Надин Гордимер
Там что-то есть
Стэнли Доброу удалось-таки, при помощи фотоаппарата «Кэнон» – одного из трех, подаренных ему на конфирмацию, – сфотографировать эту тварь. Он сделал это! Пообещал – и сделал. Шарон с Хилтоном могут подтвердить.
В сущности, все, что они видели, это как он пулей выскочил из бассейна и ринулся в дом за камерой, оставляя мокрые следы на лестнице, покрытой новой ковровой дорожкой. Да еще две схлестнувшиеся верхушки деревьев. Негусто…
Только много позже, когда и другие стали утверждать, будто видели это или похожее на него существо либо сталкивались с результатами его появления в пригородах (в одном месте оно загрызло роскошного персидского кота, в другом нашли останки растерзанной четырнадцатилетней таксы), – тогда только отец Стэнли поверил сыну и позвонил в редакцию, чтобы рассказать о сенсации.
«Хищный монстр резвится в богатых предместьях», – озаглавил свою заметку один из заместителей редактора массовой воскресной газеты, недавний выпускник университета. Первый зам нашел выражение «хищный монстр» слишком претенциозным и заменил «диким зверем», к тому же поставил в конце фразы вопросительный знак. В заметке рассказывалось о том, как тринадцатилетний школьник первым увидел чудовище и попытался запечатлеть на фотопленке.
Фамилия Стэнли, лишившаяся последнего слога еще в 1920 году, когда его прадед Лейб Добровский эмигрировал из Литвы, впоследствии претерпела еще одну метаморфозу, превратившись в Доброва. Мать мальчика добросовестно исправила эту ошибку во всех газетных вырезках, которые затем разослала родне: свекрови, заграничному кузену и семье дальних родственников, тех самых, что подарили мальчику «Кэнон». Посыпались звонки: «Это правда, что про Стэна написали в газете? Что он там все-таки увидел?»
По мнению одного ветеринара, следы от зубов, оставленные зверем на трупиках домашних любимцев миссис Шины Маклеод, были в точности такими, как после укуса дикой кошки. Менее сотни лет назад она, называемая также виверрой, или циветтой, в больших количествах водилась в окрестностях Йоханнесбурга. Известно, что представителям фауны свойственно возвращаться в места обитания их предков. Помните самоубийственный заплыв пары слонов? Они отправились искать древние площадки для брачных игр, а те давным-давно стали дном искусственного моря.
Бывший владелец зоомагазина высказал в «Ридерс ревью» догадку о том, что пресловутый зверь – почти наверняка одичавшая обезьяна, чей-нибудь беглый питомец. Свидетели дружно возразили: хищник был гораздо крупнее, хотя и вполне мог относиться к семейству обезьян. Стэнли Доброу и его друзья дали описание его морды, мелькнувшей меж деревьями и отразившейся в воде плавательного бассейна: темная, с глубоко посаженными глазами. Что именно его спугнуло – резкий ли рывок Стэнли или рокот гусеничного вездехода, очищающего берег от грязи, – на этот счет друзья не пришли к общему мнению.
Как бы там ни было, это происшествие приятно отличалось от привычных, порядком надоевших новостей. Сплошные забастовки, грызня между фракциями в правительстве, еще недавно казавшегося столпом нерушимой власти; споры из– за границ, которым вроде бы полагалось служить гарантией мира и процветания; студенческие бунты; фермеры, недовольные низкими ценами на их продукцию; потребители, вынужденные все больше платить за хлеб и кукурузу; новые оскорбления нации в виде бойкота и грубого досмотра южноафриканских рыболовных судов в связи с обвинениями в нарушении границы территориальных вод. Поговаривали, будто местная рыбная промышленность терпит крах из-за браконьерства со стороны русских – еще один повод для тревог!
И вдруг – этот случай в окрестностях Йоханнесбурга! Обыватели словно вернулись в старые добрые времена, еще до того, как черных стали называть «мистер» и под влиянием коммунистов обвинять во всех грехах белых. То ли дело раньше, когда газеты печатали милые сердцу истории о тыквах-великанах и – это миссис Наас Клоппер особенно хорошо запомнила с детства – льве, который мирно уживался в одной клетке с маленьким фокстерьером. Эта, условно говоря, обезьяна давала обильную пищу для размышлений и пересудов потому, что имела отношение к вашей собственной жизни (представьте себе, какой ужас – увидеть монстра в собственном дворе!), а не к тому далекому, почти несуществующему миру, который вы никогда не видели и не увидите, как, например, штаб-квартиру Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке или черные гетто – Соуэто.
Миссис Наас Клоппер (как она всегда называла себя, хотя ее звали Эстер) узнала о монстре из «Трансваальской газеты», которую читала, сидя у себя в гостиной и ожидая, когда сварится рис к обеду. Она очень любила эту гостиную и весь свой «милый дом» с комнатами на разных уровнях, построенный Наасом в соответствии с ее художественным вкусом пятнадцать лет назад, когда его агентство по продаже сельскохозяйственных участков только-только начало приносить доход. Расположенный на задворках небольшого города– спутника, дом имел все удобства и ничем не уступал богатым особнякам в фешенебельных районах Йоханнесбурга и Претории. Рис варился в полностью электрифицированной кухне с микроволновой печью и холодильником. К спальням примыкали ванные комнаты с зелеными и розовыми стенами, увешанными кашпо с декоративными растениями. На окнах гостиной, где хозяйка восседала на обтянутой бархатом поролоновой софе, красовались пластиковые венецианские жалюзи пастельных тонов, дедероновые занавески и бархатные гардины в тон. Все двенадцать обеденных стульев были заботливо покрыты чехлами из кружева с узором в виде пастушков и пастушек, собственноручно связанного хозяйкой. Засушенные цветы и панно из ракушек – тоже ее работа; она же связала крючком петли с кисточками для цветочных горшков, подвешенных над плетеной мебелью на застекленной террасе. А медные декоративные тарелки она приобрела во время поездки в Виктория-Фоллс, когда Родезия еще называлась Родезией. Телевизор был вставлен в резной корпус. Табуреты вдоль мини-бара имели туземный колорит: они были обтянуты шкурой собственноручно подстреленной Наасом антилопы пала, Во дворе Наас устроил плавательный бассейн в форме палитры – точно такой же, как тот, расположенный в сорока километрах отсюда, где плавали Стэнли Доброу и его друзья.
Вместе с тем, в их обители витал неистребимый дух унылого крестьянского дома, в котором Наас провел детство. Он не любил вспоминать об этом с тех пор как перешел границу между крестьянином и коммерсантом, между прошлым, в котором буры[1] занимались исключительно сельским хозяйством, а уитлендеры[2] торговлей, и настоящим, когда африканеры заняли господствующее положение в развитой индустриальной стране, став предпринимателями, биржевыми брокерами, пивными миллионерами – одним словом, «коммерсантами». И все же при строительстве дома из подсознания выплыли воспоминания о длинных темных коридорах в доме его матери.
Он застал миссис Наас в коридоре с голыми стенами – та направлялась на кухню, чтобы откинуть рис.
– Эстер, ты не могла бы на скорую руку приготовить нам кофе или чай?
– У меня как раз поспел обед.
В поведении мужа было что-то неестественное; она называла это «напускать на себя» – так бывало, когда он занимался бизнесом. У него не было времени снять с себя официальный вид, как он снимал шляпу, входя через кухню с улицы.
– Кто с тобой?
– Молодая супружеская пара. Это насчет усадьбы Клейнхенов. Они остались в машине. Отопри парадную дверь,
– А почему – «чай»?
– Они разговаривают по-английски.
Хороший бизнесмен обо всем подумает, с улыбкой подумала жена. А хорошая хозяйка всегда готова к приему гостей. Покачиваясь на высоких каблуках, она пошла отпирать резную дверь в испанском стиле. Мистер Клоппер забежал в туалет и снова вышел через кухню. Она тем временем поставила на стол блюдо с домашним глазированным печеньем на любой вкус – хоть английский, хоть какой.
Водрузив на стол чайник и расставив на вышитой крестиком скатерти чашки, миссис Наас явственно ощутила запах чужих тел, идущий от парадной двери и пробивавшийся сквозь хвойный аромат освежителя воздуха. В доме не было прислуги – три раза в неделю жена садовника приходила делать уборку, а прачка работала в специальном флигеле, – так что она сразу чувствовала, когда в ее «милом доме» появлялись посторонние.
Среди доносившихся с террасы голосов один был голос Нааса, говорившего по-английски с типичным акцентом африканера, отчего – подумалось ей – этот язык звучал мягче, добрее. Потом наступила пауза – видно гости, застенчиво улыбаясь, обдумывали информацию.
Стоило ей появиться в дверях, как молодой человек встал, чтобы взять у нее поднос. Ну точно – застенчивый! Вежливый, хорошо воспитанный.
