Бежать пришлось недолго - прямо за углом я увидела нашу улицу и через пару минут влетела в свою квартиру. Первое, что я услышала, был крик мамы Вали: «Ни в какую милицию я заявлять не буду!» и умоляющий голос Сабины: « А вдруг с Линочкой случилось что-нибудь ужасное?»
И тут они увидели меня. «Слава Богу!» - пискнула Сабина, а мама Валя подскочила ко мне и молча влепила мне такую затрещину, что я отлетела обратно на лестничную площадку. Ноги у меня подкосились, то ли от затрещины, то ли от усталости, и я плюхнулась на грязный цементный пол. Ударилась я не сильно, но в глазах у меня потемнело. Когда в глазах просветлело, я увидела над собой лицо мамы Вали, мокрое от слез. Она стояла передо мной на коленях, гладила мои щеки и бормотала: «Линочка, деточка, я думала, что я тебя никогда больше не увижу».
Я тут же сообразила, чего она боялась – что кто-то меня узнал и увез туда, откуда не возвращаются. «Все в порядке, - хотела я ее утешить. – Меня никто не узнал». Но словно чья-то рука стиснула мне горло, и вместо слов у меня изо рта вырвался то ли хрип, то ли стон. Мама Валя наклонилась, оторвала меня от пола и поставила на ноги: «Что с тобой? Лицо в грязи, платье порвано, руки-ноги в крови! Скажи, где ты была?»
Я опять попыталась ответить, и опять у меня ничего не получилось. « Почему ты не отвечаешь? Перестань притворяться, – рассердилась мама Валя, и начала меня трясти за плечи, так что у меня зубы застучали друг о друга. - Все равно, тебе придется рассказать правду!» Я опять открыла рот, чтобы рассказать правду, но вместо слов из горла у меня вырвался все, что я съела на обед - и борщ со сметаной, и котлеты с картофельным пюре, и вишневый компот с пряниками.
«Господи, что с ней?» – зарыдала мама Валя, и тут вдруг вмешалась Сабина: «Оставь ее, Валентина. – С тех пор, как приехал Павел Наумович, они перешли на «ты». - С нею случилась какая-то беда. Она не может сказать ни слова, потому что у нее типичный приступ истерии».
«Что ты о себе воображаешь? – завопила мама Валя. – Что ты знаешь про приступы?»
«Я двадцать лет лечила детей от истерии в лучших клиниках мира».
«Ты? Лечила детей? Тогда что ты делаешь здесь, если не врешь? - возмутилась мама Валя. - В этом жалком городе, в этой жалкой квартире?»
«Это долгая история, и сейчас не время ее выяснять. Сейчас надо помочь бедной девочке, пока не поздно. Надо ее помыть, покормить, если удастся, и дать снотворное, чтобы она заснула. А утром посмотрим, как ее лечить».
Они нагрели воду на двух керосинках, поставили на кухне корыто, посадили меня в корыто и искупали. Мама Валя стала смазывать иодом мои бесконечные царапины: «Это царапины от кустов шиповника, которые растут только в парке. Уж не выскочила ли ты из трамвая на Пушкинской возле парка?»
Услыхав про Пушкинскую, Сабина перестала меня вытирать и застыла с полотенцем в руках: «На Пушкинской возле парка? Странно – я жила там в детстве...»
«Ты жила на Пушкинской возле парка?» - начала мама Валя, но тут дверь распахнулась и в квартиру влетели Рената и Ева, розовые и веселые: «Если б ты слышала, мама, как мы сыграли сегодня концерт Брамса для скрипки! Нам устроили настоящую овацию! – Ева замолчала, увидев меня всю в пятнах йода. – Что случилось со Сталиной?»
«Она упала с лестницы и сильно ушиблась, - поспешно соврала Сабина. - Идите к себе, на столе приготовлен ужин, а я скоро приду и вы все мне расскажете».
Рената глянула на мать и что-то поняла. Она потянула Еву за руку и быстро закрыла за собой дверь. Мама Валя надела на меня ночную рубашку и протянула мне стакан чая: «На, выпей». Я сделала глоток, но горло снова стиснулось и чай вылетел обратно. Я вдохнула воздух и хотела сказать, что не хочу чаю, но опять только замычала без слов. Мама Валя завернула меня в теплое одеяло и уложила в кровать. Но я никак не могла успокоиться – меня трясло с ног до головы.
Сабина убежала к себе и через минуту вернулась с маленькой бутылочкой. Она налила на дно чашки немножко воды и накапала в воду несколько капель. Потом набрала то, что получилось, в пипетку, отклонила мою голову назад и капнула несколько капель в нос, сначала в одну ноздрю, потом в другую. «Вдохни глубоко и выдохни. Три раза подряд», - приказала она. Хоть в носу защипало, я послушно вдохнула и выдохнула три раза подряд. Мне почему-то нравилось выполнять приказы Сабины, и даже мама Валя затихла и перестала с ней спорить и тыкать ей в нос свой диплом медсестры.
Сабина зачерпнула чайную ложечку из чашки и поднесла к моим губам. «Пей, только очень осторожно,» – сказала она, нажимая пальцем на какую-то точку у меня чуть пониже шеи. Я потихоньку втянула в себя горькое питье и оно начало медленно спускаться мне в горло. Когда ложечка опустела, Сабина набрала вторую и мы вместе проделали то же самое. Я очень боялась, что вся эта горькая гадость снова выплеснется из меня наружу, но горло слегка расслабилось и пропустило ее внутрь. Через пару минут руки-ноги мои перестали трястись и зубы перестали стучать.
Мама Валя взяла Сабинину бутылочку и попыталась прочесть надпись на этикетке. «Никогда ничего подобного не видела. Ты кто такая, Сабина Николаевна? От кого ты прячешься? Что скрываешь?»
Ответа Сабины я не услышала, - мир вокруг меня качнулся и исчез. Там не осталось никого - ни Сабины, ни мамы Вали, ни няни Даши, ни толстого воришки верхом на моем велосипеде.
Целый месяц прошел для меня как во сне. По утрам мама Валя и Рената уходили на работу, Еву Павел Наумович устроил в летний лагерь, и мы с Сабиной оставались одни. Сначала Сабина читала мне вслух по-немецки сказки про Рейнеке Лиса, который никого не жалел и был ужасный обманщик, – она читала одну и ту же сказку много раз подряд, а потом просила меня повторить ее. Мне эти сказки нравились, они были очень смешные, и я изо всех сил старалась их пересказать, но слова застревали у меня в горле. Тогда Сабина стала читать мне по одной фразе несколько раз, а потом спрашивала: «Ты могла бы повторить эту фразу, если б научилась говорить?» Я повторяла эту фразу про себя и кивала головой. «А теперь следующую». Я опять повторяла и кивала. И так день за днем, день за днем. Странно, но Сабина никогда не уставала от моего молчания.
Я уже выучила много сказок наизусть, но это не помогло мне начать говорить. Однажды мы с Сабиной так увлеклись, что не заметили, как Рената вернулась с работы. Она вела музыкальные занятия в нескольких детских садах и терпеть не могла свою работу. Поэтому она всегда приходила домой сердитая, но особенно сильно она рассердилась в тот день, потому что Сабина, занимаясь со мной, забыла приготовить обед. Мы в пятый раз читали про то, как Рейнеке Лис уговорил Кота Гейнци сунуть лапу в мышеловку, и вдруг дверь с треском распахнулась и в комнату влетела Рената с криком: «Что, мамочка, обеда сегодня нет?»
Сабина всплеснула руками: «Ой, я совсем забыла про обед!» и поднялась со стула, чтобы побежать на кухню. Но Рената не выпустила мать из комнаты. Она загородила дверь двумя руками и начала ругаться по-немецки. Она решила высказать матери все свои обиды - по-немецки, чтобы я не поняла. Она только не учла, или просто не знала, что я могу понять больше половины того, что она говорит. Я поняла не все, но достаточно:
«Конечно, дорогая мамочка, ты была очень занята с чужой девчонкой, а обо мне ты забыла. Забыла, что я каждый день бегаю из одного детского сада в другой, чтобы заработать деньги для всех вас. Ты всегда была такая, даже когда я была совсем маленькая. Ты всегда лечила чужих детей, а на меня тебе было наплевать! Тебе и на папу тоже было наплевать, ты и его забывала покормить, вот он и сбежал от нас!»
Чем громче Рената кричала, тем больней мне в голову вкручивался винт, совсем как тогда, когда прямо на меня ехал толстый мальчишка на моем велосипеде. И когда боль стала невозможной, я крикнула по-немецки замечательную фразу из Рейнеке Лиса, которую мы как раз сегодня разучили с Сабиной: «Сейчас же заткнись, а то я отдам тебя крысам!»
Стало очень тихо - обе, и Рената, и Сабина уставились на меня, как будто увидели в первый раз. Потом Сабина обхватила мою голову и начала целовать, а Рената спросила: «Когда ты успела обучить ее немецкому?» Сабина показала ей нашу любимую книжку: «Мы читаем «Рейнеке Лиса». «Но почему немецкую книжку? У тебя, что ли, русских нет?» По-моему, она искала за что бы зацепиться, чтобы придраться. Но Сабина ей не далась. Я не поняла всего, что она ответила, но зато запомнила слово в слово - от занятий с Сабиной у меня стала очень хорошая память:
«Когда у ребенка случается травма центра речи, это обычно связано с его родным языком. Но в этот центр иногда можно добраться сбоку, через иностранный язык, если путь к нему не поврежден. Я попробовала и, видишь, получила результат!»
«А по-русски она теперь тоже начнет говорить?» – все еще сердито спросила Рената.
«Cкажи что-нибудь по-русски», - попросила Сабина.
