Как по заказу, все сразу оживились. Психиатра тут же захотел увидеть начальник штаба, некий Ли-Идина. Но, совсем не для того, чтобы выразить благодарность за хорошую грамотную службу и дать похвальную грамоту. Вовсе нет. Он стал, почему-то, ругать Лёлика, словно отчим ругает нелюбимого пасынка. Зачем, мол, писать о недостатках и физических упущениях. Мы об этом и так знаем, а в эскадре своих проблем хватает, и такая информация им ни к чему. И стал намекать моему товарищу, что не всё так гладко с ним может быть. Но, Лёлик же у нас толковый психиатр, и на испуг его не возьмёшь. Головкой он начштабу молча помахал и не спеша удалился в направлении дома.
В личных пенатах молодой начмед составил другой письменный акт: о том, что жизнь матросов-первогодок никого не интересует. «В то время как вновь прибывшее пополнение загибается от инфекционных болезней, начальство дивизии утешается только личными потребностями» — такой замысловатой фразой заканчивался его рапорт.
Кроме того, он не пожалел собственной краски на принтере и сделал копию на флот. Правда, на следующий день Лёлик собирался сначала идти в эскадру. Но, не дошёл…
Прошу Вас сразу не волноваться: снайпер «возмутителя» не замочил и кирпич ему на голову не упал. Вечером нарушителю командного спокойствия позвонили и сказали, что он снова служит у себя на НФ, как и раньше. И знать его они не знают. И не видели совсем. Прикомандирования никакого не значилось и, вообще, ничего не произошло.
Удалив Лёлика, словно больной зуб в червоточинах, к батальону приставили другого доктора, у которого имелась потребность уехать на учёбу, и его было чем прижать. Соответственно, проблем он им не доставил: не жаловался никуда и про нарушения не писал. Как всегда, вопрос на море был решён самым обычным методом.
ГЛАВА 8 СНИСХОЖДЕНИЕ СВЕРХУ
Вы всё ещё верите в демократию?
Тогда мы идём к вам!
Из речей
А вот МС такие методы презирал и про нарушения писал на самый верх, и мы вновь встречаемся с нашим бесстрашным товарищем, который обращался к отцу Владимиру, по поводу проблем насущных.
С тех пор уж минул месяц, минул второй, а долгожданного ответа сверху всё не опускалось. И вроде бы он и адрес свой не менял, вроде бы и Глобальная Сеть функционировала бесперебойно, а молчание стояло замогильное. Затишье какое-то. И расстроился он, что игнорируют его семья царская и близкое к ней окружение. И уехал в отпуск по делам семейным, но тоже не чаи турецкие гонять, а родственника больного навестить. Была середина Северной зимы. Шёл ноябрь месяц.
В это время случилось неожиданное. Наверху обеспокоились, как же так — офицер плохо живёт. Ведь Министерство Охраны ему и довольствие денежное выплачивает (вроде), форму одежды предоставляет (кажется), халупу выделило (или что-то крайне отдалённо на неё похожее), а ему всё плохо. И своим волевым решением определили они, что это не их вина, а командующего состава части и послали «телегу» (полуофициальное уведомление) не больше не меньше — командующему флотом. Командующий флотом почесал за сизым ухом, поёрзал омозолевшим брюхом и, никому не сказав, отфутболил эту «телегу» чуть ниже, на эскадру. Не забыв сделать общеизвестную пометку:
«Наказать невиновных и поощрить неучаствующих».
При этом всё бы обошлось малой кровью, но какая-то, извиняюсь, луковица, нехороший человек, накапала про офицера аж целому Губернатору Области, хотя он никакой ногой к морякам не относится. То бишь, гражданские чиновники тоже могли посочувствовать нашему отважному товарищу (единственные, кто отреагировал адекватно).
В военной базе стоял ясный солнечный день. Был дивный лёгкий морозец. Под ногами приятно хрустел свежевыпавший белоснежный снег. Он был настолько свеж, что не прилипал к обуви, и от этого идти становилось легко, как по перистым облакам. На унылых деревьях, увязших в громадных сугробах, гроздьями висел иней. Умеренный ветерок сбрасывал с крыш отдельные снежинки, которые в прозрачном ноябрьском воздухе казались кристалликами драгоценных камней. Мелкая рябь, пробегающая по дремавшему заливу, придавала всему этому особое чувство покоя и умиротворённости. Шла пятница. И даже редкие военнослужащие, шатающиеся по территории базы, не портили столь чудную картину. Другими словами, ничего в этот день не предвещало надвигающейся беды. Ни-че-го.
И вдруг… Как цунами посреди штиля раздались два мощных подводных взрыва — телефонные звонки. Один со стороны Флота, а другой — со стороны Губернатора. На этом конце медного провода, с приятным удивлением для себя, узнали, что у офицера проблемы, и никто из командования его не любит. Прослушав независимое мнение о себе сверху, в эскадре решили найти командира зло-полученного офицера, чтобы рассказать ему о бедном докторе. Командир уже и забыл, что у него есть медик. Но, написав три объяснительные наверх и почувствовав запах, а также вкус свежей шишечки, он вспомнил во всех деталях нашего товарища. Он даже вспомнил не только его самого, но также и мать его, и мать его матери, и некоторых других близких родственников, и ещё кучу деталей, о которых знали разве только что Органы. Но из его измученных и пересохших от тесного контакта с телефоном уст вырвалось всего одно единственное слово: «…ять!».
Пришёл наш товарищ с утра. Ничего не подозревает и приближающегося самосвала со щебёнкой не чувствует. Ходит, жизни радуется и песни напевает. Тут его командир и обрадовал. Состроив из себя жертву произвола, он сначала объявил выговор за обращение не по команде к Славнокомандующему, несмотря на то, что царской Конституцией обозначена свобода слова и это — общегражданское право, так обращаться. Затем строгий выговор и лишение всех премий за мифическое опоздание с похорон на полдня (то есть сердца у командира, ровно как и совести, тоже не было). Далее — строгий выговор за то, что МС заболел не в то время, когда это удобно командованию. Ну и контрольный выстрел в голову — это объявление НСС (неполное служебное соответствие) за то, что он, якобы, находился в городе Ленинграде в период праздников. Почему не в Москве или Люксембурге каком-нибудь? С какой стати начальники это взяли и почему всю часть не проверяли на предмет отсутствия в выходные дни, мне непонятно.
Вот такой ответ и получил наш товарищ от Верховного Славнокомандующего. Так что, уважаемые товарищи, пожалуйста, обращайтесь с накопившимися у вас проблемами. У нас независимая страна, и людей за свободу слова не расстреливают и в тюрьмы каторжные не сажают. Их просто медленно и методично гнобят и пытаются изжить со света белого. В этом случае я могу только посоветовать прислушаться к зову своего сердца или того органа, который умело под него маскируется, и поступать так, как мой товарищ. И идти до победного конца. Об этом и гласит следующая глава.
Жила-была девочка, сама виновата.
Коля Фоменко
Вы знаете, я тут постоянно читаю и слышу, какие извращения и подлости можно сделать с подчинённым офицером. Будь то инженер или химик, или даже медик, разницы особой нет. Столько с ним несчастным можно всего сделать и сотворить. Как его бедного унижают и морально насилуют, ради, так сказать, интереса. У меня аж волосы от такого беспредела повылазили.
И нигде ни слова про то, что можно сделать с командиром, которому Вы не только подчинены, но он за Вас ещё и отвечает, и ведёт соблюдение ваших прав и свобод, которые у Вас, оказывается, есть. И не только Ваших. Никогда не слышали о таких? Тогда эта глава именно для Вас. Наслаждайтесь и ставьте пометки. Можно прямо в книге, я не обижусь. Итак…
Для начала, можно не прибыть на службу. Просто так, взять — и не прибыть. Или прибыть, но с опозданием и сказать, что часть искал, или по Владивостоку блуждал, если Вы там служите. И пусть командир чувствует сразу, что не всё так просто. Пусть переживает и отвечает на вопросы сверху: «Ну и где Ваш страшный лийтинант медицинской службы?». И пусть он с пеной у рта доказывает, что в жизни Вас не видел, так как Вы после училища. Фактически, Вы — его подчинённый, записаны у него, вот и отвечай, где Вы есть.
А ещё можно прибыть и сразу объявить, что специальность у Вас не соответствует назначенной и Вам надо на учёбу. И обязательно в Санкт- Петербург, так как там Ваша раз- любимая Альма Матерь, и только там Вы сможете стать столь нужным для части специалистом. И уехать на год, поскольку полугодовой сертификат принимается условно, и юридической силы не несёт. И пусть он чувствует Вашу помощь в работе и пусть знает, что год Вы у него только числитесь и деньги получаете. И на место Ваше никого не взять.
А ещё командира можно наказать. А ещё лучше, чтобы он сам себя наказал. Можно, чтобы командир объявил оргпериод, и сам же ходил на него строиться. Пусть знает, что не всё так просто. Что и себя можно опустить своими бездумными действиями. А, если, вдруг, ему в голову придёт обескураживающая мысль наказать Вас, то смело бегите в прокуратуру и обжалуйте его незаконные действия, поскольку этот период обычно, на море, вводится не приказом, а на словах, и положенных потом суток отдыха за переработанное время никто возвращать не хочет. Пусть он попляшет тогда и поймет, что кто-то всё-таки Устав на досуге читает. И не всё так просто, как ему хочется.
