– А милиция?
– Забирали они моего. Потом пришли двое. Выкупай, говорят, пацана, а то посадим. А где у меня деньги? Так и сказала им – сажайте. Может, в тюрьме обрасудится. А так-то – только на кладбище. Каждый месяц у нас то парнишку, то девчонку хоронят – передозировка или отравление… Давай выпьем.
Господи, как тут не выпить.
Нормальный мальчик был… Помню в один из приездов он рассказывал мне, что хочет стать артистом. Я его спрашивал:
– Почему артистом?
А он мне так рассудительно:
– Их все знают. Они со всеми начальниками и на заводе, и в милиции дружат, и их никто не трогает.
Неужели своим детским умом дошел?
– В кино будешь сниматься или в театре играть?
– Не играть. Петь буду.
И я тогда попросил его:
– Спой.
И он спел:
«Эх, нам бы, нам бы, нам бы
Нам бы в ресторан.
Нам бы по сто граммов и пивка бы жбан.
Нам бы обожраться и потанцевать
И официанток тискать-целовать…»
Промежду водкой Ольга рассказывала мне о своих родственниках. О каких-то знакомых и незнакомых.
Она быстро, очень быстро запьянела. Вдруг посмотрела на меня:
– Садись ко мне на диван.
Я пересел. Думал, хочет мне что-то показать. А она обняла меня, прижалась лицом, дыхнув водкой:
– Иди ко мне.
– Да ты что? С ума сошла?
Она не отпускала. Распахнула кофточку, выпростав маленькие, сплющенные ребенком и чагудайской жизнью грудки:
– Ну, что тебе мужику стоит. Ну, давай по-родственному. А то я одна да одна…
«Прости господи…» Так вчера сказал пьяный Юрка?
Я не нашел ничего лучшего, кроме как предложить ей:
– Давай еще по одной.
– Давай…
Выпив еще и еще, Ольга совсем размякла. Задремала. Уложив ее на диван, я вышел на улицу. Схожу сегодня на кладбище, проведаю маму, отца, Сему, Варю, Серегу, учителя Пойгу…
По дороге встретил Зою – ту самую свою бывшую почти невесту. Ту самую, о нас с которой поведал мне нелепую сплетню Юрка.
Остановились-поговорили. После свадьбы пять лет к рюмке не притрагивался ее бухгалтер. А потом Чагудай все равно свое взял:
– Стал по праздникам выпивать. Я не сильно внимание обращала. Работа да двое детей ведь у нас. И третьего носила. Только он мертвым родился. Из-за завода, наверное. Я во вредном цеху работала, там хорошо платили. И вот проревелась и смотрю, мой-то уже каждый день после работы выпивает. А потом что-то напутал в бумагах. Грозят его с работы уволить. Вот иду на завод уговаривать. Как же нам без его зарплаты. Дети болеют. И я сама…
Зоя рассказывала мне все это спокойно, без слез. Как будто в десятый или двадцатый раз. Она была в черном бесформенном платье. Из под него – когда-то могучее, а теперь распухшее тело. Толстая, больная, несчастная женщина.
На выданье ее называли хозяйственной. Но разве же в Чагудае можно быть хозяйственным?
– Пойду я.
– Будь здоров.
Еще встретил троюродного братца по материнской линии. Глаза блестят хитро. Он уже много лет варил на болоте самогон, продавал в поселке. Народ покупал – дешевле же водки, а по голове бьет так же, если не сильнее.
Этот чагудайский братец жил лучше многих. Но тоже жаловался:
– Народ самогона меньше стал брать. Старые много не могут, а молодежь та клей нюхает, колется какой-то дрянью. А ее из Кольцовки с поездов привозят. Мимо меня. Даже и не знаю, что теперь делать…
Родственничек… Вот ведь гад, днями и ночами пропадает на болоте, а не берет его Чагудай. Наоборот, камышами с топью прикрывает делишки самогонные.
– Пора мне.
Я шел по поселку. Меня узнавали, останавливали, расспрашивали про город, где я жил, про места, куда меня работа забрасывала, и вздыхали:
– Живут же люди…
– Живут.
Хотелось ускорить шаг. Только здороваться и не останавливаться…
На могилках просидел до темна. Возвращался под звездами. Когда на улицах было пусто.
По дороге подвалила пьяная компания:
– Эй, фуфел, гони закурить.
Окружили. Ладно:
– Берите всю пачку.
– Фуфел, ты чего такой щедрый? Боишься, морду набьем?
– Боюсь.
Заржали:
– Правильно боишься.
Сзади, наверное, уже кто-то присел под моими ногами. Сейчас ударят и я упаду. Начнут пинать.
Нет, уж лучше хотя бы одного успеть зацепить. Дам самому длинному в нос. И, может, успею под дых. А потом они все навалятся…
За углом кто-то свистнул. Потом крикнул:
– Братва, сюда!
Длинный мою пачку – в карман:
– Живи, фуфел…
Вот ведь, дурак, расслабился в своем Шольском. Это там вечером после работы семьи выходят погулять, подышать воздухом. В мягкий свет уличных фонарей. В ласкающую слух музычку. А здесь ночные прогулки – удел молодых и сильных, сбившихся в стаи.
У подъезда чуть не наступил на человека. Подумал – пьяный, наверное. Хотел просто перешагнуть. Нога попала в темную лужу. Кровь. Лежащий в ней парень захрипел.
Я растерялся, а потом вбежал в подъезд, заколотил во все двери на первом этаже:
– Вызовите врача.
Вернулся к парню. Приподнял его. Нащупал и заткнул носовым платком кровавую дыру в боку.
Прошло пять минут, десять, полчаса… У подъезда собралась небольшая толпа соседей. Наконец подъехала машина с мигалкой. Но из нее вылезли не врачи – два молодых милиционера. Один вытащил из кармана лежащего парня документы. Другой потянул мой платок:
– Похоже на ножевое.
Первый походил рядом, нагнулся и вытащил из под лавочки:
– А вот и нож.
Тут я не выдержал:
– Его же в больницу надо срочно.
Оба уставились на меня:
– А ты кто такой?
– Живу здесь.
Соседи подтвердили:
– Живет здесь.
– Ну и живи.
Оба отошли в сторону. Закурили. О чем-то заговорили. Я – к ним:
– Ну, отвезите же его в больницу…
Первый уставился на меня:
– А у тебя документы есть?
– Есть.
– Давай. – сказал второй, – Поедешь с нами.
– Зачем?
– Без разговоров.
Что ж теперь делать? Им, наверное, нужен свидетель.
Хрипевшего парня довезли до больницы. Искали врача. Когда он заспанный наконец появился откуда-то, парень уже не издавал никаких звуков. Врач потрогал пульс, зевнул и махнул рукой:
– Готов.
Меня повезли дальше. В милицию. Там посадили в большую железную клетку. В ней уже пребывал какой-то старичок с огромной слипшейся бородой. От него крепко воняло нездоровой жизнью.
Первый милиционер сел за стол. Взял бумагу. Посмотрел на меня:
– Фуфел, ты что с убитым не поделил? За что человека зарезал?
Меня аж передернуло:
– Я никого не резал.
– А чем докажешь? Ты был рядом. На ноже твои отпечатки пальцев.
– Этого не может быть.
– Очень даже может. Фуфел, признавайся. Оформим явку с повинной и срок тебе будет намного меньше. Посидишь несколько лет на Синей горке, а потом, глядишь, по амнистии какой-нибудь выйдешь.
– Да вы просто сумасшедшие.
– Точно. Мы сумасшедшие. Ты нормальный. Тебе, наверное, и адвокат нужен?
Как же я не сообразил сам-то:
– Нужен. Конечно, нужен.
– Познакомь фуфела с адвокатом.
Второй милиционер снял с вешалки резиновую дубинку. Потом посмотрел на торчащую из стены, похожую на лом железяку:
– А, может, его сразу к прокурору?
Первый тоже посмотрел на лом:
– Давай к прокурору. Быстрее расколется. Начальник премию выпишет.
«Начальник». Ну, конечно, меня может спасти начальник. Как говорил мой маленький племянник, нужно дружить с начальством, и никто тебя не тронет. Я воспрял духом. Постарался забыть про Шольский, про адвокатов и уличные фонари. Разразился по-чагудайски:
– Ага, пиздюлей он вам выпишет. Ну-ка, пацан, свяжись с Зубенко. Скажи ему, что вы его одноклассника Парфенова Николая взяли. Будет, бля, вам премия по самые помидоры…
Лица обоих милиционеров переменились:
– Пургу гонишь?
– Дело ваше…
Оба переглянулись:
– Давай свяжемся на всякий случай…
Первый вышел. Вернувшись, открыл клетку:
– Выходи, садись на стул. Начальник сказал его дождаться. Он уже подъезжает…
Через полчаса в комнату вошел Лешка Зубенко. Звездопогонный. Кивнул своим:
– Свободны.
Мы обнялись. Он снял фуражку:
– Ты уж извини орлов, поторопились. Мы как раз на настоящего преступника по дороге наткнулись. Идет пьяный, в крови…
Я кивнул и спросил:
– Со мной ясно… Ты-то как сюда попал?
Лешка скривился:
– Ой, была история… Все у меня по службе нормально шло. А потом набил морду вышестоящему офицеру. Одному козлу, он к моей жене, падла, клеился, пока я по сборам да ученьям мыкался. И мне, гад, при этом вроде как повышение обещал. Вот я ему и повысил давление. А он меня грамотно так – свидетелей нашел нужных и чуть не под трибунал. В общем, единственный у меня был выход – уволиться из армии. Вернулся сюда. Домой, куда ж еще. А тут что делать? Подсказали – место начальника милиции пустует. Из Шольского сюда никто ехать не хочет. Местные кадры, сам видишь, какие. Они детективы-то по слогам читают, какой там уголовный кодекс… В общем съездил на ускоренные курсы и вот – борюсь с преступностью. Как могу…
