– Да что вы! – патетично воскликнул он и положил руку Саманте на колено.
Она вздрогнула и инстинктивно сдвинула ноги.
– Это же наш главный принцип: принимать всех желающих! Не то важно, как человек читает чужие стихи – суть выражение чужой смятенной души, важно, есть ли в его собственной душе нечто такое, чем он сможет поделиться со зрителем! И ответом ему станет такая энергетическая волна, исходящая от благодарной аудитории, что она не только подпитает его, но и вознесет, обогатит, чтобы он снова мог делиться! Это же взаимообразный процесс, это круговорот энергии через творчество, это некий вал, постоянно преодолевающий ту невидимую плотину, которая проходит по линии рампы, вы понимаете меня?
Пальцы молодого творца обхватили колено Саманты покрепче и слегка помассировали. Саманта кивнула, чувствуя, как медленно, но верно начинает гореть лицо. Энергетическая волна, исходящая от этого коротышки, чья восторженность казалась насквозь фальшивой, была ей омерзительна. Она не решалась сбросить с себя нахальную руку, становящуюся все активнее, но увидев, что и вторая рука движется в том же направлении, торопливо встала, чуть не опрокинув стул, и пробормотала, что еще немного подумает, прежде чем записываться на занятия.
– Подумайте, подумайте! – серьезно ответил очень талантливый режиссер. – Но я лично чрезвычайно надеюсь увидеть вас еще раз в нашей замечательной студии.
И он энергично погладил Саманту по спине: точнее сказать, в первой фазе движения его рука ощущалась на пояснице, а в последней оказалась намного ниже. Бедная Саманта, автоматически продолжая улыбаться, попрощалась дрожащим голосом и выскочила за дверь. Ее щеки пылали так, что даже глазам было горячо. Половину дороги от студии до дома она пролетела на автопилоте, даже не пытаясь анализировать свой визит в кузницу будущих гениев сцены. Затем температура щек и ушей немного упала, Саманта сбавила скорость, а потом и вовсе остановилась, заприметив красующиеся в витрине магазина очаровательные ярко-розовые меховые наушники.
«Самодовольный наполеончик, – думала она, глядя на себя в магазинное зеркало. В сочетании со светлыми волосами и белой „дутой“ курткой пушистые наушники смотрелись просто восхитительно. – А я настоящий зайчик – такой миленький! Покупаю эту прелесть без всяких сомнений. Какой же у них царит разврат… Чертовы богемные распутники. В их мире порядочным людям вообще не место. А вот интересно, я понравилась этому полумерку, или он с любой уродиной повел бы себя точно так же? Никогда больше не переступлю порог этой дурацкой студии. Я не смогу так… со всеми подряд. Из-за чего, из-за роли? Нет, нет… Я буду любить только мужа и двоих сыночков. Один займется спортом, а второй музыкой. Неплохо бы выйти замуж годам к двадцати – а то потом кому я буду нужна, такая старуха? Ужасно хочется, чтобы моего будущего мужа звали Питом! Впрочем, глупости, не это главное. Главное, чтобы он был высоким и стройным, умел со вкусом одеваться и классно танцевать. Ах, где бы познакомиться с фигуристом-одиночником, чемпионом мира и Олимпийских игр? Или… с каскадером?»
В свои девятнадцать с половиной лет Саманта никому не решалась признаться, что она еще девственница. Зато Джоди неожиданно для Саманты пустилась во все тяжкие, и это обстоятельство (а также то, что они больше не могли ежедневно видеться) слегка отдалило друг от друга прежде неразлучных подруг. Джоди, действительно перенесшая операцию на глазах, теперь видела зорче сокола, училась в престижном юридическом колледже и перестала считать парней, с которыми переспала, – она гордилась тем, что некоторых из случайных любовников даже не знала по именам. Саманта отчасти недоумевала, как могла ее любимая подружка, от которой, казалось, можно было ждать чего угодно, но только не этого, так низко пасть; отчасти завидовала ей. Как же так: ведь Джоди, столь прытко опередившая подругу по части сексуального взросления, была вопиюще нехороша собой – это не могло не колоть самолюбие миловидной стройненькой Саманты. Джоди уверенно шла по жизни семимильными шагами, а Саманта беспомощно барахталась в какой-то тоскливой мути: она уже поучилась и там, и тут, поработала и там, и тут – но нигде не задержалась, всюду ей было невыносимо скучно, да и сама юность оказалась отнюдь не такой бурной и полной романтических виражей, как ей представлялось в отрочестве. Что до любовных романов, то молодые люди, с которыми она периодически знакомилась, оказывались или на удивление правильными, или до кретинизма неискушенными: дальше неумелых поцелуев дело не шло.
Она по-прежнему жила с родителями, до предела разочаровавшимися в своей дочери. Все их грандиозные, много лет лелеемые надежды рассыпались прахом. Работала в маленьком пункте видеопроката, а по вечерам подолгу болтала с девушками-продавщицами из соседнего букинистического магазинчика обо всем на свете: пустой треп о последних тенденциях в моде благополучно соседствовал с обсуждением перспектив освоения космоса. А вот заставить себя подумать о будущем она никак не могла – ее не оставляла смутная уверенность, что рано или поздно все решится само, время еще есть и не надо его подгонять.
В начале лета Джоди пригласила Саманту на свой день рождения. Празднование проходило в камерной обстановке: гостей явилось всего четверо. Главной героиней вечера неожиданно оказалась приехавшая из какой-то северной провинции двоюродная сестра Джоди, толстушка с прилизанными волосами. Она недавно родила ребенка и целый вечер с упоением звонким голосом рассказывала, через сколько минут после еды ее младенец срыгивает, как часто у него работает желудок и чем она обрабатывает его гноящиеся глазки. Муж–скую часть приглашенных составляли два молчаливых молодых человека: высокий широкоплечий блондин с чувственным ртом и ничего не выражающими пустыми глазами и коренастый смуглый брюнет, проигрывающий своему приятелю по части красоты, но явно опережающий его по части обаяния, живости и остроумия. К тому же рубашка в мелкую белую и синюю клетку замечательно подходила к его черным волосам. Правда, по мере того как молодая мать своими рассказами все глубже погружала юношей в пучины ее счастливого материнства, они все больше мрачнели и скисали. Когда Саманта, помогавшая Джоди менять посуду, выволокла на кухню поднос, груженный грязными тарелками, та негромко предупредила:
– Учти, светленького я уже за–столбила. Бери себе темненького.
Саманта с некоторой досадой передернула плечами и стала составлять тарелки с подноса на кухонный стол.
– Да пожалуйста… Где ты их выкопала, Джоди?
– Блондин учится вместе со мной. Он редкостный зануда и тупица, но хорош собой до чрезвычайности, как ты заметила. Бицепсы, плечи, фактурные ягодицы… Ах, Сэм, я пошла по твоему порочному пути: не удержалась и положила глаз на красавчика, да еще круглого дурака. А не я ли всегда говорила, что идеальный мужчина в моем представлении должен походить на умную морщинистую обезьяну?
– Что-то я не припомню, чтобы тебе нравился Адриано Челентано.
Джоди тихо засмеялась и встряхнула ничем не примечательными мышиными волосами.
– Вероятно, в жизни все надо испытать, Сэм, в том числе и секс со смазливым идиотом. Он, скажу я тебе, никогда бы на меня и не покосился, но я уже написала за него столько блестящих работ, что бедняжка был просто вынужден принять мое приглашение, ибо я – залог его успешной учебы… А еще говорят, что мужчины предпочитают дур! Нет… Вообще банк срывают лишь те дуры, которые пестуют свою псевдодурость с большим умом. Ну а я даже не пытаюсь казаться дурой – мне и так хорошо. Подожди, он до такой степени боится лишиться моей благосклонности, что сегодня ему еще придется остаться, когда прочие гости разойдутся, и потанцевать со мной в темноте! Укладка этого красавца в постель – вопрос техники. Вполне решаемый вопрос… А брюнет – это его приятель. Кажется, он занимается компьютерами. Как он тебе?
Саманта снова пожала плечами:
– Да ничего… Мне все равно, Джоди. Он не в моем вкусе, у него приплюснутый нос, но один вечер в его обществе я вытерплю с легкостью.
Брюнета звали Рой, он, как выяснилось, был старше Саманты ровно на четыре месяца, учился в университете и подрабатывал продавцом-консультантом в магазине по продаже оргтехники. По окончании вечеринки он отправился провожать Саманту (его аполлоноподобный приятель и впрямь решил задержаться у Джоди, хотя особым энтузиазмом его глаза не горели), а по дороге с легкостью заболтал ее, живо прыгая с темы на тему. Особенно Саманту впечатлил его заключительный красочный монолог о том, что хороший психиатр при желании может доказать психическую невменяемость абсолютно любого человека, – но в общем-то так оно и есть: если покопаться в наших мозгах при помощи определенной системы тестов, станет очевидно, что так называемых нормальных людей просто не существует, все мы безумцы в большей или меньшей степени, и у каждого свой заскок. Только его нужно найти. Саманта слушала словоохотливого парня с большим интересом, глядя в его чуть узковатые черные глаза, опушенные густыми и длинными ресницами, и за сорок минут обратного пути прониклась к нему таким уважением, что не задумываясь дала ему номер своего телефона.
