Антон Фридлянд - Запах шахмат

Назвать действующих лиц подлинными их именами по понятным причинам невозможно. Единственный способ оставить персонажей такими же родными и немного ненастоящими, какими их видел автор – присвоить им всем имена великих живописцев, чьи образы, я не сомневаюсь, были близки писателю.

По тем же соображениям, исключительно из желания не навредить, из текста изъята глава 47, которая содержит описание технологий Тренинга.

В остальном текст подвергся минимальным изменениям – из глав 29 и 45 исключены сцены сексуального насилия, исправлены орфографические ошибки. Все смысловые неточности и своеобразная пунктуация оставлены в первозданном виде.

Приятного чтения!

Горнолыжный городок летом.

Как зоопарк с пустыми клетками. Нет стука пластиковых ботинок по коридору гостиницы, не нужно перелазить через завалы лыж у входа в ресторан. Нет, наконец, дурацких ярких шапочек, которые маячили до середины апреля, пока лежал снег.

Местные жители заметили меня только тогда, когда схлынули лыжники. Я хотел сначала переехать в другой городок, чтобы избегнуть внимания, но скоро заметил, что туземцам, в принципе, наплевать на меня – неразговорчивое непримечательное существо, на экзотику я не тяну.

Это мое первое лето здесь. Мне нравится.

Здесь есть две гостиницы, три ресторана, банк и почта. Когда я становлюсь единственным постояльцем в городе, владельцы гостиниц начинают вяло переманивать меня друг у друга, что дает мне возможность в очередной раз снизить плату за номер.

Завтрак по моей просьбе приносят не раньше полудня. Я ем, принимаю душ, включаю компьютер, просматриваю электронную почту, курю на балконе с видом на отключенный подъемник. Иногда в другой последовательности.

Если есть настроение, работаю часов до трех. В три мне звонит владелец ближайшего от гостиницы ресторана и спрашивает, приду ли я обедать – он хочет знать, открывать ли ему заведение. Иногда я прошу принести в номер, иногда не подхожу к телефону. Бывает, иду в ресторан, по дороге заглядывая в банк или на почту. На почте я покупаю открытки с видами гор и лыжных городков, таких, как этот – вялотекущая коллекция, начатая в феврале.

Банкомат высовывается из южной стены банка, рядом с входом в контору. Здесь же сидит на высоком табурете охранник, толстый чех, один из моих знакомых в этом городе. Свой табурет он вынес на улицу первого апреля, и теперь торчит здесь каждый день.

– Здравствуйте, Альбрехт! – говорит он мне по-русски, улыбаясь.

– Привет, – говорю я ему, отвечая такой же приветливой улыбкой.

– Тепло сегодня, – говорит он по-чешски.

– Ага, – говорю я.

Банкомат выдает мне нужную сумму, и я иду дальше. До свидания, Альбрехт. До свидания.

Деньги я получаю за то, что пишу детективы и боевики, которые потом выпускают в мягких и твердых переплетах под женскими и мужскими именами. Я даже здесь видел свою книжку у одной дуры в руках. Это было в январе. На обложке было написано «Юлия Крапивина. Смертельный пирог».

С Лотреком мы познакомились три года назад в Москве. Я тогда издал за свои деньги первую книгу и носился с ней – звонил прессе, пытался назначить встречу с несуществующими издателями. Это было очень мультяшное время для меня – происходящее я воспринимал неадекватно, трахался два раза в день, почти не спал и ел только ночью.

Кто-то подсунул мне его визитку, на которой было написано «Тулуз Лотрек. Издатель». Я созвонился с ним, засунул в карман свою книжку, источавшую обаяние минималистского дизайна, и поехал к нему в офис.

Офис Лотрека состоял из трех комнат. В первой комнате сидела секретарша за компьютером, во второй размещался митинг-рум с двумя огромными диванами и телевизором, а в третьей – кабинет Лотрека. Его кабинет состоял из длинного металлического стола, на котором не было ничего, кроме большого компьютера и нотбука. На полу валялись несколько книг, а к стене был прикреплен листок с заданиями – позвонить этим, написать этим, сделать то-то. Я не нашел глазами ни одного стула. Потом я узнал, что Лотрек терпеть не может сидеть и вообще находиться на одном месте.

– Идем в митинг-рум, – сказал он. – Что там у тебя? Книжку издал?

Лицо Лотрека оказалось знакомым – часто видел его на вечеринках. Всегда в первых рядах, сигарета торчит вверх, зажатая керамическими зубами, и пляшет, пляшет.

Я сидел на одном из диванов и пил кофе, а Лотрек расхаживал вдоль стены, читая мою книжку. Он читал каждую пятую страницу, и лицо его ничего не выражало. Вдруг он положил раскрытую книжку на спинку дивана и спросил меня:

– Нюхаешь?

Я не любил кокаин, но тогда не имел привычки отказываться от наркотиков.

Лотрек метнулся в кабинет и вернулся с большой черной тарелкой. Он достал из кармана жестяную коробку с надписью «Зубной порошок „С ДОБРЫМ УТРОМ!“ и соорудил на тарелке невысокую горку порошка, карточкой разделив ее на манер пирога на четыре части.

Трах-бум-бам! Я уничтожил один сектор, Лотрек – два. Потом он поделил то, что осталось на две части, и мы дернули еще.

Лотрек облизал тарелку, поморщился, вскочил с дивана и продолжил чтение.

– Нет, это полное дерьмо, – сказал он, дочитав очередную страницу до конца. – Извини. Пока.

Лотрек исчез в кабинете, и я его больше никогда не видел.

Он написал мне сообщение через три дня (на последней странице книги стоял мой e-mail-адрес).

В сообщении Лотрек предлагал работать для одного московского издательства – требовалось написать часть книги на основе сюжета, который он прилагал отдельным файлом. Он сообщал, что не знает, под чьим именем выйдет книга, и работать над ней придется в связке с редактором и еще тремя авторами – связь по электронной почте.

Я согласился.

Отправив Лотреку первые тексты по этому проекту, я получил ответ: «ОК», и аванс. Я закончил свою часть работы через три недели. Три недели непрерывного общения с редактором (вредная тетка, наверно, старая дева), по сорок сообщений в день, и я получил всю оговоренную сумму. Через три месяца книга вышла под именем модного российского автора, а я уже трудился над новым проектом. На этот раз я должен был написать не часть текста, а весь текст. И я написал его, нагло изменив сюжет и предложив свой вариант названия. Лотрек сказал тогда, что петербуржцы нас, скорее всего, пошлют, но отправил заказчику текст в неизменном виде. Питерское издательство приняло мой детектив, тут же направив мне еще два заказа, и Лотрек предложил нанять его своим агентом.

– Мне надоело торговать засохшей спермой, – написал он, как всегда выражаясь слишком образно. – Я хочуперепродавать нормальную поп-литературу, и ты, Дюрер, мне подходишь.

После этого мы редко писали друг другу – я чаще контактировал с двумя редакторами, которыми Тулуз Лотрек заполнил свой московский офис. Думаю, сейчас он живет на Ямайке – ему всегда этого хотелось.

Меня никто никогда не спрашивал, что я здесь делаю, почему я здесь остался. Лотрека этот вопрос не волнует, для родственников я придумал версию, а местные слишком тактичны, чтобы спрашивать об этом. Себе я тоже не могу ответить, почему. Но мне хорошо известно, из-за кого. Из-за Кете Кельвиц.

Мы были вместе восемь месяцев, когда приехали сюда. Для меня это был период превращения влюбленности в любовь, я был привязан к Кете по-настоящему. Она… Не знаю. Она всегда смотрела словно сквозь меня, даже тогда, когда смотрела с любовью. Кете нравилось спать со мной, и ничего кроме животной нежности я не мог ей предложить – у меня больше ничего нет.

Ей не нравилось мое занятие («Спишешься», – говорила она), мне не нравились ее знакомые. Она часто пропадала, и я, слушая автоответчик ее мобильного, понимал, что рано или поздно она и вправду пропадет.

Я был готов к этому в принципе, но не подозревал, что все произойдет так, как произошло.

Я катался на лыжах гораздо лучше ее, поэтому с первого же дня мы отправились на разные трассы. Мы рано вставали, вместе завтракали, вместе шли к подъемнику, там расставались, а потом встречались в ресторане или уже в номере. Как-то я спустился к Кете пораньше и обнаружил, что она и здесь нашла знакомых – она пила горячее вино с двумя белозубыми парнями, и их лыжи валялись рядом с бревном, на котором они все вместе сидели. Кете познакомила нас, но разговор не получился – я сказал парням несколько неприятных глупостей и снова отправился на гору. Вечером Кете рано легла спать, а я засиделся за компьютером. Когда я проснулся на следующий день, она уже ушла кататься. На горе мы не встретились, и я не нашел ни одной ее вещи, вернувшись вечером в номер.

Она даже не пыталась ничего объяснить – не было ни записки, ни телефонного звонка на следующий день. Кете Кельвиц ушла, оставив в маленьком горнолыжном городке на границе Чехии и Польши странное существо, распластавшееся медузой на снегу и до краев заполненное пустотой.