тут же кинулись к столу и расселись вокруг чугуна, нетерпеливо елозя в предвкушении трапезы. Хозяюшка беззлобно цыкнула на них и обратилась к Александру: - Что, болезный, оклемался? А уж мы то напужались: цельный день не ел - не пил, все спал да спал! Эх, сдается - не только на баб луна действует! - Луна? - переспросил Александр. - Луна, Луна, милок: ведь полнолуние сегодня! Да, помнится, хозяин мой и привел тебя аккурат в прошлое полнолуние! Вот оно что! - подумал Александр. И впрямь, наверно, можно расписание составить! И Евгений Кириллович наверняка обрадуется такой находке! Евгений Кириллович успел стать ему близким приятелем: за те почти что три недели, что он держал его на бюллетене, много у них было разговоров - и довольно содержательных: говорили, так сказать, по-русски: обо всем на свете! Тот довольно откровенно рассказывал о себе, и этим вызывал на откровенность Александра. А по поводу чудес, происходящих с ним, они договорились сразу: Александр пообещал рассказывать ему все откровенно и во всех подробностях. Его новый приятель, правда, сетовал, что не сумеет оказаться рядом с ним при очередном "сеансе": а то можно было бы и энцефалограмму снять - прибор бы он достал... И вот теперь, наверное, удастся! Настроение изрядно поднялось. Тем более, что снова появился поп и все прочли полагающуюся перед трапезой молитву. После чего началась сама трапеза. Хозяйка сперва положила из чугуна супругу в глиняную плошку, потом Александру, потом каждому из детей, и потом уж себе. Ели все с аппетитом. Вскоре дети стали ныть, прося добавки. Кто - то из них, видя, что мамаша отвернулась, попытался сам что - то выхватить из чугуна, но тут же получил по лбу деревянным половником. В конце концов все вроде бы насытились. Дети тут же захотели спать и улеглись по лавкам. Хозяйка стала убирать посуду со стола. Александр хотел помочь, но та удивленно взглянула, сказав: - Ты что, милай? Не мужеско дело! -Ну, Лександр, теперь, чай, долго не заснешь! - благодушно пробасил поп. Да и меня чего - то в сон не клонит... Оно, может, и грех полуночничать, да Бог милостив. Давно хотел тебя спросить: не вспомнил ли чего? Вижу - малый вроде честный, служишь справно, никуда не шляешься, детишки тебя любят - значит, человек хороший... Да, похоже, даже грамоте учен: в приказ бы какой мог пристроиться - ох бы как жил! Там каждый проситель чего - нибудь да принесет... Вымогать, конечно, грех, но, ежели сами несут - можно взять: жалованье - то не ахти, да и его - то редко плотют: казна - то кремлевская нонче пуста! - Почто же казна - то пуста? - вопросил Александр, надеясь помаленьку прояснить, в какой же исторический момент он угодил. - Да с чего бы ей полной - то быть? - чуть не взвыл собеседник: - ведь земля - то нища - хуже некуда! Разоряли ее - разоряли, терзали - терзали! - Кто ж терзал - разорял? - Э, милай! Ты спросил бы, кто ее не терзал, кто ее не казнил! Ну, татаре - то эти поганые были давно, да и сгинули милостью Божьей! А царь - то Иван, Грозным прозванный! Уж казнил он казнил правого и виноватого, воевал - воевал: и с Литвой, и с Ливонией, и с крьмцами, и с немцами, да и довоевался: еле Псков и Смоленск отстояли! Да Крымский - то хан на Москве побывал - всю спалил! Да что хан... Сам Иван - то ведь своего старшего сына угробил! Наследника! А младшего, Митю - то отрока, говорят, Годунов погубил - злой татарин! Подослал лихих людей его зарезать! А еще был у царя Ивана один сын - так на голову слаб: товарищ твой по ремеслу только и умел в колокола звонить! Ну, а злые - то бояре воровство по всей земле устроили, казну разграбили! А самый из них хитрый - ирод Годунов - даже царем сделался: сперва царя - глупого Феодора на сестрице на своей женил, да и всю власть себе забрал, а как Феодор этот помер - так его, татарина, на царство и венчали! (Бог - то Федору детей не дал!) Только Бог наказал и его, и нас всех за грехи его тяжкие: земля перестала родить, настал голод великий: хлеб пекли из лебеды, а бабы - ведьмы торговали на базаре пирогами с человечьим мясом. Тут и помер этот ирод не по- христиански: в одночасье, причаститься не успев! А в то время уж другой разбойник подходил к Москве: Отрепьев Гришка, самозванец! По диавольскому наущению выдавал себя за убиенного царевича Димитрия! Да еще еретиков - католиков привел с собой из Польши и Литвы, и сел на трон, разбойник! Но недолго, правда, с этими еретиками поглумился над народом нашим православным да над верой нашей святоотеческой: почитай, через полгода вся Москва поднялась по набату, ворвались наши удальцы в покой охальника: зарубили его топорами, а труп - то его окаянный в торговых рядах у кремлевской стены долго - долго валялся, и все подходили, плевали в него! А потом разложили костер да сожгли его мерзкую плоть, ну, а пепел оставшийся всыпали в пушку, да бабахнули в сторону польской земли! А когда ж это было? - спросил Александр. - Да всего ничего: года нет! - Эге, подумал Александр, - теперь понятно: как раз в "смуту" угодил! Только - только Шуйского в цари избрали, а тут вскорости и Болотников со своею крестьянской войной подоспеет! Вот так - то, милай: долго не было у нас законного царя, а нынче - появился: бояре - то нашли любезные своего, боярского государя поставили: Шуйского! А он известный прохиндей, промолвил поп, понизив голос: - сам ведь сперва поставил над Москвой этого проходимца Отрепьева, а потом сам же его сковырнул: самому, видать, на царство захотелось! Только какой он там царь! Боярского гонору много, а по хитрости - так всех чертей перехитрит, а вот государского ума ему Бог не дал: будто бы и вовсе нет у нас теперь царя - бояре что хотят, то и творят, и не найдешь на них управы: доведут народ до бунта! А, может, лучше вовсе не иметь царя, чем таких царей, как этот Грозный, или ирод Годунов, или тот же Шуйский? - нерешительно промолвил Александр. Поп опасливо взглянул на собеседника и гневно - наставительно отрезал: - Бог с тобой, еретик неразумный: что несешь?! Кто мы все без царя? Аки стадо без пастыря: волкам того и надо - те же самые бояре с потрохами всех сожрут, да разбойные люди начнут баловать во всю прыть! Да еретики - соседи живо явятся воевать нас и обращать в свою нечестивую веру! Да и не по Божьему это закону: один Бог на небе, один царь в державе! А если немилостив - это за наши грехи: молиться надо и смиряться! Ведь любая власть - от Бога! А самозванец - еретик тоже Божьей милостью на царство сел? - вопросил лукаво Александр. Вору этому, видать, сам дьявол помогал, но опять же - по Божьему попущению: без Божьей воли - то и волос с головы не упадет'! Эх, паря! Темный ты еще, видать, да глупый! Да и в вере, должно быть, не тверд! - проговорил поп с озабоченным видом. - В геенну захотел? Аль на дыбу? Александр спохватился - и вовремя: собеседник начинал поглядывать на него довольно подозрительно. - Да что ты, Отче, Бог с тобой! Кому же хочется туда попасть? Это так, в народе бают -слышал краем уха. - А ты поменьше слушай всяких дураков: народ - то у нас темный, неразумный! А ведь сказано в Писании: "глас народа - глас Божий!"- не удержался снова Александр. - Молод ты рассуждать о Писании! Я, слуга Божий, и то не решаюсь: на то богословы нам дадены, да соборы церковные, да патриархи! Да и о государских то делах не нам с тобой судить: на все Его святая воля - понял? Все одно нас не спросят: рылом мы с тобой не вышли! И, помолчав, добавил: - а ты прямо как мой кум - из приказных: любит языком молоть - того гляди отрежут: за крамольные - то речи у нас это частенько бывает... Так вот он мне то и дело говорит, что нынешний - то царь ему не нравится: порядка, мол, совсем не стало... А вот, мол, при Иване - то царе порядок был! А я, грешный, всегда с ним собачусь: для такого - де порядка ни уменья, ни ума не надо. - лишь бы головы летели! Так любой мясник бы мог порядок навести! Как знакомо! - подумалось Александру. - Мы ведь тоже именно об этом постоянно спорим - чуть ли не до драки! - Ну, а народ - то московский как думает? спросил он у попа. - Да народ - как когда: как бояре ему насолят, так и вспомнит: "нет на них царя Ивана!" А как Годунов какой начнет хватать баламутов, да беглых, да строптивцам ноздри рвать, тогда сразу: - кровопивец, Грозный ему кланялся! Оно - то конечно: без строгости с нашим народцем не сладишь... Только разум - то нужнее! Да и сердце должно быть не каменно! Вот ведь излагает! Молодец какой! - подумал Александр. Его в нашу бы Думу: он бы многих, наверно, и там научил уму - разуму! Не говоря уж о наших мещанах озлобленных, что тоскуют по "твердой руке"! А я ведь даже его имени не знаю! - вдруг подумалось ему: все "отче" да "батюшка" - нехорошо! Поп снова укоризненно прищурился: - Ты ведь так и не ответил мне, Лександр: ведь спрашивал - не вспомнил ли чего? Так сказывай: чей сын, откуда родом, что с тобой случилось - приключилось? А то, неровен час, стрельцы нагрянут - что им скажем? Александр замялся: - Ох, батюшка! Вспоминать - то порой вспоминаю, да странное что - то: боюсь - не поверишь! - Ты сказывай, сказывай, а там - что Бог даст! Да вспоминаю, батюшка, дома высотою с Ивана Великого, а в них - по две дюжины окон - что в высоту, что в длину - как пчелиные соты! В них люди живут. А между домами кареты железные ездят: быстро - быстро и без лошадей. А по небу железные птицы летают: большие - большие, и громко ревут, а в них люди сидят... Поп, слушая, все больше округлял глаза, а потом замахал на него: - Свят, свят, свят! Что несешь! Ты всерьез ли? - Видишь, Отче: я предупреждал... - Ну, так вот что я тебе скажу: молись почаще! Дьявольское это наваждение! Не могут люди строить те домины, про которые ты тут болтал: Бог этого не хочет: Он и Вавилонскую башню построить не дал! А карета без лошади как может ездить? А железо как может по небу летать? - Ну, птицы - то летают... - Птицы! Птицы крыльями махают! А железную хреновину ты как заставишь это делать? - Э, батюшка! Сильный ветер подует - и ты полетишь! Можно сделать такие винты, чтоб они очень быстро вертелись и делали ветер; и большие, широкие крылья, которыми даже не надо махать, если ветер силен... И тогда лети себе! - Эх! Шалапут ты, шалапут! - Поп укоризненно вздохнул. - Башка у тебя непотребством забита: раз уж Бог сотворил человека без крыльев, то и летать ему, значит, не след! Гляди, не держи таких речей нигде, ни с кем: враз еретиком объявят да сожгут!... Помолчали... - Женить тебя надо, пожалуй, - вдруг произнес поп. - Чтоб от суемудрия отвадить! У меня средь прихожанок есть невесты - да какие! - А ты, случаем, не обвенчан ли с кем? - Александр в замешательстве помотал головой, но порядком струхнул: этого еще не хватало вдобавок ко всем чудесам! Вот уж действительно есть от чего умом тронуться! А поп, явно довольный осенившей его идеей, увлеченно продолжал говорить на эту тему. А в заключение сказал: - Только ты уж будь так ласков - вспомни, вспомни: кто ты, чей ты да откедова? А то ведь так и будешь, аки шпынь ненадобной! ... -Ну, уже, однако, вон - слышишь - петухи кричат? А нам рано к обедне вставать... - Храни тебя Господь! - он истово перекрестил "Лександра" и задул свечу. Александр нашарил в потемках свободную лавку и лег, не раздеваясь - как здесь было принято. Кругом храпели и сопели, кто - то что - то бормотал спросонья, все тело горело: наверно, клопы... Где - то вдалеке брякали колотушки ночных сторожей и заливались лаем псы. И душно, смрадно было в тесной, людной комнатенке. В общем, не спалось. Он чувствовал, что, если заснет, то проснется уже в другом времени. Но как же так?! - пронзила мысль: - ведь я же почти целый месяц жил в "своем" двадцатом - веке! А послушать их - так никуда не отлучался с прежнего полнолуния! Раздвоился я, что ли? Но тогда я должен был бы помнить обе линии своей двойной жизни, а ведь этого нет: я всегда или там, или здесь... Чудеса! Хотя само перемещение во времени - не чудо разве? Пора перестать удивляться! Интересно: попаду ли я, как в прошлый раз, еще и в будущее? Глава 7. Он уснул уже под утро, а, проснувшись, почувствовал под собой не жесткую лавку и не свой продавленный диван, а мягкую, упругую опору. - Ну, ясно: все, как и тогда: неумолимый маятник! Как и в прошлый раз, вокруг посветлело, и он увидел то же помещение. Но созерцать его пришлось недолго: часть стены напротив его куда - то исчезла, и в проеме появилась женская фигура. Лицо у "феи" было миловидное, довольно молодое. Что касается одежды, это был комбинезон: элегантный, ладно пригнанный, слегка кокетливый. Посетительница располагающе улыбнулась и, обратившись к нему по имени отчеству, поведала, что она - сотрудница какого - то там института. Александр толком не понял - какого, но сообразил, что явно имеющего отношение к исторической науке. Зовут ее Наташа - так и называйте: отчества у нас не приняты. - Вы хорошо понимаете мою речь? - Да, вполне, - ответил он. ( Речь ее, действительно, была очень понятной, но в ней чувствовалось нечто вроде акцента. Впрочем, сам этот "акцент" был довольно приятен.) - Вы хотите меня изучать? - вопросил напрямик Александр. - Если Вы не против, то конечно: Вы, наверно, тоже бы не упустили случая... А, впрочем, мы Вас уже неплохо изучили: как говорится, дело техники... А вот та эпоха, где Вы только что гостили, представляет для нас немалый интерес: ведь ваш XX век, как Вы его называете, мы неплохо знаем и по книгам, и по фильмам, и по прочим документам. Другое дело - тот, "семнадцатый": ведь не было тогда кино, звукозаписи, да и архивы были редкостью... Скажу Вам больше: Вы там очутились не без нашей помощи! Вы для нас - как бы посредник: особенности этого эксперимента таковы, что "нашего" человека невозможно п