Татьяна Веденская
Апрельский кот
Моей любимой дочери Настасьюшке
Все события книги о злоключениях Фаины Ромашиной являются чистым вымыслом. Любые совпадения мнений, событий и особенно взгляда на жизнь случайны и достойны только сочувствия.
Посвящается тем, у кого стакан наполовину пуст.
Пессимисты – это хорошо информированные оптимисты.
© Саенко Т., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Всем есть дело до того, что думают о них другие люди
– Все очень плохо, Джонни! – сказала я, пересекая проходную «Муравейника» в сравнительно приемлемом настроении, если учесть обстоятельства, предшествующие этому дню, и солнечные очки в пол-лица, которые я не собиралась снимать.
– Опять плохо? – хмыкнул охранник, а я пожала плечами. Конечно, это не совсем подходящий ответ на вопрос «Как дела?» – но другого у меня не оказалось.
– А чего хорошего, Джонни? – резонно спросила я, и Сережа снова ухмыльнулся. Я знала, что ему нравится, как я его зову. Он уверен – я называю его «Джонни» по причине его поразительного внешнего сходства с Джонни Деппом, которого Сережа обожает. Я не опровергала этого, хоть это и неправда. Причина другая, но я решила не озвучивать ее, чтобы не расстраивать Джонни. Кроме того, я не люблю имя Сережа… по определенным причинам.
– Что же такого плохого случилось у тебя сегодня? – спросил меня Джонни, высовываясь чуть ли не по пояс из широкого внутреннего окна в надежде разглядеть, что же я все-таки от него скрываю под очками. Я его понимаю, солнцезащитные очки в марте – это более чем странно. Учитывая, что никакого солнца на улице нет – так, одна морось.
– Сегодня все плохо в норме, – отрапортовала я, отворачиваясь в сторону. – Лучше скажи, почему меня твой терминатор не пускает.
– Он тебя не узнает в очках, – фыркнул Джонни, косясь на турникет.
Не дождешься, дорогой, очки я не сниму.
– Я-то ладно, а чем ему чип на пропуске не глянулся? – Я невозмутимо смотрела на Джонни сквозь густую черноту стекол и ждала, пока турникет соизволит считать данные с моего электронного пропуска. Турникет меня узнавать не желал, я же мечтала поскорее убраться в свою дыру под крышей нашего «Муравейника». Желательно при этом, чтобы меня никто больше не увидел.
– Он сегодня все утро дурит, – вздохнул Джонни. – Сбой программы. Между прочим, к вам же с этим и придут. Можешь хоть сейчас забирать заявку на поломку.
– Чуть что – во всем программисты виноваты, – обиделась я. – Направляй заявку сам, я этим не занимаюсь. У нас и так три проекта, и все – высший пилотаж, математическое моделирование и коды будущего. Думают, мы там на двадцать шестом – инопланетяне с квантовыми компьютерами вместо мозгов. Лучше скажи, может, у меня срок пропуска истек? Посмотри по базе.
– Да нет, турникет с утра не крутится. Даже начальство не пропустил. Ладно, сейчас впущу, раз тебе не терпится трудиться. Как отпраздновали? – продолжал допрос Джонни, прикладывая к турникету универсальный пропуск.
– Отпраздновали? – удивилась я.
– Как повеселились? Мы вчера девчонок в аэротрубе катали, – сообщил мне Джонни, только углубляя мою задумчивость.
– Новый подход к старой сцене с Мэрилин Монро? – рассмеялась я. – Представляю, как можно задрать юбку в аэротрубе.
– Фая, сегодня какое число, а? – поинтересовался вдруг Джонни. Я пожала плечами.
– Счастливые часов не наблюдают.
– Счастливые – может быть, но ты же у нас – самое печальное создание в офисе. Как у Шекспира. Нет девушки печальнее на свете, чем Фая… – Джонни застыл, пытаясь придумать что-то в рифму, но не смог. – Короче, с твоим «позитивом» ты должна и секунды знать.
– Ну спасибо, – всплеснула руками я.
– Все у тебя всегда плохо, – добавил Джонни. – Между прочим, сегодня девятое марта. Тебя хоть кто-нибудь вчера поздравил? Или у вас, у программистов, это не принято?
– Господи, я напрочь забыла! Девятое марта, серьезно? Какой удар по самолюбию, а я ведь еще от дня Святого Валентина в себя не пришла! – рассмеялась я.
– Значит, не праздновали? – вздохнул Джонни. Перед моим мысленным взором возникла двухкомнатная квартира в стандартной панельной высотке, сломанный кем-то лифт и то, как я задыхалась, бежала на пятнадцатый этаж. А потом – матерящиеся представители полиции, разлитое по полу магазина красное вино и молоко – все в одну большую лужу с кусками битого стекла. Выходные, мать их. Празднички.
– Праздновали, конечно, – заверила я охранника. – Весь день пила коктейли, а муж мыл полы и драил стены в ванной. Видишь, теперь даже смотреть в глаза людям не могу, так праздновали.
– Муж? – фыркнул Джонни. – Когда это у тебя муж появился?
– Вчера. А что, это так невероятно?
– Да кто с тобой уживется? С таким-то характером! – «порадовал» меня Джонни.
– А что не так с моим характером? – Я сделала вид, что обиделась. – Я – ангел. Тихая, некурящая, почти непьющая. Тридцати нет. Только и женись. Между прочим, ты бы и сам мог…
– Я лучше съем перед загсом свой паспорт. – Джонни цыкнул зубом и пропустил меня внутрь на территорию «Муравейника».
– Вот и приятного аппетита, – фыркнула я.
– Тебе, Фая, надо характер менять, – вдруг заявил Джонни. – Критики в тебе много. И потом, один только твой диплом МФТИ – уже катастрофа. Не должна быть девушка программистом.
– Интересно, почему? – расхохоталась я. – А потом, я и не программист. Это мне было бы скучно. Я занимаюсь матанализом и моделированием математических систем – динамических, нелинейных, стохастических…
– Еще хуже, – перебил меня Джонни. – Я даже не понимаю, что ты говоришь. Лечить тебя надо. А то умная слишком.
– С чего это ты вдруг сегодня решил начать делиться своим профессиональным мнением? Вдруг я возьму и последую твоему совету. Пойду к какому-нибудь психологу и начну меняться, а потом выяснится, что меняюсь я к худшему.
– Еще хуже? Куда? – В притворном страхе мужчина приложил ладонь к губам.
– Да, Джонни, хорошо все же, что восьмое марта уже прошло. А то ты бы мне его испортил. Сердце бы разбил, а мне еще жить и работать – на благо начальства! – хихикала я, запихивая бесполезный пропуск в объемную сумку.
– В отпуск тебе надо, Фая. Очки-то все же сними, – скомандовал Джонни, а я только мечтательно вздохнула, представив себе пляж, струящийся между пальцами песок и тепло, не сгенерированное отопительными приборами.
– Мне без очков холодно. – И я вышла во внутренний дворик на охраняемую и всячески закрытую территорию нашего огромного медиа-энерго-науко-пауко-холдинга, называемого в простонародье «Муравейником».
Итак, дано: штаб-квартира одного из подразделений крупнейшей корпорации, интересы которой перекрывают небо, закрывая солнечный свет. Нефть и нефтепроводы, научные патенты, исследования в области новейших технологий, собственные телеканалы и игры на бирже. Список далеко не полон, многое вообще недоступно для непосвященных. Наш девиз – «Создавая будущее» – звучит романтично, но совершенно неконкретно. Что за будущее мы создаем – большой вопрос. Я бы добавила: «Создавая будущее, хорошо бы не развалить настоящее». Наш бизнес разрастался как опухоль, но кого это трогает?! Ведь это и есть успех. Впрочем, этот вопрос – не моих мозгов дело, ибо я только винтик, одно из сотен соединений в микросхеме компьютерной системы. Создаю, модифицирую и исследую математические модели для аналитики и прогнозирования. Выполняю задания партии и правительства, иногда непредсказуемые и абсолютно нелогичные. Но – солдат спит, служба идет, пенсия копится.
Я, страшно признаться, люблю свою работу. Да, да, весьма неженское дело – копаться в кодах, но во мне не так уж и много женского, особенно если верить словам мужа моей сестры Лизы, с которым у нас постоянный «конфликт протоколов». Он считает меня исчадием ада, а я – его. И то и другое сразу не может быть верным, так как, следуя математической логике и исходя из единства ада как координаты пространства и времени, только один из нас может быть его исчадием. Значит, второй точно ошибается. В последнее время я все чаще начинаю допускать в теории, что ошибаюсь я. И это грустно.
Лаборатория, где я целыми днями стучу пальцами по «клаве», располагается на двадцать шестом этаже самого высокого из пяти соединенных между собой зданий, принадлежащих нашему холдингу. На двадцать седьмом, последнем, – «Олимп», где живут небожители, наше в прямом смысле «высокое» руководство. «Всевидящее Око Саурона». Выше только крыша, с которой открывается ошеломительный вид на Москву. Наше здание – главное – в простонародье зовут «башней», иногда «поехавшей». Вторая высотка – двадцати трех этажей – зовется «Биг Беном» из-за огромных электронных часов на фасаде, самых больших из целой системы часов, синхронизированных по всему офису во всех зданиях. Забавный случай! Однажды неведомые умельцы подкрутили программу управления часами, и целый месяц часы постоянно соскакивали на пятнадцать минут назад, вынуждая весь офис задерживаться на лишние пятнадцать минут. Их подводили обратно, а они самопроизвольно убегали вперед снова – по ночам. Потом выяснилось, что это была эдакая шутка неведомых хакеров, связанная с тем, что незадолго до этого обеды в офисе сократили на пятнадцать минут. Инициатива эта поступила сверху, призванная увеличить производительность труда. Похвальное рвение со стороны людей, которые обедают в основном на переговорах в кафе «Пушкинъ».