Василий Гавриленко - Должность

    В тот день – кстати, жаркий до одури – давали  премьеру «Ревизора» в постановке столичного щеголя Шилкишевича (большой, как раньше говорили – моветон, но это между нами). Публики, вопреки ожиданиям, собралось много – напрасно издергался антрепренер Силкин.

  Я, конечно, играл Хлестакова – еще бы, прима! –  и, должен заметить, не без вдохновения. Этак, знаете ли, поперло меня, и Городничему (Лукьянов) в первом действии налебезил за милую душу, и за Марией Антоновной (Шпанк), приволокнулся эффектно.

 В антракте в гримерку ко мне заглянул сам Шилкишевич и, хоть и не похвалил, но и не наорал, как на того же Лукьянова.

-Тут к тебе какие-то,- сказал он между прочим.- Смотри у меня!

 Привычка грозить была впитана Шилкишевичем с молоком Немировича-Данченко.

 Я обернулся, накладывая грим на вспотевший лоб. Гримерша, конечно, обслуживала эту гордячку Шпанк.

 Передо мной застыли два человека в черных очках и, если можно так выразиться, черных же костюмах-двойках. Можно? Ну, тогда выражусь! Похожи они были на секьюрити из ювелирного магазина.

 -Что вам угодно, господа? – спросил я, вовсе не желая выходить из образа.

 И тут… О боже, довольно жутко вспоминать… Впрочем, вспоминать-то особо нечего: лишь вонючий платок, подсунутый мне под нос.

 Очнулся я в чем-то черном… Вообще в тот период в жизни моей превалировал черный цвет.

-Где я?

 Мне показалось, что я, простите, помер.

-Не бойтесь, Сергей Леопольдович, мы не сделаем вам ровным счетом ничего плохого.

Голос мягкий, а все же было в нем что-то тигриное.

«А кривым счетом?» - испугался я и повернулся. Оказалось, что я еду в таком, знаете  ли, черном лимузине и из окна мелькают незнакомые мне, но весьма солидные с виду здания. Я, признаться, никогда не покидал родной Ж…

 У тигриного голоса оказалась очень даже не тигриная внешность: ласковые голубоватые глаза, беспомощно-розовая лысина и бородавка на щеке, похожая, тысяча извинений, на махонькую какашку.

-Театр, «Ревизор»,- пролепетал я, чувствуя, что сердце срывается с привязи.

-Какой ревизор, Сергей Леопольдович?- протянул бородавка и зачмокал губами. Он нажал какую-то кнопочку и – к изумлению моему – из спинки сиденья выскочили два бокала с искрящейся жидкостью.

-Забыл, пардон, представиться. Семен Никитич. А вы?

-Сергей Леопольдович.

От неопределенности фортуны на меня напала икота.

-Ну, вот и замечательно, милейший Сергей Леопольдович. Выпейте, друг мой ситный, икота и пройдет.

«Отравят», - могильно решил я, но бокал взял. Шампанское, надо признать, было отменным, - да чего там!- сроду такого не пил. Хорошо, если б всех таким травили.

-Вот и славно, - сказал Семен Никитич, глядя, как двигается мой кадык,- Вы, мне думается, хотели бы знать, с чем связана такая наша… беседа.

 Он легонько дотронулся до моей одежды. Боже свят, я же в костюме Хлестакова! Знаете, курточка еще туда-сюда, но панталоны довольно-таки легкомысленного свойства.  Боюсь, обыватель не поймет.

 В панике я посмотрел в голубые моря Семен Никитича.

-Да, признаться, хотелось бы знать…

-Не волнуйтесь, на месте мы вас приоденем,- смеясь, промолвил Семен Никитич и тут же посерьезнел,- У меня – то есть у страны - есть для вас работа.

-Какая? – испугался я, вообразив, что меня собираются отправить шпионом в Англию. 

-О, очень интересная и творческая,- заокал Семен Никитич, поглаживая рукой мою коленку.- Ведь вы творческий человек?

-В - вероятно.

-Ну-ну, не скромничайте…

Тем временем лимузин подъехал к настоящему имению – постриженные лужайки, фонтанчики, золотые оградки. А дом! То не дом был - дворец!

-Тут вы теперь будете жить, любезный мой Сергей Леопольдович.

Ответить я, как вы понимаете, не смог.

 -О, какой сон! Эй, Машка?

-Машку привезем потом, Сергей Леопольдович.

 Семен Никитич. Так это был не сон! Я огляделся, продирая спросонья глаза: святые отцы, какая это была спальня! Да в эту спальню поместился бы весь театр Ж… со всеми пристройками, надстройками и конем на крыше!

  Золото так и слепит очи. Зеркала, тончайшие занавески, ажурная лепнина на потолке. А простыни! Да я б душу продал, чтоб хоть на полчаса прикорнуть на этих простынях!

-Сергей Леопольдович, вы уж не гневайтесь,- говорил между тем Семен Никитич,- Вчера мы дали вам немножечко снотворного, чтоб вы как следует отдохнули.

  Он стоял, одетый в смокинг с жилетом. Рядом с ним маячила – о! прэлестное создание: глаза – океаны, плечи, что сахар, ну и все прилагающееся.

-Да, кстати, ваша горничная, Степанида.

 Имечко, конечно, бугристое, но не в имечке, как говорится, клад зарыт!

-Жду внизу,- коротко бросил Семен Никитич и откланялся.

-Вот ваш костюм, Сергей Леопольдович,

  Костюм был весьма и весьма, ничем не хуже семеникитичского, но, знаете ли, я не спешил покидать сладкий плен простыней – признаться, я довольно стеснителен, а тут, как назло, на мне довольно-таки древние трусы. Эпохи, скажем, праотца Адама.

-Я отвернусь, Сергей Леопольдович, - засмеялась Степанида.

О, ангел!

Костюмчик сидел на мне как влитой. Степанида глянула и ахнула.

-Какой вы красавец, Сергей Леопольдович.

Краска удовольствия залила мне лицо, шею, и полилась куда-то вниз.

-Спасибо, Степанида.

-Называйте меня Степа,- разрешила девушка.

Ну что ж, Степа, так Степа, а то и вправду язык сломать можно.

    Я спустился по мраморной лестнице, мимо портретов незнакомых мне представительных людей в париках, наверное, королей либо графов. Они смотрели на меня доброжелательно, должно быть, принимая за своего потомка. А чем я не потомок? Спина моя сама собою распрямилась, а грудь сделалась колесом – эх, хорошо!

  Внизу был стол, накрытый скатертью, а на нем… Столько жратвы я отроду не видел. Это, кажись, расстегаи, вот осетр с яблоком в пасти, вот ананасы вареные в мадагаскарском роме, вот швейцарский чиз, вот голландская пастила, вот французские паштет, вино, устрицы, а это, наверное, икра… Хотя нет, икра – она красная, мелкая, а эта отчего-то черная и с горошину.

-Присаживайтесь, Сергей Леопольдович!

 Семен Никитич слился с этим изобилием:  я, грешным делом, принял его за фаршированного поросенка.

 Робость одолела меня, и была б здесь табуретка, сел бы на нее…

-Ну что вы, Сергей Леопольдович, - негодуя, воскликнул Семен Никитич,- Мы у вас в гостях.

 И выскочив из-за осетра, он усадил меня во главе стола на витой венский стул рядом с маринованным тайваньским пандою.

 «Мы?» - я огляделся, и во рту у слегка провяленного никарагуанского зулуса увидел невысокого щупленького мужичка с большим, как у сома, ртом  и выпученными глазами.

-Олег Власыч,- представил Семен Никитич, уплетая, между прочим, паштет,- Начальник вашего предвыборного штаба.

-Очень тронут,- пропищал Олег Власыч, налегая, кстати, на черные горошинки.

 Я решил не удивляться и отдал должное своему измученному «Дошираком» желудку.

  После завтрака, который стоил многих обедов, мы сидели на обдуваемом зефирами балконе и, пардон, ослабив ремни на брюках, курили кубинские сигары, пуская благородный дым в небо отменной голубизны.

 Семен Никитич вдруг закашлял и сказал:

-Теперь поговорим о деле.

 Я насторожился: хотелось верить, что речь пойдет не об оплате вышеуписанного банкета: наличных денег у меня был ноль, а безналичных и того меньше.

 -Нужно обсудить предвыборную платформу Сергея Леопольдовича, – произнес Сергей Никитич.

   Мне были до люстры, что пред -, что после - выборная платформы.

 Олег Власыч слегка рыгнул, невинно прикрыв ладошкой рот, и вдруг понес такую ахинею, что впору было заткнуть уши и закричать «Караул!»: какой-то электорат – что это за птица? – куда – то нужно завлечь, а чтоб его завлечь, нужно провести грамотный пиар, а затем нужен некий компромат, дискредитация  и прочая и прочая… Но Семен Никитич делал вид, что ему интересно, даже поддакивал, и я решил не отставать – чем я хуже, я все-таки прима!